Ирвин Шоу - Две недели в другом городе

Хорошо, – сказал Джек. – Если я правильно тебя понял, ты сохраняешь за собой право убить меня.

– Да, – подтвердил Брезач.

– Что тебя заставило пойти на временное перемирие? – поинтересовался Джек.

– Я хочу поговорить с вами, – сказал Брезач. – Мне надо кое-что у вас узнать.

– Почему ты решил, что я стану с тобой разговаривать? Вы же находитесь здесь, – сказал Брезач. – Вы впустили меня в номер. Говорите со мной, верно?

– Послушай, Брезач, – сказал Джек, – я тоже предупрежу тебя кое о чем. Я могу через пару минут взять телефонную трубку и попросить администратора прислать сюда полицию. У тебя будут серьезные неприятности, если я заявлю под присягой, что ты грозил убить меня.

– Вы этого не сделаете, – произнес Брезач.

– Не уверен, – отозвался Джек.

– Тогда все раскроется, – спокойно сказал Брезач. – Попадет в прессу. Ваша жена узнает. Ваше начальство – тоже. Как долго вам удастся оставаться на государственной службе после того, как газеты сообщат о том, что у вас в Риме возникли неприятности из-за связи с молодой итальянкой?

Он хоть и тощий, подумал Джек, а все-таки, наверно, мне следует ему вмазать.

– Нет, – сказал Брезач, – вы не позовете полицию. Он с жадностью отпил виски с содовой.

– Это я вычислил.

Опустошив бокал, Брезач поставил его на пол.

– Вы сегодня виделись с Вероникой?

– Да, – ответил Джек. – Мы были на ленче в ресторане. Тебе сообщить меню?

– Какое у нее настроение?

Брезач подался вперед, пытаясь понять по лицу Джека, правду ли он говорит.

– Превосходное, – безжалостно произнес Джек, мстя Брезачу за то, что юноша упомянул его жену и работу. – Она вся трепещет от счастья.

– Не издевайтесь надо мной.

Брезач попытался придать своему голосу грозную окраску, но он прозвучал обиженно, печально.

– Где она сейчас? Куда переехала?

– Не знаю, – ответил Джек. – Если бы знал, не сказал бы. Что она обо мне говорила?

Джек задумался. Желание быть жестоким прошло. Ничего, – соврал он.

– Я вам не верю, – сказал Брезач. – Не обманывайте меня. Я и так очень нервный. Если будете лгать мне, я за себя не ручаюсь.

– Если ты будешь угрожать, – сказал Джек, я вышвырну тебя отсюда немедленно.

– Ладно, ладно.

Брезач выставил вперед руки, раздвинув пальцы, словно бейсбольный тренер, который велит игроку оставаться на своей базе.

– Я буду спокоен. Я изо всех сил буду стараться не терять самообладания. Я пришел сюда не для того, чтобы драться с вами. Я хочу задать вам несколько вопросов. Вполне разумных вопросов. Все, чего я хочу, – это услышать честные ответы на них. Я имею на это право, – с вызовом произнес он. – Вы со мной согласны? Ответьте хотя бы на пару вопросов.

– Что ты хочешь узнать? – спросил Джек. Нескрываемые страдания юноши, душевная незащищенность

Брезача вызвали у Джека инстинктивное стремление уменьшить его боль.

– Первый и весьма важный вопрос, – невнятно пробормотал юноша в поднятый воротник, опустив подбородок на грудь. – Вы ее любите?

Джек молчал, но не потому, что хотел поточнее сформулировать искренний ответ – это не составило бы ему труда; он боялся причинить Брезачу дополнительные мучения.

Черт возьми, Эндрус, повысил голос Брезач, – не сочиняйте ничего. Ответьте – да или нет?

– Ну, тогда – нет, – сказал Джек.

– Значит, – произнес юноша, – она для вас – ну, просто развлечение.

– Возможно, ты обрадуешься, узнав, что тебе удалось его сильно испортить.

– Вы ей об этом сказали? – не унимался Брезач.

– О чем?

– Что не любите ее.

– Так вопрос не ставился, – ответил Джек.

– Я люблю ее, – глухо сказал Брезач.

Он уставился на Джека, следя за его реакцией. Джек ничего не произнес. Брезач возбужденно потер руки, как бы согревая их.

– Вы что-нибудь скажете? – спросил Брезач.

– Каких слов ты от меня ждешь? – отозвался Джек. – Я должен прийти в умиление?

– Я хочу жениться на ней, – прошептал Брезач. – Я десять раз делал ей предложение. Только формальность мешает нам зарегистрировать брак.

– – Что? – с недоумением в голосе произнес Джек.

– Формальность. Она – католичка. Ее родители весьма религиозны. Я – атеист. Даже ради нее я не смог бы совершить этот лицемерный шаг…

– Понимаю, – отозвался Джек, вспомнив Холтов. Похоже, в Риме религия порождает еще больше проблем, чем в любом ином месте.

– Но она колебалась, – сказал Брезач. – Каждый уикенд она отправляется к своим родителям во Флоренцию, и они оказывают на нее давление, принуждают ходить к мессе. Но это – вопрос времени. Она знает, что рано или поздно я пойду на все. Знает, что я не могу без нее жить.

– Ерунда, – резко произнес Джек. – Любой человек может жить без кого угодно.

– Какая гадость, – сказал Брезач. Вскочив, он принялся расхаживать по комнате.

– Гадость. Бездушный цинизм. Это то, из-за чего я ненавижу старость, – добавил Брезач. – Если бы я позволил себе стать таким бездушным циником, я бы убил себя. Лучше умереть до тридцати лет, чем превратиться в человека, подобного вам. Уверен, в моем возрасте вы не были таким. Я вас видел. На экране. Вы тогда еще не начали портиться.

Джек не спускал глаз с Брезача; теперь, когда юноша поднялся со стула, он был способен в любой миг совершить нечто опасное для Эндруса. Джек ощутил, что снова начинает испытывать злость. Отчасти это обуславливалось тем, что в каком-то смысле Брезач был прав – в двадцать пять лет Джек не сказал бы, что любой человек может жить без кого угодно.

– Следи за своим языком, – предупредил Джек юношу. – Я тебя слушаю, хотя сам не знаю, почему я это делаю, но я не позволю тебе оскорблять меня.

– Когда мы познакомились, она была девушкой, – громкой скороговоркой выпалил Брезач. – Прошло четыре месяца, прежде чем я попытался поцеловать ее. Когда она перебралась в мою комнату, я сказал себе: «Наконец моя жизнь чего-то стоит». И вот она встречает вас; вы за какие-то полчаса отняли ее у меня. Вы – старый, – он усмехнулся, глядя на Джека, и уголок его рта, как всегда в момент волнения, дернулся, – толстый, женатый…

Последнее слово Брезач произнес таким тоном, будто оно обозначало какое-то постыдное извращение.

– Самодовольный клерк. Человек, которому не хватило мужества постоять за свой талант. Чиновник, с утра до вечера изобретающий у себя в кабинете всевозможные способы взорвать земной шар…

– Мне кажется, – заметил Джек, – у тебя превратное представление о том, чем я занимаюсь в НАТО. Похоже, ты начитался коммунистических газет.

– Да это все написано на вашем лице, – взорвался Брезач, шагая по гостиной. – Слабоволие, развращенность, коварство, похоть. Вы безобразны! Вы – безобразный старик! А она из-за вас бросила меня. Я вам скажу кое-что еще, – исступленно закричал Брезач. – Я – красавец! Спросите ее сами, называла она меня красавцем или нет.