Чак Паланик - Дневник

Единственные цветы, виденные Тэбби, она находила с бабушкой, в орнаменте по ободку чайных чашек.

Через несколько недель начнется школа, а Тэбби до сих пор совсем бледная от сидения в четырех стенах.

Кисточка Мисти развозит очередную грязь на листе перед ней, и Мисти зовет:

– Тэбби, солнышко?

Тэбби сидит, царапая по гипсу красным фломастером. Резина и ткань лежат таким толстым слоем, что Мисти ничего не чувствует.

Спецовка Мисти – одна из старых голубых рабочих рубашек Питера с заржавленной клипсой из поддельных рубинов на нагрудном кармане. Поддельные рубины и стеклянные бриллианты. Тэбби принесла коробку костюмных украшений, всю кучу хлама из брошей, браслетов и распарованных сережек, которые Мисти дал Питер во время учебы.

Которые своей жене дал ты.

Мисти в твоей рубашке, и спрашивает Тэбби:

– Почему бы тебе ни побегать на улице пару часиков?

Тэбби меняет красный фломастер на желтый и отвечает:

– Бабуля Уилмот сказала – мне нельзя.

Раскрашивая, Тэбби продолжает:

– Она сказала мне оставаться с тобой все время, пока ты не спишь.

Этим утром коричневый спортивный автомобиль Энджела Делапорта подкатил на гравиевую гостиничную стоянку. Энджел вышел, в широкой соломенной пляжной шляпе, и подошел к парадному крыльцу. Мисти все ждала, что с конторки придет Полетт и скажет, мол, к ней посетитель, – но нет. Получасом позже Энджел вышел через парадный вход гостиницы и спустился по ступеням крыльца. Придерживая шляпу рукой, он откинул голову и внимательно осмотрел гостиничные окна, россыпи значков и логотипов. Корпоративные граффити. Конкурирующие бессмертия. Потом Энджел одел солнцезащитные очки, скользнул в спортивный автомобиль и уехал прочь.

Перед ней очередная рисованная грязь. Перспектива ее совсем неверна.

Тэбби сообщает:

– Бабуля сказала помогать тебе вдохновляться.

Вместо рисования Мисти бы учить своего ребенка какому-нибудь навыку – бухгалтерии, анализу затрат или ремонту телевизоров. Какому-нибудь реальному способу оплаты счетов.

Через некоторое время после отъезда Энджела Делапорта в однотонно-бежевой казенной машине округа прибыл детектив Стилтон. Он прошел в гостиницу, потом, спустя несколько минут, вернулся к машине. Он поторчал на стоянке, прикрыв глаза козырьком ладони, переводя взгляд от окна к окну, но не видя ее. Потом уехал.

Перед ней – грязь из потекших и смазанных красок. Деревья, как радиорелейные вышки. Океан, как вулканическая лава или остывший шоколадный пудинг, – или же попросту как пятно гуашевой акварели на шесть баксов, переведенной впустую. Мисти вырывает лист и комкает его в шарик. Ладони ее почти черны от целодневного комкания своих неудач. Болит голова. Мисти закрывает глаза и прижимает ко лбу руку, которая липнет от сырой краски.

Мисти бросает скомканный рисунок на пол.

А Тэбби зовет:

– Мам?

Мисти открывает глаза.

Тэбби во всю длину разрисовала ее гипс птичками и цветочками. Синими пташками, красными малиновками и алыми розами.

Когда Полетт приносит наверх их ланч на подносе обслуживания номеров, Мисти спрашивает, пытался ли кто-нибудь позвонить с конторки. Полетт вытряхивает полотняную салфетку и заправляет ее под ворот синей рабочей блузы. Отзывается:

– Нет, простите, – снимает выпуклую крышку с рыбного блюда, интересуясь:

– А почему вы спрашиваете?

А Мисти отвечает:

– Просто так.

В этот миг, сидя здесь, с Тэбби, с цветочками и птичками, нарисованными на ее ноге мелками, Мисти знает, что ей никогда не стать художницей. Картина, которую она продала Энджелу, была чистым везением. Случайностью. Вместо слез Мисти пускает несколько капель мочи по пластиковой трубке.

А Тэбби советует:

– Закрой глаза, мам, – говорит. – Рисуй с закрытыми глазами, как на пикнике на мой день рождения.

Как в те времена, когда она была маленькой Мисти Марией Клейнмэн. С закрытыми глазами на шерстяном ковре в трейлере.

Тэбби наклоняется ближе и шепчет:

– Мы прятались за деревьями и подглядывали, – говорит. – Бабуля сказала, нам нужно дать тебе вдохновиться.

Тэбби идет к комоду и берет рулон липкой ленты, которой Мисти клеит бумагу к мольберту. Отрывает две полоски и командует:

– Давай, закрой глаза.

Терять Мисти нечего. Она может пойти ребенку навстречу. Ее работы хуже не станут. Мисти закрывает глаза.

И пальчики Тэбби прижимают полоски ленты к каждому веку.

В точности как заклеены глаза ее отца. Чтобы не высыхали.

Как заклеены твои глаза.

Пальцы Тэбби в темноте вкладывают в руку Мисти карандаш. Слышно, как она пристраивает на мольберт альбом для рисования и поднимает титульный лист. Потом ее рука берет руку Мисти и несет карандаш, пока тот не касается бумаги.

Из окна греет солнце. Рука Тэбби отпускает ее, и голос в темноте командует:

– А теперь рисуй картину.

И Мисти рисует, идеальные углы и окружности, прямые линии, невозможные со слов Энджела Делапорта. По одному только ощущению, они верны и идеальны. Что это должно быть – Мисти понятия не имеет. Как перо само по себе движется по спиритической планшетке, карандаш водит ее рукой взад-вперед по бумаге с такой скоростью, что Мисти приходится ухватить его покрепче. Ее автоматическое письмо.

Мисти способна только держать темп, и зовет:

– Тэбби?

Глаза плотно залеплены лентой. Мисти зовет:

– Тэбби? Ты еще здесь?

ЧТО-ТО ЛЕГОНЬКО ДЕРГАЕТСЯ у Мисти между ног, слегка тянется внутри нее, когда Тэбби отцепляет пакет от конца катетера Мисти и уносит его по коридору в уборную. Она опорожняет пакет в унитаз и споласкивает. Тэбби приносит его назад и пристегивает к длинной пластиковой трубке.

Все это она делает, чтобы Мисти могла продолжать работу в полной темноте. С заклеенными глазами. Вслепую.

Осталось только чувство тепла от солнечного света из окна. В тот миг, когда кисть останавливается, Мисти сообщает:

– Этот готов.

А Тэбби снимает рисунок с мольберта и цепляет на него новый лист бумаги. Берет карандаш, когда видно, что тот затупился, и вручает Мисти острый. Протягивает поднос пастельных мелков, а Мисти ощупывает их вслепую, как замасленные фортепианные клавиши разных красок, и выбирает один.

Просто на заметку, каждый выбранный Мисти цвет, каждый сделанный ею штрих идеален, потому что ей уже все равно.

К завтраку Полетт приносит наверх поднос обслуживания номеров, а Тэбби режет все на кусочки в один укус. Пока Мисти работает, Тэбби сует вилку своей матери в рот. С липкой лентой на лице Мисти может открыть рот только немного. Достаточно широко только для того, чтобы обсасывать кисть в тонкий кончик. Чтобы травиться. Не прекращая работу, Мисти не чувствует вкуса. Мисти не чувствует запаха. Перехватив пару кусочков завтрака, она уже наелась.