Гарольд Роббинс - Саквояжники (Охотники за удачей, Первопроходцы)

— Да. — Я положил трубку и повернулся к Боннеру. — Я отослал Дженни в гримерную, у меня есть одна идея, которую я хочу проверить.

Распахнулась дверь, и в дверях показалась Дженни. Она медленно, нерешительно прошла в центр комнаты и остановилась перед моим столом. Не спеша повернулась. Ее длинные волосы были уже не светло-каштановые, а белокурые и блестящие. Локоны спускались на шею и плечи, обрамляя загорелое лицо.

— Боже мой! — в изумлении прошептал Боннер. Я посмотрел на него. Глаза режиссера были прикованы к Дженни, губы тихонько шевелились. — Как будто... как будто это стоит она.

— Да, — медленно произнес я, чувствуя, как сжимается сердце. — Рина... Я хочу, чтобы костюмы для нее сделала Элен Гейлард.

— Не знаю, — ответил Боннер. — Она ведь уволилась, думаю, что вернулась на Восток, в Бостон.

Я вспомнил одинокую, печальную коленопреклоненную фигурку на могиле Рины.

— Пошлите ей фотографию Дженни. Она приедет.

Боннер подошел к столу.

— Кстати, — сказал он, — я разговаривал с Остином Гилбертом. Сценарий ему подошел. Завтра он приедет посмотреть пробу, и если актриса ему понравится, он возьмется за работу.

— Хорошо, — сказал я. Так всегда бывало с крупными директорами. Двести тысяч, которые они получали, было для них не главное. Главное, чтобы им понравился сценарий и актеры.

Боннер направился к двери, но остановился на полпути и оглянулся на Дженни.

— Пока, — сказал он на прощание.

— До свидания, мистер Боннер, — вежливо ответила Дженни.

Я кивнул, и он вышел.

— Могу я теперь сесть? — спросила Дженни.

— Пожалуйста.

Она села и стала смотреть, как я перебираю на столе бумаги: предварительная смета, оценка стоимости декораций. Боннер был прав, этот фильм будет стоить больших денег.

— Я обязательно должна быть похожей на нее? — тихо спросила Дженни.

— Что? — я оторвал взгляд от бумаг.

— Я обязательно должна быть похожей на нее?

— Почему ты спрашиваешь?

— Не знаю, — Дженни покачала головой. — Просто чувствую себя как-то неуютно, вот и все. Как будто это больше не я, а моя пустая оболочка. — Я промолчал. — Значит, все, что ты увидел в пробе, это Рину Марлоу? — спросила она.

— Рина была величайшей актрисой, когда-либо появлявшейся на экране, — ответил я.

— Я знаю, — медленно сказала Дженни, — но я не она и никогда ей не стану.

Я посмотрел на нее.

— За две тысячи долларов в неделю ты будешь тем, чем я тебе прикажу быть. — Дженни молча смотрела на меня, взгляд ее был мрачным, и я не мог понять, о чем она думает. — Запомни это, — тихо сказал я. — Тысячи девушек, подобных тебе, ежегодно приезжают в Голливуд. Я могу выбрать любую. И если тебе это не нравится, можешь возвращаться к тому, чем занималась до встречи с Боннером на вечеринке.

Во взгляде Дженни появилась настороженность. Не помешает, если она будет слегка побаиваться меня, а то она слишком самоуверенна.

— А Боннер рассказывал тебе обо мне? — спросила она.

— Он ничего не говорил, да я и не спрашивал. Все, что мне надо о тебе знать, ты рассказала сама. Девушки вроде тебя всегда ищут режиссеров, в надежде произвести на них впечатление. Тебе повезло, ты произвела нужное впечатление на одного из них. Смотри, как бы это впечатление не испарилось.

Дженни облегченно вздохнула, настороженность в ее глазах пропала. Внезапно она улыбнулась.

— Хорошо, босс, как скажешь.

Я вышел из-за стола, подошел к ней и обнял. Губы ее были мягкими и теплыми, глаза закрыты. И в этот момент зазвонил проклятый телефон. Я взял трубку. Это звонил Макаллистер из Нью-Йорка.

— Детективы разыскали Уинтропа, — сказал он.

— Хорошо. Свяжись с ним и вели ему притащить сюда свою задницу.

— Агент сказал, что он никуда не поедет.

— Тогда позвони Монике и попроси ее поговорить с отцом, ее он послушает.

— Я звонил, — быстро сказал Макаллистер, — но она сегодня выехала в Калифорнию на студию «Двадцатый век». Если тебе нужен Уинтроп, то лучше поговори с ним сам.

— Я слишком занят, чтобы ехать в Нью-Йорк.

— А этого делать и не надо, Эймос в Чикаго. В местном детективном агентстве тебе объяснят, где его найти.

— В Чикаго? Тогда, пожалуй, я смогу съездить к нему.

Я положил трубку и посмотрел на Дженни.

— Наступает уик-энд, — тихо сказала она, — я ничем не занята. Чикаго великий город.

— Ты поедешь? — спросил я.

Она кивнула.

— Мы ведь полетим, правда?

— Обязательно, — ответил я.

Дженни посмотрела на меня.

— Вот как надо путешествовать, — сказала она, — в нашем распоряжении целый самолет.

Я оглядел пустой салон самолета, который Баз выделил для нашего полета после моего звонка. Было уже почти девять, и, взглянув на часы, я переставил их на два часа по чикагскому времени. Стало слегка закладывать уши, значит, мы набирали высоту.

— Наверное, это здорово — владеть авиакомпанией? — с улыбкой спросила Дженни.

— Это очень удобно, особенно когда спешишь куда-нибудь.

— Я тебя не понимаю.

— Что ты не понимаешь, девочка?

— Тебя, ты меня просто удивляешь. Большинство мужчин я понимаю, они намечают себе какую-нибудь цель и сосредотачиваются на ней. А ты совсем другое дело, у тебя уже все есть.

— Не все.

Она кивнула на огни Чикаго, сверкавшие под нами.

— Ты имеешь в виду, что вот это не принадлежит тебе?

— Это верно, но мне много и не надо, вполне хватает того, что я имею здесь.

Ее глаза затуманились.

— А что если самолет потерпит аварию?

Я щелкнул пальцами.

— Ну и черт с ним, легко пришел — легко уйдет.

— Именно так?

— Именно так.

Дженни глянула на секунду в окно и повернулась ко мне.

— Я думаю, что точно так ты относишься и ко мне.

— Я говорил не о тебе, — ответил я, — а о самолете.

— Знаю, но на самом деле это одно и тоже. Твоей собственностью является каждый, кто работает на тебя, и если даже ты сам не стремишься к этому, то это за тебя делают деньги.

— Деньги делают многое для меня, — сказал я.

— Почему ты тогда не позволяешь им купить тебе ботинки?

Я посмотрел на свои ноги — я сидел в одних носках.

— Не волнуйся, у меня есть ботинки, они где-то здесь, в самолете.

Она засмеялась, потом снова стала серьезной.

— Деньги могут купить тебе время, они также позволяют тебе делать людей такими, какими ты их хочешь видеть.

Я удивленно вскинул брови.

— А я и не знал, что ты не только актриса, но и философ.

— Ты еще не знаешь, актриса ли я.

— Лучше бы ты оказалась актрисой, иначе я буду выглядеть круглым дураком.

— А тебе бы этого не хотелось?

— Дураком выглядеть никому не хочется, и я не исключение.

— Тогда почему ты берешься за такое дело, Джонас? Тебе ведь это совсем не нужно. В деньгах ты не нуждаешься, для чего тебе делать фильмы?