Вирджиния Эндрюс - Цветы на чердаке

— Я люблю тебя, Кристофер Долл, — в шутку сказала я, открывая дверь.

— Я люблю тебя тоже, Катерина Долл, — сказал он. — Ни пуха, ни пера.

Я послала ему воздушный поцелуй, затем закрыла и заперла за собой дверь. Сегодня можно было без опаски отправляться за добычей к маме в спальню. Днем она сказала, что они с мужем приглашены на очередную вечеринку к друзьям, живущим неподалеку. Я крадучись шла по коридорам, прижимаясь к стенам и стараясь держаться в тени, думая про себя, что сегодня обязательно возьму хотя бы одну двадцатку и одну десятку. Я должна рискнуть. Может быть я даже стащу у мамы несколько драгоценностей. Их можно заложить, это еще лучше, чем деньги.

Полная решимости и сознания собственного долга, я не тратила времени на трофейный зал. Я прокралась прямо в мамину комнату. Я не боялась нарваться на бабушку, она ложилась очень рано, в девять. А было уже десять.

Собрав всю свою решимость, я прокралась сквозь двойные двери в мамину комнату и бесшумно притворила их за собой. В комнате горел приглушенный светильник. Она часто оставляла зажженные лампы в своей комнате, иногда все до единой, по словам Криса. Но что такое деньги для нашей матери?

В нерешительности я остановилась в дверях и огляделась. И тут я застыла в ужасе. Там на стуле, скрестив свои длинные ноги, растянулся мамин новый муж! Я стояла прямо напротив него, одетая в прозрачную ночную рубашку и маленькие трусики. Мое сердце бешено стучало, я ожидала, что он поднимется и спросит, кто я и какого черта я здесь делаю, придя без приглашения в его спальню.

Но он молчал.

Он был одет в черный смокинг и розовую рубашку, помятую по краям. Он не вскочил и не спросил ничего, потому что дремал. Я уже почти повернулась и ушла, так я была напугана, что он проснется и увидит меня.

Но тут любопытство взяло верх над моими страхами. Я подкралась к нему на цыпочках, чтобы получше его разглядеть. Я подошла так близко, что при желании могла бы дотронуться до него. Если бы я захотела, то могла бы сунуть руку ему в карман и ограбить его, но я не сделала этого.

Меньше всего я думала об ограблении, когда смотрела на его красивое спящее лицо. Я была опьянена тем, что была так близко от Барта, горячо любимого моей матерью. Я видела его несколько раз на расстоянии: первый раз на рождественской вечеринке и еще раз, когда он стоял у лестницы, помогая маме надеть пальто. Он поцеловал ее в шею и прошептал что-то на ухо, от чего она улыбнулась, а затем нежно прижал к груди, и они вышли вместе.

Да, да я видела его и много про него слышала, знала где живут его сестры, и где он родился, куда ходил в школу, но ничто не могло меня приготовить к тому, что я теперь обнаружила.

Мама, как ты могла? Тебе должно быть стыдно! Этот человек моложе тебя, намного моложе! Она не сказала нам этого.

Тайна. Как хорошо она могла хранить эту важную тайну. Неудивительно, что она обожала его — это был тот мужчина, которого захочет любая женщина. Достаточно было посмотреть на то, как он небрежно и элегантно развалился, чтобы угадать, что он был одновременно нежным и страстным, когда занимался с ней любовью.

Я хотела возненавидеть этого человека, но не могла. Даже спящий он обращался ко мне и заставлял мое сердце биться быстрее.

Бартоломью Уинслоу невинно улыбался во сне, не зная, что я любуюсь им. Он был адвокат, один из тех людей, которые все знают, как доктора, как Крис. Определенно он сейчас видит или делает во сне что-то приятное. Интересно, какие у него глаза — голубые или карие? У него было худое лицо и стройное мускулистое тело. У губ его была глубокая морщинка, превращавшаяся в ямку, когда он улыбался во сне, как улыбаются, играя в прятки.

У него на руке я заметила широкое обручальное кольцо, такое же, как у моей матери, только побольше размером. На среднем пальце правой руки он носил перстень с бриллиантом квадратной формы, который мерцал даже при тусклом свете. На мизинце у него было надето кольцо общины. Ногти его длинных пальцев были отполированы и светились так же, как и мои. Я вспомнила, что когда-то мама полировала ногти отца.

Он был высок… я уже знала это. Но то, что мне нравилось в нем больше всего — его полные чувственные губы под усами, больше всего волновавшие меня. Такой прекрасно очерченный рот, чувственные губы целовали мою мать везде. Книга о сексуальных удовольствиях дала мне хорошее образование 6 том, как взрослые поступают, когда обнажены.

Вдруг ко мне пришло страстное желание-импульс поцеловать его, просто для того, чтобы почувствовать щекотание его темных усов. Я хотела посмотреть, на что похож поцелуи чужого человека, с которым у тебя нет родственной связи.

Не запрещено. Не грешно близко почувствовать его выбритые щеки, хотя его так легко разбудить.

Но он продолжал спать.

Я потянулась к нему и прижалась к его губам, но тут же быстро отпрянула, парализованная страхом. Я почти хотела, чтобы он проснулся, но мне все еще было страшно.

Я была слишком молода и не уверена, что он встанет на мою защиту, когда у него есть такая любящая женщина, как моя мать. Если я возьму его за руку и разбужу его, выслушает ли он спокойно мою историю о четырех детях, запертых в изолированной комнате и ожидающих смерти своего деда? Поймет ли он нас и заставит ли маму выпустить нас и оставить надежды на огромное наследство?

Мои руки невольно потянулись к горлу, так делала мама, пойманная врасплох и не знавшая, как поступить. Мой инстинкт кричал мне: «Разбуди его!» Мои подозрения хитро нашептывали: «Сиди тихо, не давай ему ничего знать; ему не нужны четыре ребенка, для которых он не отец. Он возненавидит тебя за то, что ты пытаешься не дать его жене унаследовать все богатства и удовольствия, которые можно купить за деньги. Посмотри на него, такого молодого, такого красивого. И хотя наша мама была исключительно красива и должна была стать одной из богатейших женщин в мире, он мог бы иметь кого-нибудь помоложе. Свежую девственницу, которая никогда никого не любила и ни с кем не спала».

Моя нерешительность прошла. Ответ был так прост. Что были четверо нежеланных детей по сравнению с невероятным богатством?

Они были ничем. Мама уже научила меня этому. А девственница надоест ему.

Это было неправильно! Нечестно! У нашей матери было все! Свобода ходить куда угодно; свобода тратить деньги без счета, покупая в самых дорогих магазинах. У нее были деньги даже для того, чтобы купить такого молодого человека, чтобы любить и спать с ним. А что было у нас с Крисом, кроме разбитых мечтаний, нарушенных обещаний и бесконечных галлюцинаций?

А что было у близнецов, кроме кукольного дома, мыши и ухудшающегося здоровья?

Назад в запертую покинутую комнату я возвращалась со слезами на глазах и с тяжелым, как камень, чувством в груди. Я нашла Криса спящим с раскрытой «Анатомией» Грэя на груди. Осторожно я пометила страницу, закрыла книгу и убрала ее.