Славчо Чернишев - Созопольские рассказы

Люди понесли его дальше.

Когда стали подниматься в гору, капитан вспомнил о своих сыновьях. Их все еще не было. Не было и Петра. И его охватила страшная тревога и тоска. Как, неужели он так и уляжется в могилу, не доведя до конца своего последнего дела на земле? Неужели дети Танаты так и будут страдать из-за пяти рыб?

В душе его скопилось горе всего мира, и в отчаянии он заорал во все горло:

— Дети!.. Дети!

Но он был мертв, и живые не услышали его.

В это мгновение гроб накренился, невдалеке блеснул залив, и капитан с жадностью оглядел его. Лицо капитана просияло. Все суда спешили к пристани. Все они имели крен на левый борт, и это означало, что на них есть рыба. Экипажи столпились на капитанских мостиках и смотрели на шествие.

Вот и его сыновья!.. Вот и его судно!.. А вот и Петр!

Капитан обрадовался, как никогда за всю свою недолгую жизнь. Как бы то ни было, ему удастся поговорить с Петром перед тем, как гроб опустят в песчаную яму.

Вдруг призывно взревела сирена на передовом судне, а за нею и на остальных.

В желтых лучах заката грянула во всей своей скорбной и торжественной красоте суровая рыбацкая музыка.

Капитан с облегчением вздохнул.

«Красиво хоронят моряков!» — подумал он и, успокоенный, закрыл глаза.

Шествие потянулось через пески, направляясь к тихим золотящимся дюнам.

День был погожим, по-осеннему ласковым, с далекими стратосферными облаками. Они выглядели лиловыми.

Это случилось в начале августа 1934 года.

День был сухой и невыносимо жаркий. Земля на взморье заскорузла и спеклась. На шоссе из деревушки выкатилось густое облако пыли, поднятое велосипедистом, отчаянно нажимавшим на педали, хотя дорога здесь шла под уклон. Окруженный желтым ореолом пыли, велосипедист — молодой парень в расстегнутой рубахе и черных суконных брюках, видимо здорово натиравших вспотевшие ноги, — крепко сжимал руль, на вилке которого моталась пара стоптанных рассохшихся башмаков, и, время от времени отрываясь взглядом от разбитого шоссе, тревожно поглядывал вдаль. В конце широкого синего залива перед ним виднелся деревянный рыбачий городок, издали напоминавший средневековый замок.

Съехав с горы, велосипедист запылил по мягкой песчаной дороге. Слева простирался пустынный золотистый пляж с низкими, обросшими жесткой травой дюнами. Единственными курортницами там были несколько белых коров.

Парень проехал мимо двух-трех куч недообожженного кирпича, похожих на покинутые развалины. Поблизости от них из-под огромного одинокого дуба, словно бродяга-нищий поседевшего от пыли, вытекала тоненькая струйка теплой и противной на вкус воды. Велосипедист на мгновение сбавил скорость, но все же не остановился: времени у него было в обрез. Вытерев о брюки потные пальцы, покрытые коркой бурой пыли, он, тяжело дыша, начал подниматься на крутой подъем. Преодолев его, он с облегчением перестал работать ногами и по инерции стремительно скатился вниз. Слабая встречная струя воздуха обдала приятным холодком тело и освежила пересохшие губы.

Новый подъем. Парень почувствовал, что сил у него больше не осталось, соскочил на землю и пошел пешком, с трудом передвигая натруженными ногами. На повороте он нагнал одинокого пешехода с мотыгой на плече, в дырявой соломенной шляпе, выгоревшей на солнце. Это был знакомый виноградарь из городка, добрый человек.

— Куда в этакую жару без зонтика, Андрейчо? — вяло спросил виноградарь.

— К сапожнику Христо, — отдуваясь, ответил парень. — Вечером уезжаю в Софию. Экзамены держать.

— Мой тоже собирается, только денег неоткуда взять!

— Мне родня помогла, — как бы оправдываясь, объяснил Андрей. — Сам знаешь, с миру по нитке…

И, чтобы избежать дальнейшего разговора, он вскочил в седло и крикнул:

— Я тороплюсь. До свидания!

Он с трудом, зигзагами, одолел последний подъем и снова покатился вниз. Теперь городок был у него под ногами — глухой, пустой и какой-то обветшалый в неподвижном знойном воздухе.

Улочки были безлюдны, и парень испытывал такое чувство, будто вернулся на несколько веков назад, в те проклятые времена Туретчины, когда люди не смели показываться из дому. «А нынешние чем лучше!» — подумал Андрей и, опасливо оглядевшись по сторонам, углубился в сложный лабиринт улочек, по которым только-только могла проехать телега.

Спрыгнув на ходу, он прислонил велосипед к каменной ограде возле покосившегося деревянного домика, в котором помещалась убогая мастерская сапожника. В ней было прохладно и сумеречно. Присмотревшись, парень разглядел Христо — молодого, тридцатилетнего человека с седой головой. Наскоро поздоровавшись с хозяином, он присел на низенькую табуретку.

— Что случилось? — с некоторой тревогой спросил Христо.

— Я к тебе от Димо, — сказал парень и понизил голос. — У него на сеновале прячутся трое товарищей. Полиция разыскивает их. Сегодня ночью им необходимо выехать в Советский Союз. Брат сказал, чтобы ты вечером пришел к нему в матросской форме. Он, кстати, спрашивает, карабин твой все еще у тебя?

— У меня. — Христо мягко улыбнулся. — Только как его притащить!

— Он сказал также, чтобы ты обдумал план их переброски.

Сапожник молча вогнал последний гвоздь в подметку башмака, который чинил, и отложил его в сторону. Андрей ждал, рассеянно и тревожно разглядывая афиши фильмов, которыми были облеплены стены каморки. Ему все казалось, что вот-вот сюда заявится жандарм Петко и рявкнет: «А ты что тут делаешь, разбойник?» Наконец он вскочил и спросил нетерпеливо:

— Что передать брату?

— Передай: пусть сговорится с ефрейтором Ташо, чтобы вечером тот был на пристани в полной боевой готовности.

Юноша побледнел и направился к выходу, но, спохватившись, вернулся.

— Чуть было не забыл, — смущенно сказал он, понизив голос. — В партии провал, и полиция разыскивает их в каждой щели… А это барахло я оставлю у тебя, не для починки, конечно.

— Ладно. К девяти буду у вас.

Андрей с облегченным сердцем выбежал на улицу. Его ослепил сильный солнечный свет, и он на миг зажмурился. Затем украдкой бросил взгляд по сторонам и сел на велосипед…

На закате один моряк, по виду — запасник, весь серый от пыли, быстрым шагом подходил к деревушке, из которой к нему приезжал Андрей. В руках у него был деревянный матросский сундучок, а карабин был завернут в шинель — «чтобы не пылился».

Не доходя до деревни, он свернул в жнивье и под корявой грушей дождался наступления темноты. Потом продолжил свой путь. Повстречавшийся моряку дряхлый старик воззрился на него.

— Куда ты, Христо? — полюбопытствовал он. — Опять на царскую службу?

— Опять, дед, — коротко ответил моряк и пошел своей дорогой.