Виктория Токарева - Неромантичный человек

— Посиди в кустах у Сукина болота.

— А зачем? — Мишка выпрямился и перестал мыть свою машину.

— Там Танька с лётчиком. Гуляют! — крикнула Вероника.

— А моё какое дело!

— Как лётчик к ней полезет целоваться, ты выходишь и говоришь: «Таня, иди домой, тебя папа зовёт».

А дальше действие развивалось следующим образом: лётчик все прохаживался взад-вперёд, ожидая того, кто его вызвал повесткой, Танька смотрела в спину лётчика, а когда он оборачивался, тут же отводила глаза и напряжённо смотрела перед собой.

Лётчику надоело ждать. Он остановился и спросил:

— Девочка, а где тут у вас милиция?

— Там… — Танька повела рукой.

— Где там?

— Возле колодца.

— Возле какого колодца?

— Возле клуба.

— Девочка, я тебя очень прошу: если сюда придёт милиционер, ты ему скажи, что я пошёл прямо в милицию. Ладно?

— Ладно.

— Спасибо большое…

Лётчик улыбнулся какой-то неопределённой, очень вежливой улыбкой и пошёл.

Танька встала. Смотрела, как он уходит.

— Товарищ лётчик! — позвала она с отчаяньем.

Лётчик остановился. Обернулся.

— Здрасте… — сказала Танька. Она действовала по программе Вероники.

— Здравствуй, — удивился лётчик.

— Хотите, я вам спою?

— Зачем? — ещё больше удивился лётчик.

— Так просто…

— Ну спой, — разрешил лётчик, подумав.

Танька в волнении сглотнула, набрала воздуха, выдохнула и сказала сердито:

— Да не буду я! Ещё чего!

И в это время из кустов вышел Мишка Синицын.

— Татьяна, тебя папа зовёт, — небрежно бросил он Таньке. Глядел он, однако, не на Таньку, а на лётчика и медленно к нему направлялся.

Подошёл к лётчику, встал перед ним с грозным видом.

— А ну мотай отсюда! — приказал он.

— Ты это кому говоришь? — не испугался лётчик.

— Тебе, — не испугался Мишка. — Иди, иди, гуляй! — и легонько толкнул его ладошкой в грудь.

— А в чем, собственно говоря, дело? — начал обижаться лётчик.

— А в том, — объяснил Мишка и толкнул лётчика посильнее.

— Да отстань ты, в конце концов, — обозлился лётчик и толкнул Мишку так, что тот не устоял на ногах.

— Ах, так? — бесстрашно завопил Мишка. — Ну, держись!

Он вскочил на ноги и ринулся на лётчика.

Лётчик схватил Мишку, завёл ему руки за спину, повалил на землю, а сам сел сверху.

— Сдаёшься? — спросил лётчик.

— Вот фига тебе! — не сдавался Мишка и извивался под лётчиком.

Лётчик ещё плотнее притиснул Мишку к земле.

— Товарищ лётчик! Пустите его! Ему недавно аппендицит вырезали! Ему нельзя! — Танька взволнованно бегала вокруг дерущихся. — Товарищ лётчик! Ну, пожалуйста!

Лётчик не обращал на неё никакого внимания, сидел на поверженном Мишке. Тогда Танька подняла с земли здоровенный сук, подошла сзади и стукнула лётчика по макушке.

Лётчик ухватился за голову обеими руками, поднялся с Мишки. Обернулся, глядя на Таньку.

И небо, и Танька, и лес слегка поплыли перед его глазами.

— Ой! — смутилась Танька. — Извините, пожалуйста.

— Ненормальная, — сказал лётчик.

Повернулся и пошёл прочь, не глядя. Споткнулся о корягу и полетел в болото.

Мишка вскочил на ноги и победно захохотал над посрамлённым противником. Они подбежали к болоту и стали смотреть вниз. Внизу расходились круги.

Круги разошлись. Стало гладко.

— Потонул! — в ужасе молвила Танька.

Мишка, не раздумывая, прыгнул в чем был. Танька — за Мишкой. Через несколько секунд они вынырнули — все в болотной тине. Лётчик вынырнул метрах в десяти и пошёл к противоположному берегу.

