Эн­ни Прул - Корабельные новости

— Еще один дол­лар для ме­ня! — взвизг­ну­ла Бан­ни, кру­жась на за­сы­пан­ном пес­ком по­лу. Из окон бы­ла вид­на хо­лод­ная и спо­кой­ная мор­ская гладь.

Ку­ойл вы­шел на ули­цу. Ве­тер по­ка­зал­ся ему слад­ким, как ве­сен­няя во­да стра­даю­ще­му от жа­ж­ды. Те­туш­ка все еще бы­ла в до­ме, каш­ля­ла и поч­ти пла­ка­та.

— Вот стол, бла­го­сло­вен­ный стол, ста­рые сту­лья, печь. Бо­же мой, мет­ла так и ви­сит на сте­не, где она все­гда ви­се­ла! — Она схва­ти­лась за де­ре­вян­ную ру­ко­ят­ку. Ист­лев­ший узел ра­зо­рвал­ся, и пру­тья брыз­ну­ли во все сто­ро­ны, ос­та­вив ее сто­ять с го­лой пал­кой в ру­ке. Она уви­де­ла, что у пе­чи про­ржа­ве­ла тру­ба, у сто­ла под­гни­ли нож­ки, а сту­лья рас­со­хлись.

— Ему нуж­на хо­зяй­ская ру­ка. Ма­ма все­гда так го­во­ри­ла.

Те­перь она бро­ди­ла по ком­на­там и пе­ре­во­ра­чи­ва­ла фо­то­гра­фии, сы­пав­шие раз­би­тым стек­лом. Она дер­жа­ла в ру­ках сни­мок из се­мей­ной хро­ни­ки, на ко­то­ром бы­ла изо­бра­же­на мерт­вая жен­щи­на с на­по­ло­ви­ну при­кры­ты­ми гла­за­ми и за­пя­сть­я­ми, пе­ре­вя­зан­ны­ми по­лос­ка­ми бе­лой тка­ни. Вы­со­хшее те­ло ле­жа­ло на ку­хон­ном сто­ле, а ря­дом к сте­не был при­сло­нен гроб.

— Те­тя Эл­ти. Она умер­ла от ту­бер­ку­ле­за. — Она взя­ла сле­дую­щий, на ко­то­ром тол­стая жен­щи­на дер­жа­ла в ру­ках ку­ри­цу. — А это те­туш­ка Пин­ки. Она бы­ла та­кая пол­ная, что не по­ме­ща­лась в туа­ле­те, и ей при­хо­ди­лось ста­вить гор­шок на кро­вать, что­бы по­пи­сать.

Квад­рат­ные ком­на­ты, вы­со­кие по­тол­ки. Свет как во­да про­са­чи­вал­ся сквозь сот­ни по­бле­ски­ваю­щих ды­ро­чек в кры­ше, раз­би­вал­ся о бал­ки. Вот спаль­ня. Она зна­ла этот ри­су­нок тре­щин на по­тол­ке луч­ше, чем лю­бое дру­гое яв­ле­ние сво­ей жиз­ни. Она не на­хо­ди­ла в се­бе сил, что­бы по­смот­реть на не­го сно­ва. Вни­зу она сно­ва кос­ну­лась сту­ла с по­тре­скав­шей­ся крас­кой, за­ме­ти­ла, что пе­ре­кла­ди­ны, слу­жив­шие под­став­кой для ног, бы­ли из­но­ше­ны поч­ти до ос­но­ва­ния. Две по­ло­ви­цы про­гну­лись под ее ве­сом, де­ре­во бы­ло по­хо­же на об­на­жен­ную ко­жу. От­шли­фо­ван­ный во­дой ка­мень в ка­че­ст­ве ог­ра­ни­чи­те­ля для две­ри. И три свя­зан­ных шну­ром кам­ня-та­лис­ма­на, что­бы хра­нить дом от зла.

Че­рез час Ку­ойл уже ко­по­шил­ся воз­ле раз­ве­ден­но­го ко­ст­ра, а те­туш­ка вы­тас­ки­ва­ла про­дук­ты из ко­роб­ки. Там бы­ли яй­ца, па­кет с рас­кро­шив­шим­ся хле­бом, мас­ло и джем. Сан­шайн при­жа­лась к те­туш­ке, хва­тая сле­дом за ней па­ке­ты. Де­воч­ка рас­кры­ла упа­ков­ку с мас­лом, а те­туш­ка ста­ла на­ма­зы­вать его на хлеб де­ре­вян­ной ще­пой вме­сто но­жа. Гор­буш­ка дос­та­лась ста­рой со­ба­ке. Бан­ни бро­са­ла в во­ду кам­ни. По­сле ка­ж­до­го бро­ска пен­ные гу­бы во­ды смы­ка­лись над кам­нем.

Они си­де­ли воз­ле ко­ст­ра бок о бок. Те­туш­ке по­ду­ма­лось, что струй­ка ды­ма под­ни­ма­лась вверх, как жерт­ва все­со­жже­ния с ка­мен­но­го ал­та­ря. Она на­блю­да­ла за тем, как дым рас­тво­ря­ет­ся в не­бе. Бан­ни и Сан­шайн льну­ли к Ку­ой­лу. Бан­ни свер­ну­ла свой ку­сок хле­ба с мас­лом в ру­лет, и джем вы­гля­ды­вал с его кон­ца, как гла­зок элек­три­че­ской ду­хов­ки. Она то­же смот­ре­ла на струю ды­ма.

— Пап, а по­че­му дым кру­жит­ся?

