Вирджиния Эндрюс - Цветы на чердаке

— Действительно, Барт, — сказала она, войдя в комнату и включая лампу, — это верх беспечности с твоей стороны так часто забывать бумажник.

Он ответил:

— Я больше ничего не могу сделать, как забыть его, когда он не в том месте, куда я его положил.

И я услышал, что он переставляет вещи, открывает и закрывает ящики. Затем он объяснил:

— Определенно, я оставил его в этой паре брюк… и черт меня побери, если я собираюсь ехать куда-нибудь без прав.

— Я не могу сказать, что виню тебя, — сказала наша мать, — но мы снова опоздаем. Независимо от скорости езды мы пропустим первый акт.

— Эй, — воскликнул ее муж, и я услышал удивление в его голосе и невольно застонал, вспоминая, что я наделал. — Вот мой бумажник, на ящике. Будь я проклят, если помню как клал его сюда. Я могу поклясться, что положил его в эти брюки.

— Он действительно был спрятан в ящике, — объяснил Крис, — под рубашками, и когда я нашел его и вытащил несколько мелких купюр, я просто положил его и пошел поглядеть на книгу.

А мама сказала:

—Действительно, Барт! — при этом она теряла терпение. А потом он сказал:

— Коррин, надо уйти из этого места. Мне кажется, горничные крадут у нас. У тебя и у меня пропадают деньги. Например, я точно помню, что у меня было четыре пятерки, а сейчас только три.

Я вновь вздохнул. Мне казалось, что у него столько денег, что он их не считает. И факт, что мама точно знает, какая сумма у нее в кошельке, шокировал меня.

— Какая разница? — спросила мама, и это было в ее стиле; она была также безразлична к деньгам, как прежде с отцом. И потом она стала говорить, что слугам не доплачивают, и она не винит их за то, что они берут то, что могут, особенно, если это лежит на виду и почти приглашает их.

А он ответил:

— Моя дорогая, к тебе деньги приходят легко, а мне надо зарабатывать каждый доллар, и я не хочу, чтобы у меня крали хотя бы десять центов. Кстати, не могу сказать, что мой рабочий день начинается с удовольствия, когда я вижу за столом каждое утро мрачное лицо твоей мамаши.

Я даже не думал, что он так иронично относится к старой ведьме. По-видимому, он чувствует то же, что и мы, и мама стала поэтому раздражаться:

— Давай не будем обсуждать это снова.

И в ее голосе были тяжелые ноты, она даже была непохожа на себя, Кэти. Мне не приходило в голову, что она по-разному говорит с нами и с другими людьми. И потом она сказала:

— Ты знаешь, что я не могу оставить этот дом, не сейчас. Если мы идем, то пошли, мы уже опоздали.

И тогда наш отчим сказал, что он не хочет ехать, если они уже пропустили первый акт, что из-за этого для него испорчено все представление, и, кстати, он думает, что можно развлечься как-нибудь по-другому, чем сидеть на публике. Конечно же, я понял что он имеет в виду: постель, и если ты думаешь, что мне не стало худо при мысли об этом, то ты меня плохо знаешь, будь я проклят, если хотел там находиться в то время. Тем не менее наша мать может быть очень волевой, и это удивило меня. Она изменилась, Кэти, по сравнению с тем, как она вела себя с отцом. Теперь она похожа на босса, которому никто не может приказывать. И она сказала ему:

— Как в тот раз? Мне и того раза хватило, Барт! Ты вернулся, чтобы взять бумажник, клянясь мне, что это всего на несколько минут, а сам завалился спать, а я была на вечеринке без сопровождающего!

Теперь уже наш отчим был раздражен и ее тоном, и ее словами, если я правильно понял. Можно много прочитать по голосам, когда не видишь выражения лица.

— О, как ты, должно быть, страдала! — ответил он саркастически.

Но это недолго продолжалось, он, видно, веселый парень.

— А что до меня, то я видел сладкий сон, и я возвращался бы каждый раз, если бы знал, что прелестная девушка с длинными золотистыми волосами проскользнет в комнату и поцелует меня, пока я сплю. О, как она была прекрасна, она смотрела на меня так страстно, а когда я проснулся и ее не было, я подумал, что это, должно быть, сон.

От того, что он сказал, у меня рот открылся от удивления, Кэти: то была ты, не правда ли? Как ты могла осмелиться? Я же помешан на тебе и готов был взорваться, если бы услышал еще что-нибудь. Ты думаешь, только тебе плохо? Ты думаешь, что только у тебя есть сомнения, подозрения и страхи? Может, тебе легче станет от того, что у меня они тоже есть, ты сама видела. И я сходил с ума по тебе сильнее, чем когда бы то ни было.

А затем мама резко сказала своему мужу:

— Господи, мне надоело слушать о девушке и ее поцелуе, послушать тебя, так можно подумать, что тебя раньше не целовали!

Потом я услышал что-то похожее на спор. Но голос мамы вновь изменился, ок стал сладким и любящим, таким, как она говорила с отцом. Но это только показало, что она была твердо намерена скорее покинуть дом, чем ложиться в постель с любовником, где попало, и мама сказала:

— Пойдем, Барт, мы переночуем в отеле, и тебе не придется видеть утром мою мать.

И это разрешило мои сомнения насчет того, как сбежать до того, как они лягут в постель, черт побери, если я собирался их слушать или смотреть на них.

И это все происходило, пока я была на чердаке. Сидя на подоконнике и ожидая Криса, я думала о серебряной музыкальной шкатулке, которую отец подарил мне, и я хотела бы вновь иметь ее. Я не знала, что эпизод в маминой комнате будет иметь последствия.

Что-то треснуло позади меня! Мягкий шаг по гниющему дереву! Я вскочила, испуганная, и обернулась, ожидая увидеть Бог знает что! Когда я огляделась, увидела только Криса, стоящего в сумерках и пристально смотрящего на меня в тишине. Почему? Выглядела ли я красивее, чем обычно? Или лунный свет просвечивал сквозь мою легкую одежду?

Все сомнения рассеялись, когда он сказал низким голосом:

— Ты замечательно выглядишь, сидя здесь вот так. — Он прочистил горло. — Лунный свет придает тебе серебристо-голубое сияние, и я вижу сквозь одежду очертания твоего тела.

И вдруг он дико схватил меня за плечи, впившись в них пальцами! Было больно.

— Черт побери, Кэти! Ты поцеловала этого человека! Он мог проснуться, увидеть тебя и спросить, что ты там делала! И не подумать, что ты — всего лишь часть сна!

То, как он себя вел без причины, пугало меня.

— Откуда ты знаешь, что я делала? Тебя там не было, ты был болен той ночью.

Он встряхнул меня и поглядел в глаза, и снова я почувствовала, что он как будто чужой.

— Он видел тебя, Кэти. Он не спал мертвым сном.

— Он видел меня? — воскликнула я, не веря. — Это невозможно… невозможно!

— Да! — пронзительно закричал Крис, который всегда так контролировал свои эмоции. — Он подумал, что ты была частью сна! Но разве ты не знаешь, что мама может так же легко догадаться, кто это был, как сложить два и два; так же как я догадался! Теперь они настороже и не будут оставлять деньги, как раньше. Он считает, она считает, а у нас все еще денег недостаточно!