Саша Гитри - «Мемуары шулера» и другое

Когда я слышу, что всякое излишество достойно осуждения, охотно соглашаюсь. Но коли уж считать пороком любое излишество, то и вовсе чураться игры тоже порок — ведь и это тоже чересчур.

Во-первых, кто это сказал, будто игра — порок?

Не иначе, как скупердяй какой-нибудь.

Посудите сами, мы ежедневно рискуем своим здоровьем, своим счастьем, но сомневаемся, стоит ли поставить на кон содержимое своего кошелька — не означает ли это дорожить деньгами куда больше, чем они того заслуживают?!

«Ах, не «надо» играть в азартные игры!» — восклицают те, кто сроду не пробовал.

Это всё равно, что слышать от людей со здоровыми лёгкими: «Ах, не «надо» болеть туберкулёзом!»

Ведь если игра — недуг, то, возможно, это тоже недуг наследственный.

Говорите, азартные игры разоряют?..

И кого же, интересно, они разоряют, эти азартные игры?

Да тех, кто не умеет владеть страстями, или слабонервных. Иными словами, недоумков, слабаков, вечно сомневающихся в себе неудачников — короче, бездарей. Приходилось ли вам слышать, чтобы какой-нибудь выдающийся человек разорился за игорным столиком? Никогда. А ведь большинство незаурядных людей — заядлые игроки. Все, кто разорился из-за игры, рано или поздно нашли бы способ обнищать каким-нибудь другим манером — либо в делах не повезёт, либо женщины оберут до нитки...

Ведь согласитесь, коли повсюду развелось столько придурков, почему бы им и среди игроков не затесаться?

Говорите, игра не может быть занятием?..

А что, по-вашему, прикупить компанию вроде «Ройял Датч», чтобы месяц спустя перепродать её втридорога, занятие более достойное?

Говорите, азартные игры безнравственны?..

И при этом вы поощряете скачки, не осуждаете игры на бирже, хотя и там и тут вряд ли можно сказать, будто все они основаны на чистом везении — это уж не говоря о лотереях, которые к тому же ещё и называют национальными!

Говорите, игроки кончают жизнь самоубийством?

Так вот, те, кто кончают счёты с жизнью, на самом деле вовсе никакие не игроки — разве достоин звания настоящего игрока жалкий тип, способный настолько потерять всякую надежду?..

Самоубийцы на почве азартных игр — это, как правило, люди, игравшие в первый — и в последний — раз в жизни, и к тому же ставившие на кон деньги, принадлежавшие не им, а тем, кого они не удосужились заблаговременно оповестить, как намерены ими распорядиться.

Особую нежность питаю я к курортам-водолечебницам, где и в помине нет никаких целебных вод, где никто ни от чего не лечится и где живут исключительно за счёт игорного бизнеса. Мне кажется, они как небо и земля отличаются от любых других. Такое впечатление, будто существование их временно, иллюзорно, ведь, если разобраться, живут они только благодаря Его Величеству Случаю.

Есть водные курорты, само название которых заранее указывает на какую-то часть нашего организма, где не всё в порядке: почки, печень, кишечник или, скажем, сердце. Поверьте, у меня и в мыслях нет хулить эти славные городки с целебными источниками — но признаюсь, мне куда больше по душе места, где никаких животворных вод нет и в помине. Если вас и называют «водолечебницами», и если вы терпите такое, то разве что из лицемерия — просто потому, что не хватает смелости произнести вслух восхитительную истину.

Впрочем, между нами говоря, к чему всё это лукавство? Не понимаю, зачем вам надо искать какие-то оправдания?

Разве вы ни от чего не исцеляете?

Вы уверены?

Думаете, у нас, ваших пациентов, нет никаких недугов?

А как насчёт печалей? Скуки? Забот? Сомнений?

Неужели это только пустые слова?

Неужели нет болезней с таким названием?

