Чак Паланик - Колыбельная

Я тоже смотрю в окно, прижавшись лбом к стеклу, Мне интересно, что там такого красивого видит Мона. В машине работает кондиционер, но стекло — обжигающе горячее.

Странное совпадение, но в атласе автомобильных дорог весь штат Калифорния раскрашен точно таким же ярко-желтым цветом.

Устрица громко сморкается, фыркает и говорит Моне:

— Индейцы этого не видели.

Он говорит, у ковбоев не было перекати-поля. Перекати-поле — русский чертополох — появилось в Америке только в конце девятнадцатого века. Семена завезли из Евразии на шерсти овец. Семена марокканской горчицы завезли вместе с землей, которую использовали как балласт на парусных судах. Те серебристые деревья — это лох узколистый, elaegunus augustifolia. Эта белая пушистая травка, похожая на кроличьи уши, что растет вдоль обочины, — verbascum thapsus, царский скипетр, или коровяк высокий. Искореженные черные деревья, которые мы проехали только что, — robina pseudoacacia, робиния лжеакация, или белая акация. Темно-зеленый кустарник с ярко-желтыми цветами — ракитник метельчатый, cytisus scoparius.

Это все проявления биологический пандемии, говорит он.

— Все эти старые голливудские вестерны, — говорит Устрица, глядя в окно на просторы Невады, примыкающие к шоссе, — с перекати-поле, костром кровельным и другими растениями-травами. — Он говорит, качая головой: — Изначально их на континенте не было. Но это все, что у нас осталось. — Он говорит: — Сейчас в природе не осталось почти ничего натурального.

Устрица колотит по спинке моего сиденья:

— Эй, папаша. Какая в Неваде самая крупная ежедневная газета?

“Рено”, говорю. Или “Вегас”?

Устрица смотрит в окно” и в отраженном свете его глаза кажутся желтыми. Он говорит:

— И та, и та. И еще “Карсон-Сити”. Все три.

Я говорю, ага. И “Карсон-Сити” тоже.

Леса вдоль западного побережья задыхаются от метельчатого ракитника, от ракитника стелющегося, от плюща и ежевики, говорит он. Все эти растения завезли сюда из Старого Света. Исконные деревья гибнут от шелкопряда непаркого, завезенного в Америку в 1860 году Леопольдом Трувело, который хотел разводить их для шелка. Пустыни и прерии задыхаются от горчицы, костра кровельного и песколюба песчаного.

Устрица расстегивает рубашку, и на груди у него висит какой-то бисерный кошелечек. На шнурке, унизанном бусами.

— Мешочек для талисманов индейцев хопи, — говорит он.

Элен смотрит на него в зеркало заднего вида. Ее руки лежат на руле. На руках — облегающие перчатки из телячьей кожи. Она говорит:

— Симпатичная штучка.

Устрица снимает рубашку с плеч. Бисерный мешочек висит у него на груди как раз между сосками. На загорелой груди нет ни единого волоска. Мешочек сплетен из синего бисера с красным крестом в центре. В желтом свете его загар кажется оранжевым. Его светлые волосы словно охвачены пламенем.

— Я сама его сделала, — говорит Мона. — Долго делала, с февраля.

Мона с ее черно-красными дредамн и бусами из горного хрусталя. Я интересуюсь: она что, индианка из племени хопи?

Устрица открывает мешочек и роется пальцами в содержимом.

А Элен говорит:

— Мона, какая ты индианка?! Ты вообще непонятно кто. Твоя настоящая фамилия — Штейнер.

— Вовсе не обязательно быть хопи, — говорит Мона. — Я его сделала по картинке из книжки.

— Значит, это не настоящий мешочек для талисманов хопи, — говорит Элен.

А Мона говорит:

— Нет, настоящий. Он — точно такой же, как в книжке. — Она говорит: — Я тебе покажу.

Из мешочка хопи Устрица достает мобильный.

— Самое замечательное в этих народных промыслах, они не требуют каких-то особых умений. Смотришь программу по телевизору, где тебе объясняют, как что-то делать, и сразу же делаешь, — говорит Мона. — И при этом соприкасаешься с древними энергиями.

Устрица выдвигает антенну и набирает номер. У него под ногтями грязь.

Элен наблюдает за ним в зеркало заднего вида.

Мона наклоняется вперед и поднимает с пола под сиденьем брезентовый рюкзак. Вынимает оттуда какой-то спутанный клубок из веревок и перьев. Похоже на куриные перья, раскрашенные в яркие пасхальные цвета — розовый и голубой. На веревках висят медные монетки и бусины из черного стекла.

— Это ловец снов индейцев навахо, — поясняет она, встряхивая клубок. Некоторые веревки распутываются и свисают свободными концами. Несколько бусин падает в рюкзак у нее на коленях. Розовые перья разлетаются по салону, и она говорит: — Я думаю использовать монеты И-Цзын. Чтобы усилить энергетику.

Под рюкзаком, под цветастой юбкой — ее лобок гладко выбрит. Стеклянные бусины скатываются туда.

Устрица говорит в трубку:

— Да, мне нужен номер отдела рекламы “Карсон-Сити Телеграф-Стар”.

У него перед лицом проплывает розовое перышко, и он дует на него, отгоняя.

Мона подцепляет несколько узелков своими черными ногтями и говорит:

— Это немного сложнее, чем описано в книжке.

Одной рукой Устрица держит трубку у уха, второй — поглаживает бисерный мешочек у себя на груди.

Мона достает из рюкзака какую-то книжку и передает ее мне.

Устрица замечает, что Элен наблюдает за ним в зеркало заднего вида, подмигивает ей и щиплет себя за сосок.

Совершенно без всякой связи мне вспоминается царь Эдип.

Его член похож на мягкий розовый сталактит из сморщенной кожи. Крайняя плоть проколота серебряным колечком. Неужели Элен на такое польстится?

— В прежние времена фермеры сажали костер кровельный, потому что он зеленеет уже ранней весной — чтобы был корм скоту, — говорит Устрица, кивая на желтый мир за окном.

Первые участки, засеянные костром кровельным, появились на юге Британской Колумбии, в Канаде, в 1889 году. Но из-за пожаров он распространился. Каждый год эта трава высыхает в пыль, и теперь в тех местах, где пожары случались раз в десять лет, они случаются ежегодно. Костер кровельный восстанавливается очень быстро. Он любит огонь. А исконные растения, полынь и флоксы, — они не любят. И каждый год после пожара костра кровельного становится все больше, а других растений все меньше. Олени и антилопы, которые питались этими другими растениями, либо вымерли, либо ушли на другие территории. И кролики тоже. И хищные птицы и совы, которые кроликами питаются. Мыши вымирают от голода, а значит, и змеи, которые питаются мышами, тоже.

В настоящее время костер кровельный является доминирующим растением внутриматериковых пустынь от Канады до Невады, он уже покрывает пространство размером в две Неброски и распространяется на тысячи акров ежегодно.

Но самое смешное, говорит Устрица, что домашний скот не ест этот самый костер кровельный. Коровы предпочитают обыкновенную траву. Которая еще осталась.

Монина книжка называется “Прикладное искусство американских индейцев”. Когда я ее открываю, еще несколько розовых и голубых перьев вылетает наружу.