Чак Паланик - Призраки

У них есть доброе слово для каждого пациента. Они непременно заметят, как хорошо ты расставил на тумбочке свою коллекцию открыток с пожеланиями скорейшего выздоровления. Какие миленькие фиалки ты вырастил в горшках у себя на подоконнике.

Мистер Уиттиер любит этих ангелов в женском обличье.

Они всегда говорят ему, лысому дряхлому старику из палаты в конце коридора, какие милые постеры с рок-концертов висят у него на стене над кроватью. Какой яркий и славный скейтборд стоит у него за дверью.

Старый мистер Уиттиер, пучеглазый карлик мистер Уиттиер, спрашивает у них:

— Ну как оно, дамочки, все чики-пыки?

И ангелы, они смеются.

Над этим стариком, который ведет себя, как мальчишка. Это так мило и трогательно: он так молод душой.

Славный, глупенький мистер Уиттиер с его Интернетом и журналами по сноуборду. С его хип-хопом на компакт-дисках. В бейсболке, козырьком назад. Как носят мальчишки.

Он такой же, как их дети-школьники. Только старый. И они начинают ему подыгрывать — просто не могут удержаться. Ведь он такой милый, он так им нравится: с этой его бейсболкой, повернутой козырьком назад, с этой музыкой у него в наушниках — такой громкой, что ее слышно даже тому, кто стоит рядом.

Мистер Уиттиер в коридоре, в своем инвалидном кресле. Он поднимает руку, выставляет ладонь, растопырив пальцы, и говорит:

—Дай пять…

И все дамы из волонтеров, проходящие мимо, хлопают его по ладони.

Да, пожалуйста. Ангелам тоже хотелось бы быть такими в 90 лет: современными, молодыми душой. В курсе всех новых веяний. А не окаменелыми ископаемыми, какими они себя чувствуют уже сейчас…

Мистер Уиттиер, древний старик — он во многом моложе всех этих дам-волонтеров, которым всего-то за тридцать или за сорок. Этих ангелов средних лет, которые моложе его в два-три раза.

Мистер Уиттиер с ногтями, накрашенными черным лаком. С серебряным колечком в старческой ноздре. С татуировкой — в виде браслета из колючей проволоки — на лодыжке.

С тяжелым перстнем-черепом, болтающимся на костлявом пальце.

Мистер Уиттиер, который моргает глазами, затянутыми мутной пленкой катаракты, и говорит:

— Пойдешь со мной на выпускной бал?

Ангелы хихикают и заливаются краской. Смеются над старым проказником, таким забавным и безобидным. Садятся к нему на колени — к старику в инвалидном кресле. Его острые старческие коленки врезаются в их подтянутые, всегда в тонусе бедра, наработанные с личным тренером.

Вполне естественно, что в какой-то момент ангела прорывает. И она изливает свои восторги старшей медсестре или кому-то из санитарок: какой замечательный мистер Уиттиер. Он по-прежнему молод душой. Полон жизни.

А медсестра смотрит не мигая, приоткрывает рот, на секунду задумывается, а потом говорит:

— Конечно, он ведет себя, как мальчишка… И ангел говорит:

— Мы все должны оставаться такими, как он. Не терять вкуса к жизни. Сохранить этот юношеский восторг. Бодрость духа.

Мистер Уиттиер, он такой молодец. Они всегда это говорят. Эти ангелы милосердия. Эти ангелы благотворительности. Бедные глупенькие ангелы. А медсестра или нянечка скажет:

— Мы все были такими же… бодрыми. — Уходя прочь, она скажет: — В его возрасте.

Он вовсе не старый.

Вот так правда всегда выплывает наружу.

У мистера Уиттиера прогерия. На самом деле ему восемнадцать лет. Это подросток, который скоро умрет от старости.

Один из восьми миллионов детей страдает синдром Хадчинсона-Гилфорда. Эту болезнь называют еще прогерией, или детской старостью. Генетическая мутация в белке Ламин А вызывает ускоренное старение организма. Человек стареет в семь раз быстрее. И молоденький мистер Уиттиер — с его зубами, как будто не помещающимися во рту, большими оттопыренными ушами, выпученными глазами и разбухшими венами на лысом черепе — превращается в стошестнадцатилетнего старика.

— Можно сказать… — как он всегда говорит этим ангелам, отмахиваясь морщинистой рукой от их заботливого сочувствия, — что у меня не человеческий век, а собачий. Живу и старею по собачьему летоисчислению.

Через год он умрет от сердечного приступа. Просто от старости, когда ему еще не исполнится и двадцати.

После этого ангел вообще пропадает, на время. Просто все это слишком печально. Мальчик, который, может быть, младше твоего собственного ребенка, умирает один, в больнице. Этот ребенок, с такой жаждой жизни, он так отчаянно хочет, чтобы ему помогли; так тянется к людям, которые рядом — к ней, — пока еще не поздно.

Это так тяжело.

Лучше этого не видеть.

И все же на каждом занятии по йоге, на всех заседаниях родительского комитета, всякий раз, когда она видит подростка, ей хочется плакать.

И ангел решает: она должна что-то сделать. И она возвращается, чуть притушив яркость своей лучезарной улыбки. Она говорит ему:

— Я все понимаю.

Она украдкой проносит ему пиццу. Новую видеоигру. Она говорит:

— Загадай желание, и я сделаю, чтобы оно исполнилось.

Этот ангел, она вывозит его в инвалидной коляске через пожарный выход, и они едут в парк покататься на русских горках. Или гуляют по торговому центру. Этот старый подросток и красивая женщина, годящаяся ему в матери. Она поддается ему в пейнтболе и дает застрелить себя, хотя у нее вся прическа — в краске. И его инвалидное кресло тоже. Она играет с ним в «Laser tag». В один жаркий солнечный день она чуть ли не на руках таскает его морщинистую полуголую тушку наверх, на водяную горку — раз за разом, полдня.

Он никогда не раскуривался, и поэтому ангел ворует траву из тайника своего ребенка и учит мистера Уиттиера курить бонг — специальный кальян для дури. Они разговаривают. Едят картофельные чипсы.

Ангел, она говорит, что ее муж весь ушел в карьеру. Дети растут, отдаляются от нее. Каждый — сам по себе. Семья разваливается на части.

Мистер У. говорит, что его предки не выдержали и сломались. Им надо заботиться о других детях: у них еще четверо, кроме него. Если бы они не отдали его под опеку суда, они бы никогда не сумели устроить его в больницу. Они еще ходят его навещать, но все реже и реже, а скоро и вовсе не будут ходить.

И когда он заканчивает свой рассказ, под звуки тихой гитарной баллады, он начинает плакать.

Больше всего на свете ему бы хотелось кого-нибудь полюбить. То есть заняться любовью, по-настоящему. Ему так не хочется умирать девственником.

Вот тогда он и скажет сквозь слезы, льющиеся из красных с укурки глаз:

— Пожалуйста…

Этот морщинистый старый ребенок шмыгнет носом и скажет:

— Пожалуйста, не называйте меня мистером. Он скажет ангелу, которая гладит его по лысой голове в темных старческих пятнах:

— Меня зовут Брендон. Он подождет. И она это скажет: