Алексей Колышевский - Патриот. Жестокий роман о национальной идее

В реальной жизни все было, к счастью, не то чтобы проще, а скорее вариативнее. И одним из вариантов была его возможность запросто подойти к монстру, не выдавая ему своего желания перейти на другой уровень игры. Разговаривать, быть с ним рядом, приучить его никак не реагировать, словно собаку на частого посетителя двора, в котором она бегает на круговой привязи, и, дождавшись, когда собака-монстр повернется к нему своей незащищенной спиной, вытащить из рукава искусно спрятанный там стилет и не теряться…

…Они приехали в дом Пронина около десяти часов вечера, оба были сыты, а Криста, гремящая своими пробирками в подвальной лаборатории, крикнула, что присоединится к ним, как только закончит.

— Мы к тебе спустимся, — крикнул в ответ Слава и обратился к Герману: — Хочешь посмотреть на мой будущий бизнес?

— Ну, разумеется, — скорее из вежливости ответил Гера. Он вдруг почувствовал, что невероятно устал за весь этот долгий день и все, что ему сейчас нужно, — это лечь и выключиться. Однако он не хотел обижать хозяина и послушно спустился за ним в подвал, где за приоткрытыми сейчас герметичными стеклянными дверьми колдовала Криста. Гера не любил химию еще со школы, но его внимание привлекли два больших стеклянных шкафа, уставленных одинаковыми пузырьками сродни тому, что он увидел вчера в Нью-Йорке, и который столь волшебным образом за какие-то несколько минут нейтрализовал в его крови верные пятьсот граммов «Джека».

Криста оказалась черноволосой женщиной, в жилах которой явно текло изрядное количество итальянской крови, создавшей на ее лице эти большие черные, обманчиво грустные глаза, пухлые губы, высокий лоб патрицианки и истинно римский профиль. Она, пожалуй, не была красива, но было в ней что-то одухотворенное, что присутствует в людях, занятых любимым делом, и занятых им успешно. Она протянула руку Гере и тут же, переключив свое внимание на мужа, обратилась к нему:

— Погляди-ка сюда, дарлинг, ведь мы наконец поладили с малюткой!

Герман посмотрел туда, куда она показывала пальцем, и увидел свернувшуюся клубком маленькую змею. Змея была заключена в некое подобие маленького квадратного аквариума и признаков жизни не подавала.

— Вот, извольте видеть: Криста — повелительница змей, — Слава широко улыбался, — сумела-таки выпросить у эфы ее яд. Теперь дело пойдет, и мы сделаем нечто совершенно грандиозное. Пусть попробует правительство не купить у нас это. — Он осторожно снял со штатива колбу с крошечной темной каплей и обратился к Гере: — Знаете, что это такое?

Гера, который, уже не стесняясь, зевал так часто, что его челюсти трещали от напруги, лишь отрицательно мотнул головой. Пронин спохватился:

— Да что же это мы! Тоже, хозяева называются! Пойдемте, я покажу вашу комнату, она очень уютная, тихая, прекрасно выспитесь.

Гера потер глаза и через силу вымолвил:

— Да, но вначале скажите мне, что это за плевок вы держите в руках?

— Это яд эфы, как вы, наверное, уже поняли. На его основе мы создадим препарат, который при попадании в кровь напрямую или через желудок вызывает примерно такую же реакцию, как и вирус СПИДа, но вся прелесть его состоит в том, что это не вирус, которым можно заболеть известными всем путями, а абсолютно идентичная с вирусом по симптомам интоксикация организма на клеточном уровне! И проходит она, заметьте, гораздо быстрее, нежели обычный ВИЧ. Два, может быть, три дня — мы предполагаем, что этого достаточно для наступления стадии прекращения биологической активности, то есть смерти.

Гера смотрел на эту многогранную личность широко открытыми глазами и о сне думать на время прекратил. Его потрясло, с каким откровенным пренебрежением рассказывает Славик о «прекращении биологической активности», а ведь за этим стоит какой-то конкретный человек!

— А зачем это?

— Ну, допустим, штука бесценна, когда ЦРУ проводит какую-то скрытую операцию и задумало, к примеру, отравить старика Фиделя. Если при вскрытии обнаружатся признаки отравления, то лишь идиот не поймет, что это дело рук проклятых янки, а в этом случае — несомненные симптомы болезни, ничего подозрительного. Зная темперамент Кастро и то, что по количеству оприходованных им женщин он давно перегнал царя Соломона, все легко поверят, что проспидованная красотка навещала команданте и поделилась с ним своей кармой, ха-ха-ха.

Гера совершенно проснулся и с уважением произнес:

— Да… Полезная, однако, вещь. И что же, вы продадите это в ЦРУ?

— Да, правительство хорошо платит за подобные препараты. Средства, отнимающие жизнь, всегда ценились сильными мира сего. Ну а теперь, с вашего позволения, мы с Кристой продолжим, а вы немедленно отправляйтесь спать. Обещаю вам завтра сразу нескольких интересных собеседников.

Гера уснул мгновенно. Во сне ему явился медведь и заявил, что хоть в лесу другого зверья и много, а он здесь хозяин, и «кто попрет, можно и лапой когтистой, да по уху».

— Расскажите подробно и, если можете, нарисуйте здесь схему с именами, степень влияния лиц — сотрудников администрации. Предупреждаю сразу: такой информацией мы располагаем из надежных источников, которым всецело доверяем, и хотим провести сравнение, убедиться в вашей компетентности.

Герман принялся писать и рисовать. Он выписывал фамилии чиновников и обводил их, делая из чиновников прямоугольники и соединяя их стрелками. Генерала Петю и Рогачева он поставил на одном уровне, а на самом верху листа нарисовал один-единственный прямоугольник, от него стрелки к этим двум и между прямоугольником «Рогачев» и прямоугольником «Сеченов» поставил знак равенства. Закончил и передал листок сидевшему напротив конопатому американцу. Тот внимательно оглядел листок со всех сторон и даже зачем-то несколько раз перевернул его вверх тормашками.

— А почему вы считаете, что влияние Сеченова ничуть не меньше, чем влияние Рогачева? Ведь они курируют разные вопросы, насколько мне известно. Ваш шеф отвечает за идеологию режима, а Петр Сеченов всего лишь генерал в отставке. Как же он может быть равным такому значительному лицу, как Рогачев?

— Может, — устало ответил Гера, — он, как у нас говорят, «из леса», и вот он, — Гера указал карандашом на самый верхний прямоугольник, — он тоже. А лесовики все дружат, особенно когда из родного леса попадают куда-нибудь в другое место, где их видно и нельзя укрыться в чаще. А Рогачев совсем из другого мира, и лесовики этот мир недолюбливают. Так что у одного власть над словом, а другой просто хороший парень, дающий разумные советы, к которым прислушиваются. Вот почему они равны.

…То утро было пронзительно чистым: через Аппалачи прорвался холодный воздух из Канады, и металл маленького «Цивика» был покрыт инистой росой.