Ку­ойл сде­лал из хле­ба кру­жоч­ки, от­щип­нул ку­соч­ки яй­ца, по­ло­жил их на хлеб и ска­зал: «Вот ле­тит ма­лень­кий жел­тый цы­п­ле­нок пря­мо в ло­го­во лю­до­еда!» И стал под­бра­сы­вать хлеб так, что­бы он па­дал Сан­шайн пря­мо в рот. Де­ти сно­ва вско­чи­ли и убе­жа­ли, за­кру­жи­ли воз­ле до­ма, пе­ре­пры­ги­вая че­рез про­ржа­вев­шие тро­сы, удер­жи­ваю­щие дом на кам­не.

— Пап, — ска­за­ла за­пы­хав­шая­ся Бан­ни, дер­жа в ру­ках два кам­ня и сту­ча ими друг о дру­га. — А Пе­тал боль­ше не бу­дет с на­ми жить?

Ку­ойл ос­тол­бе­нел. Он объ­яс­нял де­тям, что Пе­тал боль­ше нет, что она ус­ну­ла и ни­ко­гда не про­снет­ся. Не да­вая соб­ст­вен­но­му го­рю вы­рвать­ся на­ру­жу, он чи­тал де­воч­кам кни­гу, ко­то­рую им пре­дос­та­ви­ли ра­бот­ни­ки со­ци­аль­ной служ­бы. Она на­зы­ва­лась « Как объ­яс­нитъ ре­бен­ку смерть близ­ко­го че­ло­ве­ка ».

— Нет, Бан­ни. Она спит. Она в раю. Пом­нишь, я те­бе рас­ска­зы­вал? — Он хо­тел за­щи­тить их и не брал с со­бой на по­хо­ро­ны. Они ни­ко­гда не слы­ша­ли от не­го сло­ва «умер­ла».

— А она не мо­жет про­снуть­ся?

— Нет. Она ус­ну­ла на­все­гда и боль­ше не про­снет­ся.

— Ты пла­кал, па­па. Ты упер­ся лбом в хо­ло­диль­ник и пла­кал.

— Да, — ска­зал Ку­ойл.

— А я не пла­ка­ла. Я ду­ма­ла, что она вер­нет­ся. Она бы да­ла мне по­но­сить свои го­лу­бые бу­сы.

— Нет, она не мо­жет вер­нуть­ся. — И Ку­ойл уже от­дал бла­го­тво­ри­тель­ной ор­га­ни­за­ции ее го­лу­бые бу­сы и все ее це­поч­ки и ук­ра­ше­ния, охап­ки яр­кой, как са­мо­цве­ты, оде­ж­ды, глу­пую бар­хат­ную ша­поч­ку, рас­ши­тую стра­за­ми, жел­тые ло­си­ны, шу­бу из ис­кус­ст­вен­ной ли­си­цы и да­же на­по­ло­ви­ну пус­тые фла­ко­ны с ду­ха­ми «Тре­зор».

— Ес­ли бы я ус­ну­ла, то обя­за­тель­но про­сну­лась бы, — ска­за­ла Бан­ни и ото­шла от не­го, на­прав­ля­ясь к до­му.

Бан­ни бы­ла там од­на, там, где низ­ко­рос­лые де­рев­ца при­жи­ма­лись к под­но­жью кам­ня. Пах­ло смо­лой и со­лью. За до­мом был ус­туп. Из уг­луб­ле­ния бе­жал ма­лень­кий ру­че­ек. С той сто­ро­ны, где на дом не па­дал сол­неч­ный свет, он был про­тив­но­го зе­ле­но­го цве­та. Она по­смот­ре­ла вверх, и ей по­ка­за­лось, что сте­ны раз­бух­ли и вот-вот упа­дут. Она от­вер­ну­лась и за­мер­ла. Кус­ты за­ше­ве­ли­лись, как чьи-то но­ги под одея­лом. Пе­ред ней стоя­ла стран­ная со­ба­ка: бе­лая, ка­кой-то не­пра­виль­ной фор­мы, со спу­тан­ной шер­стью. Ее гла­за бле­сте­ли, как влаж­ные яго­ды. Она стоя­ла и смот­ре­ла на де­воч­ку. Чер­ная пасть бы­ла рас­кры­та, а ме­ж­ду зу­ба­ми, ка­за­лось, тор­ча­ла же­ст­кая шерсть. Вне­зап­но она рас­тво­ри­лась в воз­ду­хе, как дым.

Де­воч­ка за­виз­жа­ла и кри­ча­ла до тех пор, по­ка к ней не под­бе­жал Ку­ойл. Она за­бра­лась на не­го с кри­ка­ми о том, что­бы он ее спас. Поз­же он про­шел че­рез весь кус­тар­ник, ко­ло­тя по не­му пал­кой, но не на­шел ни­ка­кой со­ба­ки. Не бы­ло да­же при­зна­ков ее су­ще­ст­во­ва­ния. Те­туш­ка ска­за­ла, что в ста­рые вре­ме­на, ко­гда поч­таль­о­ны ез­ди­ли на по­воз­ках и лю­ди пе­ре­во­зи­ли дро­ва для пе­чей на со­бачь­их уп­ряж­ках, у ка­ж­дой се­мьи бы­ли соб­ст­вен­ные сто­ро­же­вые ез­до­вые псы. Она с со­мне­ни­ем пред­по­ло­жи­ла, что ка­кая-ни­будь из тех со­бак мог­ла оди­чать и при­жить­ся в ле­су. Уор­рен со­пе­ла безо вся­ко­го эн­ту­зи­аз­ма, не же­лая при­ню­хи­вать­ся и брать след.