Ирвин Шоу - Две недели в другом городе

Холт улыбнулся, сверкнув идеальными вставными зубами, и кивнул головой в сторону Тачино.

Вы знали, что в 1945 году он торговал с тележки на улицах Неаполя излишками, оставшимися у американской армии? – Нет, не знал, – ответил Джек.

– Обувь, одеяла, фляги, сухие пайки словом, он был проде старьевщика. Но он умел смотреть вперед. Я ценю это качество, – заявил Холт, торжественностью тона напоминая президента фирмы, выступающего с годовым отчетом. – Люблю предприимчивых людей, сделавших себя своими собственными руками. Легко нахожу с ними общий язык. Какой бы национальности, мистер Эндрус, они ни были. Мистер Тачино – Итальянец, но вы посмотрите, чего он добился. Что у него общего с теми графами-дегенератами, которых можно встретить в этих краях?

Холт бросил неприязненный взгляд на площадку для танцев; презрительно изогнутые губы говорили о том, что среди танцующих мужчин, по его мнению, немало графов-дегенератов.

– Самое притягательное в кинобизнесе, – с энтузиазмом в голосе произнес мистер Холт, – это возможность общения с интересными людьми.

– Верно, – согласился Джек. – Иногда здесь встречаются забавные типы.

– Возьмем, к примеру, мистера Делани. Где еще можно встретить столь интересного человека?

Холт наградил режиссера той улыбкой, которой раньше он выразил свое уважение к Тачино. Делани все еще беседовал с Тачино, не замечая восхищения, излучаемого в его сторону с другого края стола; ласковые пальцы исполнительницы главной роли, унизанные кольцами, по-прежнему касались бедра режиссера. Джек тоже посмотрел на Делани, но не столь восхищенно, как Холт. Десять лет назад Делани не сидел бы здесь, радуясь, как глупец, этим расчетливым тайным ласкам. Десять лет назад он бы рассерженно схватил эту руку, шлепнул ею об стол, чтобы привлечь внимание людей, и велел женщине вести себя прилично.

– А эта прелестная девушка, – сказал Холт, почтительно наклонив голову в сторону Барзелли. – Когда вы видите кинозвезд на экране, вам и в голову не придет, что они могут быть такими простыми, добрыми людьми. И благодарными.

Холт постучал костяшками по столу, желая подчеркнуть сказанное. Как многие люди, обладающие большими возможностями, он весьма высоко ценил чувство благодарности.

– Это просто трогательно, какое чувство благодарности испытывает она к мистеру Делани. Мисс Барзелли сказала мне, что Делани – первый режиссер, который понял ее. Она даже готова сняться в трех его следующих картинах бесплатно, только ради удовольствия работать с ним.

Как же, подумал Джек, глядя на вялое, скучающее лицо Барзелли. Даром. Подожди, когда ее агент явится с контрактом.

– Мама от нее просто без ума, – сказал Холт.

– Кто, кто? – спросил Джек, решив, что он что-то прослушал. – Извините.

– Мама, – повторил американец. – Миссис Холт.

– А, – сказал Джек и, желая увести беседу подальше от кино, спросил Холта: – У вас есть дети?

– Нет, – отозвался Холт и вздохнул.

Миссис Холт одновременно прикладывала платок к глазам и пила шестой бокал шампанского. Мистер Холт, смешно вытянув губы, помахал ей пальцами, как няня, забавляющая лежащего в коляске младенца.

– Нет, – снова сказал он, – у нас нет детей. Здесь для нее идеальное место. Я имею в виду Рим. Она все дни проводит в музеях. Уже посетила все церкви. Она – католичка, но у нее очень артистическая натура. До замужества она преподавала игру на фортепиано в Талсе. У нас дома два больших рояля. Мы здесь живем в палаццо – по-итальянски это значит «дворец», – но пианино там сломано. Во время войны дом занимали немцы.

Вероятно, мне следует встать, вернуться в отель и поискать Брезача. Он хоть и держал в руке нож, но разговаривать с ним было интереснее.

– Мама очень хочет, чтобы я основал компанию с мистером Тачино и мистером Делани. Для производства трех картин, – сказал Холт, смакуя терминологию волшебного мира. – К тому же ей нравится жить за границей в недорогом палаццо. У нее есть брат – знаете, какими иногда бывают братья…

Холт виновато улыбнулся.

– Он ее моложе. Неплохой, в сущности, парень, только никак не может найти применения своим талантам. Я взял его в свою фирму, но через два года мои партнеры взбунтовались. Сейчас мы хотим сделать из него помощника продюсера, это такой человек, который…

– Я знаю, – перебил его Джек.

– Сейчас он обходится мне ежегодно в двадцать – двадцать пять тысяч, – сказал Холт. – Но, став помощником продюсера, он будет получать пятьдесят тысяч в год, не стоя мне и цента. Мама будет счастлива, – с нежностью в голосе добавил Холт.

Джек внезапно как бы увидел нового Холта – сильного, способного, трудолюбивого нефтедобытчика, работягу, игрока, босса, возвращающегося из своей конторы в Оклахоме, где идет отчаянная схватка, где рушатся и переходят из рук в руки империи, домой, к своей жене-алкоголичке, бренчащей на одном из двух больших роялей, возле которого стоит на полу бутылка виски, к ее непутевому братцу, потерпевшему очередную неудачу и просящему очередные десять тысяч (клянусь, это в последний раз…). Нежный поцелуй, спасительная чековая книжка. Вся решимость и твердость оставлены за порогом; подпись на чеке служит страстным признанием в любви к несчастной гибнущей женщине, на которой он женился.

Джек забыл всю пустую болтовню, которую ему пришлось слушать ранее; разглядывая морщинистое фермерское лицо с живыми добрыми глазами, он сочувственно улыбнулся Холту.

На лице Холта появилось новое, как бы отраженное, выражение; он словно уловил перемену, происшедшую в душе Джека, и неожиданно слегка похлопал Эндруса по тыльной стороне руки, благодаря его за понимание. Его ладонь была твердой и мозолистой. Я его недооценил, подумал Джек, за банальностью фраз и простоватой внешностью управляющего ранчо скрывается умный и чуткий человек. Чтобы добраться до Персидского залива, надо иметь голову на плечах.

– Мы все благодарны вам за то, – торжественным тоном произнес Холт, – что вы, мистер Эндрус, согласились приехать сюда и помочь нам выбраться из того затруднительного положения, в которое поставил нас мистер Стайлз.

– Приглашение в Рим оказалось для меня приятным сюрпризом, – искренне сказал Джек.

– Мистер Делани поведал мне историю вашей жизни, – продолжал Холт, – и я рад, что имею сегодня возможность поделиться с вами некоторыми своими мыслями. Я знаю, что вы работаете в государственном аппарате.

– В НАТО, – уточнил Джек.

– Ну, это то же самое, – отозвался Холт, отказываясь различать организации, которые содержатся общественной казной.

Он улыбнулся, сверкнув вставными зубами.

– Надеюсь, что ваше чувство долга не заставит вас сообщить властям все, что я говорил сегодня о налогах.