— Товарищ лётчик! — крикнула Танька. Лётчик обернулся. — Только вы в милицию не ходите! Это я вам повестку прислала.

— Вот я сообщу в твою пионерскую организацию. Будешь знать… — пригрозил лётчик. — Хулиганка!

— Герой кверху дырой! — крикнул Мишка.

И разошлись по сторонам. Лётчик в одну сторону. Танька с Мишкой в другую.

— Зря ты влезла, — заметил Мишка, разводя коленями и руками кувшинки. — Я б ему тройной суплес провёл…

Выбрались из болота. Вода с обоих текла ручьями. Необходимо было выжать одежду.

— Отвернись! — велела Танька и пошла в кусты.

Мишка отвернулся и пошёл в соседние заросли. Сбросил с себя рубашку, брюки, майку.

— Э! — вдруг спохватился он. — А какую ты ему повестку прислала?

— Свидание назначила! — крикнула Танька.

— Зачем?

— Влюбилась!

— Чего? — Мишка вышел из кустов, с недоумением уставился на коварную Таньку.

В траве у самой воды лежала оборванная цепочка с камешком «куриный бог».

Город спал.

Возле старинного лабаза, выстроенного когда-то купцами, а ныне именуемого «Универсам», дремал сторож с берданкой.

По дороге, прихрамывая, плёлся лётчик Валерий Иванович Журавлёв.

— Дедушка, это какая деревня? — спросил он у сторожа.

— Это город, — отозвался сторож. — Нижние Ямки.

Лётчик заглянул в карту.

— Сбился, — сказал он после молчания. — Надо было восточнее брать.

Первые лучи восходящего солнца освещали самолёты в крупных каплях росы.

Громов и Фрося обихаживали свой аэродром. Фрося посыпала дорожки желтым песочком. А Громов подновлял свежими белилами посадочные квадраты.

— Вась, а Вась… Глянь, — позвала Фрося.

Громов выпрямился. Обернулся.

По дорожке к бараку общежития плёлся лётчик. Грязь и тина на нем высохли, он был весь серый и походил на памятник себе.

— Я ж говорила… А ты волновался, — заметила Фрося.

Лётчик увидел начальство. Остановился и вежливо поздоровался:

— Здравствуйте…

— Здрасте, здрасте… — сказала Фрося.

Помолчали.

— Красивый рассвет, — поделился лётчик, преданно глядя на Громова.

Громов не отреагировал.

— Очень красивый, — сказала Фрося.

Лётчик оглядел себя. Потом сказал сконфуженно:

— Упал.

— Бывает… — отозвалась Фрося.

— Ну, я пойду посплю… А то заблудился вон… Петлял…

— Конечно, — ласково сказала Фрося.

Лётчик улыбнулся сконфуженно и пошёл своей дорогой.

Фрося и Громов провожали его глазами.

Лётчик вдруг обернулся и произнёс восторженно:

— Степью пахнет!

— Ага. Пахнет, — согласилась Фрося.

Опять помолчали.

— Ну, я пошёл, — пообещал лётчик.

— Конечно, — согласилась Фрося.

Лётчик удалился.

— Алкаш к тому же, — заключил Громов. Коротко и ясно.

В деревне утро начинается рано.

Солнце только-только вернулось в Бересневку из Америки, а Танька уже вышла, потягиваясь, на крыльцо.

Потянулась. Распахнула глаза и поздоровалась:

— Здравствуй, утро!

«Здравствуй, Танька!» — сказало бы утро, если бы умело говорить.

Потом Танька вошла в сарай и поставила ведро под корову.

— Здравствуй, Пальма! — сказала Танька.

«Здравствуй, Таня», — сказала бы корова, если бы умела говорить.

Струйки молока застучали о ведро. И вдруг утро наполнилось мяукающими звуками электрогитары. Танька прекратила доить. Вышла из сарая. Выглянула через забор, и вот что она увидела: Мишка Синицын сидел против своего дома с электрогитарой марки «Эврика». Рядом с ним сидела секретарша Мещерякова Малашкина Валя, босая и с грязными пятками.