Говорят, игра не исцеляет от недугов?

Какое заблуждение!

Она исцеляет от тяги к игре — а ведь только она способна это сделать.

Можно ли требовать большего?!

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Одетта Клери

Генриетта Корниш

Феликс Монтиньяк, министр по делам почт, телеграфа и телефона

Адриан Корниш, промышленник

Мадлен Крапишо, горничная

Адель Вазавуар, кухарка

Дезире Тронше, дворецкий [13] В прижизненных театральных постановках, а также в первой, авторской экранизации роль Дезире исполнял Саша Гитри.

Кухня парижского особняка. Слева — печь и раковина. В глубине, меж двух дверей — буфет. Справа — входная дверь на кухню с улицы. Посередине — стол, покрытый клеёнкой. Четыре стула. Всевозможная кухонная утварь, само собой, сверкающая и ласкающая взор чистотою.

Когда поднимается занавес, на сцене Мадлен, горничная, и Адель, кухарка, обе сидят. Первая читает газету, вторая блаженно переваривает обед, перед ней бутылка красного вина и стакан.

АДЕЛЬ. Может, винца стаканчик?

МАДЛЕН. Да нет, спасибочки.

АДЕЛЬ. А вот я так не откажусь.

МАДЛЕН. Обычное дело, если кто тебя угощает, стало быть, самому невтерпёж...

АДЕЛЬ. Что это ты там читаешь-то?

МАДЛЕН. Да про дамочку одну, якобы изумруд у неё стащили.

АДЕЛЬ. Надо же...

МАДЛЕН. И само собой, сразу на горничную валить...

АДЕЛЬ. А что, не она?

МАДЛЕН. Да нет, она и украла... (Звонок). Ну что им там опять неймётся?..

Не торопясь складывает газету, поднимается со стула и выходит через дверь, что в глубине сцены. Адель берёт оставленную Мадлен газету и снова разворачивает. Это «Лё Голуа».

АДЕЛЬ. Поглядим, что там у них новенького. (Читает.) «Молодая кухарка, 35 лет, 500 франков в месяц. Вне Парижа просит не предлагать. Писать по адресу: улица Марбо, 11-бис, А.Б.» Ну, это Августина, опять за своё! Не успеет устроиться, уже увольняться!.. Шило в одном месте! (Продолжает читать.) «Лакей, 42 года, 800 франков в месяц». Ишь какой прыткий... Уж этот своего не упустит. (Возвращается Мадлен.) Ну чего они хотели-то?

МАДЛЕН. Бенедиктин, видишь ли, поставить забыла! Семь булылок ликёра на столе, а им именно этого приспичило! Ей до буфета рукой подать, встань да возьми, так нет, чтобы преподать мне урок, её слова, надо было меня потревожить! О-ла-ла! И они ещё хотят, чтобы мы их любили!

Снова усаживается.

АДЕЛЬ. А когда ты вошла, про что они там говорили-то?

МАДЛЕН. Ты ещё спрашиваешь?.. Само собой, про нас!.. О чем им ещё говорить-то?.. К хозяевам когда ни войди, у них только и разговору, что про прислугу. Если, стоит тебе дверь отворить, сразу словно в рот воды набрали, не иначе как гадости про нас говорили... А если, наоборот, как ни в чём не бывало продолжают, стало быть, для наших ушей предназначено, тут уж непременно изобразят, будто не заметили нашего появления, и давай нести околесицу вроде: «А знаете, мадам Такая-то нашла себе потрясающую горничную и представьте, всего за двести франков в месяц...» — или, к примеру: «Лично я, стоит мне заметить, что прислуга на руку не чиста, она у меня и дня не продержится!» Это уже девятый дом, где я в горничных, и провалиться мне на этом месте, если я хоть раз слыхала, чтобы хозяева говорили о чем-нибудь, кроме денег или прислуги... разве что ещё иногда между собой собачатся!