Ханс-Улав Тюволд - Хорошие собаки до Южного полюса не добираются [litres]

– То есть это вроде как пометить территорию?

– Вроде того, да.

– Но если так, то англичанин-то победил! Если они с собаками пришли и пометили территорию, которую до этого пометили норвежец со своими собаками, то территория стала его!

Фру Торкильдсен задумалась, а потом выдала неоспоримый аргумент:

– У Скотта собак не было.

«Значит, так ему и надо, что он околел от холода», – захотелось сказать мне. Но вместо этого я сказал:

– Не только мужчины хвастаются ужасами, которые пережили. Когда вы разговариваете по телефону, то провода тоже того и гляди оборвутся от горя и страданий.

Фру Торкильдсен смутилась, а проявилось это в том, что голос у нее сделался строже. Вероятно, она этого и сама не заметила, когда возразила:

– Тут дело обстоит совершенно иначе! Мы никогда не хвастаемся тем, как нам нелегко приходится!

– Хм… – промычал я, не уверенный, что стоит продолжать эту тему.

Вот и пойми их, этих людей.Как это так получается, что сперва скажешь слово, а спустя уйму времени слова превращаются в действия, когда все уже напрочь о них забыли? Именно мои слова привели нас к дверям Библиотеки, где мне об этом и напомнили.

Что это были за собаки? – спросил я в далеком прошлом, на что получил ответ: Если б я знала. В принципе, такого ответа мне вполне хватало, но, видно, в голове у фру Торкильдсен вопрос мой все крутился, и фру Торкильдсен, похоже, думала, что и я только об этом и размышляю. Мы с ней вроде как за хвостом гоняемся. Вот и опять мои завышенные ожидания меня предали.

Библиотеку я представлял себе совсем не так. Думал, что это будет старое монументальное сооружение, уж очень фру Торкильдсен благоговейно отзывалась об этом святилище духа. В Библиотеке, с трепетом рассказывала она, есть ответы на все вопросы, в том числе и на вопрос о набитых опилками собаках и домах, куда втиснуты корабли.

И я купился.

Оказалось, что Библиотека располагается в неприметном двухэтажном здании неподалеку от Супермаркета, где обычно охотится фру Торкильдсен. Я бесчисленное множество раз мимо проходил и был не в курсе. Следующая неожиданность – запах, который защекотал мне ноздри, когда фру Торкильдсен посмотрела на дверь на первом этаже. Признаться честно, я никогда особо не раздумывал, как должно пахнуть в Библиотеке. Насколько я понимаю, Библиотека – это такой дом, битком набитый книжками, поэтому и запах должен, по идее, быть таким же, как дома. Вместо этого от двери пахло искренним смехом и горькими слезами, и запах этот был щедро сдобрен ароматом раскачивающихся на ветру деревьев, и еще там пахло человеческим потом, а по полу полз едва заметный душок драконовой воды, старый и прогорклый.

– Я сюда, кажется, лет десять не заходила, – сказала фру Торкильдсен.

– Это вы про паб? Про «Кружечку»?

Фру Торкильдсен остановилась посреди крыльца и уставилась на дверь, словно та, хоть и закрытая, рассказывала ей какую-то свою историю.

– В день зарплаты мы ходили в «Кружечку» пиво пить, – проговорила наконец фру Торкильдсен, – а больше я туда не ходила. Это место вообще считалось сомнительным. Хотя у них готовили такие вкусные бутерброды с ветчиной. По-моему, кухня у них была на высоте. Кормили они незамысловато, но отлично. По мне, бутерброд с ветчиной намного лучше, чем всякие ваши пате с конфитюрами.

– А я бы и того и другого навернул! – высказался я.

Оказывается, дверь с волнующими запахами ведет вовсе не в Библиотеку. А библиотечная дверь – она рядом, но намного скромнее, и едва фру Торкильдсен открыла ее, как потянуло и впрямь чем-то домашним. Однако вязкое амбре драконовой воды и в Библиотеке ощущалось. Оно смешивалось с запахом пыльных книг, так что все вместе получалось вроде карикатуры на тот запах, который живет у нас дома.

В Библиотеке и чувствуешь себя как дома, пусть я по-прежнему и не был уверен, что мне тут рады. Но хотя бы никаких табличек на двери не висело. А вот, кстати, на двери в «Кружечку» – там да, табличка была.

Когда дверь у нас за спиной закрылась, фру Торкильдсен замерла. С виду Библиотека казалась пустой, но нос мой считал иначе. Где-то в недрах помещения послышались шаги, и если б я не боялся, что меня выставят, то гавкнул бы разок-другой. Нет, заливаться лаем я не стал бы, просто тихонько, едва слышно сказал бы вуфф! – мол, я тут.

Библиотекарь! Молодая, почти девчонка, детей не рожала, молоко не пьет, и сейчас у нее овуляция. Милая, дружелюбная и отзывчивая. Увидев ее, фру Торкильдсен удивилась, а от удивления она всегда слегка теряется. И жесты, и мимика у нее делаются какие-то дерганые. Вот и сейчас фру Торкильдсен сперва таращилась на Библиотекаря, и лишь после наконец выдала:

– Вы Библиотекарь?

– Да, – Библиотекарь улыбнулась достаточно широко, чтобы я почти испугался за ее зубы, такие они были белые, – чем вам помочь?

Я от радости чуть лужу не напрудил.

Наконец-то!

Наконец-то хоть кто-то предложил фру Торкильдсен помощь, в которой она так отчаянно нуждалась.

С чего же начать помогать? Вообще-то фру Торкильдсен много с чем помощь требуется. С охотой, например. Добычи она приносит меньше, чем прежде, да и качеством ниже. А может, это во мне говорит личная неприязнь к той маленькой печке на полке – она еще говорит «Пинь!» и лишает еду почти любого запаха. Мой-то собственный рацион, к счастью, состоит из проверенной временем собачьей еды. А еще на фру Торкильдсен уборка, покупка драконовой воды, разговоры по телефону и ведение дневника. Если вдуматься, получается довольно много, и помощь тут не помешает, но вместо того, чтобы согласиться на щедрое предложение Библиотекаря, фру Торкильдсен принялась излагать более цветистую версию того, что рассказывала мне на лестнице, – про дни зарплаты и бутерброды с ветчиной, после чего, по-прежнему не вспоминая о предложении помочь, задала встречный вопрос:

– А вы не слишком… молоды для Библиотекаря?

– Мне двадцать девять, – ответила Библиотекарь (так я и думал), – и я закончила Библиотечную академию этой весной. Это моя первая работа.

– А мне шесть! – встрял я.

– Когда я начала работать Библиотекарем, мне было сорок четыре, – сказала фру Торкильдсен, – я десять лет сидела дома с ребенком и только потом поступила в Библиотечную академию. Шестидесятые – сами понимаете, как оно тогда было. Вам здесь нравится?

С ответом Библиотекарь не спешила – она переступила с ноги на ногу и скрестила руки на груди.

– Здесь замечательно, но в ноябре это отделение закрывают, и на моей работе это тоже сказывается. Идей у меня много, но все это немножко… бессмысленно, потому что нас же все равно закроют.

Фру Торкильдсен – это я понял по голосу – это известие прямо-таки потрясло. Сердце забилось быстрее, и она задала еще два вопроса.