Наталия Осс - Антиглянец

Я еще порылась в бумажках и вытянула: «Психологическая готовность предпринимателей к партнерству. Стратегический инвестор входит в акционерный капитал, в совет директоров, он сможет блокировать ваши решения…» Ха, ха, ха! Никогда ничего этого в журнале Gloss не будет. Допустить, чтобы Мохаммед Аль-Файед блокировал решения Волковой?!

Я поставила точку. И поняла, что в очередной раз сделала бесполезную работу.

К Волковой я приехала, когда луна бледно-лимонной долькой висела над фарфоровыми чашками, расставленными на широком столе веранды. Мы пили чай. Аня, утомленная солнцем, качалась в плетеном кресле и лениво просматривала папку с документами.

– Алена, а почему вы цифры не проставили?

Офигеть! А я что, знаю реальный процент прибыли? Финансовые скелеты Gloss надежно хранил сейф Затуловской. Еще бы, показывать мне, сколько приносит моя эксплуатация?

– А я их и не знаю.

– Да? Странно… А почему вы не в курсе? Собираетесь быть издателем, а до сих пор не потрудились узнать. Варенье пробуйте, специально для вас открыла.

Я иногда думала, что это такая форма садизма. Подманить Каштанку куском мяса, чтобы ее высечь потом.

– Я руководствовалась соображениями деликатности. Вы с Мариной Павловной посовещаетесь и решите, что конкретно вы готовы показывать Мохаммеду.

Какой бредовый разговор.

– А… В любом случае, у нас в понедельник с Мариной совещание по этому проекту.

Как? А зачем я сегодня к ней ехала?! Почти двести километров по жаре – с дачи, в Москву, опять на дачу. Мне захотелось ее ударить. Или завыть на лимонную луну волком. Волковым… А где, кстати, ее муж? Все разбирается с Настей?

Я собиралась уже сесть в свою Бурашку, и Аня бросила мне напоследок:

– Алена, у вас ведь скоро день рождения?

– Да, 1 июля.

– Вы машину себе подарите. Вам пора на другой ездить!

Это было хуже, чем битва Миранды Пристли со свой ассистенткой. Андреа обслуживала интересы Миранды, вещи Миранды, собачек Миранды. Я обслуживала комплексы и фобии. Такое впечатление, что, вырывая из душ, тел и графиков подчиненных кусок за куском, Волкова компенсировала недостаток любви – если терпишь, значит, любишь. Она тащила из нас жилы и наматывала на барабан своего сердца, вращавшийся вхолостую.

Человек с ружьем открыл передо мной шлагбаум, и я вырвалась, наконец, из резервации коттеджного поселка на большую дорогу Рублевку. Черт! И в начале двенадцатого у них тут пробка. Что, так много менеджеров едут к своим хозяевам, чтобы покормить их собачек у бассейна? Перед Барвихой мы встали. Что там такое сегодня? Я медленно продвигалась вперед, наконец показалась деревенька Luxury Village. Ух ты, да тут народное гуляние… Небо долбили рейвом прожектора. Что справляем сегодня?

Мне тоже бы надо наградить себя за мучения сегодняшнего дня. Я порылась в бардачке – туда я складывала недельный улов нарядных конвертов, адресованных «г-же главному редактору», на случай, если выеду с работы раньше десяти вечера. Неотоваренные приглашения скапливались и потом на­ходили последний приют в мусорном баке возле дома. Приглашения посетить Рублевку в выходные я не использовала никогда – если не Богу посвятить седьмой день, то уж и не Мамоне. Надо же, нашла! «Уважаемая… автосалон… на традиционную вечеринку Barviha Luxury Car и презентацию нового купе Bentley Brooklands…» Так «Бентли» же наша любимая тачка! Мне, может, тоже такую купить?

Я внаглую сунула нос в гущу машин, разрезав встречную пробку напополам, выстояла очередь на подземную парковку, нырнула в катакомбы, приткнула Бурашку на единственное свободное место в запрещенной зоне, обозначенной полосатым пограничным скотчем, и заскрипела каблуками по резиновому покрытию – быстрее туда, на волю, где рейв и драйв.

На площади было не протолкнуться. Девушки-промоутерши, скучавшие за опустевшими липкими стойками, где только что закончили наливать, кадрились с местными парнями. Парни были деревенские, из окрестных Жуковок-Барвих. Молодежь. Дискотека авария. Раздача еды тоже закончилась, пластиковые тарелки с вышелушенными тарталетками валялись в беспорядке на пустых столах. Я приехала в самый разгар. Летом будет жарко – так предсказали в фильме «Жара». Белые штаны, белые платья, загорелые коленки, плечи, груди… Народ, распаренный, расслабленный, ленивый, слонялся туда-сюда, топтался возле сцены. Что-то было в этом курортное, провинциальное, из давно забытых профсоюзных времен, когда обитатели санатория вываливали после ужина на вечерние танцы. Только на площади топтались не пожилые тренировочные папики, а их внучата, прошедшие тюнинг и апгрейд. И ни одного знакомого медийного лица. Правильно, здесь же только местные, это их деревенская гулянка.

Как не походила эта толпа на счастливых газированных французов на Каннской набережной… Какие мрачные, тяжелые взгляды, под которыми прибивается к земле придорожная летняя пыль. А с чего бы это – жизнь-то удалась, мазнули черной икрой по красной. Но выглядели они так трагически неуверенно, как будто разбогатели случайно или от большого несчастья. Болталась на них новая жизнь, как вытянутые отцовские синие треники, никак не получалось подшить по фигуре…

Мы с Мишкой как-то обсуждали книжку «Casual» и вообще рублевскую девичью прозу, и он сказал:

– Это такие книги-вуду, новый литературный жанр. Они пытаются доказать самим себе, что живут на Рублевке и это им не снится. Знаешь, что такое вудуизм? Ставят свою куклу в центр Барвихи, люди подходят, колют иголками, щипают за жопу. Чем больнее щипают, тем лучше. Значит, не снится…

Я двинула в автосалон. Там стояли чистые невинные машинки, трепещущие, как конфирмантки в ожидании – как сложится их судьба, в чьи нескромные руки они попадут, – мужчин, мальчиков, девиц? Кто будет гладить их кожу, вставлять в них ключ, насиловать юный мотор… Что это будет – любовь или смерть? Я вспомнила убитую на дороге машинку. Точно такая же стояла здесь – вот она, нарядная, на праздник к ним пришла. Bentley Continental. Совершенство… Вокруг машины клубились дети, лет 18—20. Потенциальные покупатели. Лезли внутрь, крутили руль, давили на клаксон, мучители каштанок… Как же я люблю машины. Они ни в чем не виноваты, ни в ценниках на стекле, ни в подростковых комплексах покупателей. Они прекрасны сами по себе… Села за руль «Феррари». Не нравится. Слишком мужская. А вот «Мазерати» хороша… Изящная, высокомерная. Абсолютная гламурная красотка. Шляпу сюда, очки и Одри Хепберн! Невозможно, все-таки, сопротивляться очарованию красоты. Гламуром это называется или нет. Ну хорошо, согласна, пусть гламур. Слово, которое теперь надо ставить через запятую после слова красота. Но совершенства форм и полноту содержания это не отменяет. «Вы – царица экрана и моды, вы пушисты, светлы и нахальны… и летит, напряженно и дально, голубая „Испано Суиза“…» Жаль, нет песен про «Мазерати».