Александр Авдюгин - Батюшковские рассказы

Народ не понял, невольно сжался, и в этом внимании было начало уважения, как, впрочем, и раздражения. Списали на молодость, пафосность и неопытность молодого да быстрого попа, но оказались неправы.

В тот же день отец Стефан был у главы поселковой администрации и четко доказал последнему, что своего избирателя надо знать в лицо и проникнуться заботой о проблемах каждого в преддверии предстоящих очередных выборов. Союз же власти и церкви даст нынешнему голове громадное увеличение электората, а присутствие его лично или ближайшего заместителя на поголовной миссии освящения и воцерковления выбросит его конкурентов, местную оппозицию и недоброжелателей на свалку политической истории поселка городского типа. Надо сказать, что такого местный голова придумать не смог бы, поэтому заверения во всемерной поддержке благого начинания отец Стефан получил конкретные, радостные и обязательные.

С милицией и пожарниками было проще. Настоятель храмов, посочувствовав не очень хорошей статистике правонарушений, преступлений и противопожарной безопасности, напомнил руководителям этих подразделений, что во главе угла их деятельности должна быть профилактика. Лучшего же времени и способа определить пожаростойкость и потенциальную опасность нарушения общественного спокойствия, чем начинающееся завтра мероприятие вряд ли когда определится. Тем более, что кроме священника с ними будет и местный голова. Милиция же вообще воспрянула духом, предвкушая изобилие самогонных аппаратов и конкретных улик повального местного увлечения, то бишь растягивания по домам государственного добра и прочей личной, но чужой, собственности.

Вечером отец Стефан добрался до птицефабрики. Директор был на месте. По-другому и быть не могло, т. к. фабрика была его личной, да и этническое происхождение Гусарского Бориса Соломоновича не вызывало сомнений, что накладывало на его педантичность, работоспособность и предприимчивость особые черты, не присущие представителям местного национального происхождения. Директор Гусарский поставил свое еврейство столь четко и определенно, что никаких особых ассоциаций оно не вызывало, а почти сотня птичниц, работающих на фабрике, носили его на руках за постоянную и регулярно оплачиваемую работу.

Зайдя в кабинет отец Стефан, хоть и молод был, но понял, что здесь он пришел к тому, кто может всё, если ему это нужно и выгодно.

Доказать, что работницы директора Гусарского будут производительней и, главное, честнее в своей нелегкой работе, если рядом будет стоять церковь, он смог без труда одним лишь возгласом:

— Борис Соломонович, вы же прекрасно знаете, как кристально чисты и трудолюбивы ортодоксальные евреи, а во мне вы видите консервативного ортодокса.

Когда же, расписав все преимущества православных работников над безбожниками, отец Стефан сообщил ошарашенному директору, что помощь в строительстве храма скостит часть его непомерных налогов, вопрос был решен. Окончательно.

Через полгода отец Стефан сидел в приемной епархиального секретаря с прошением. Он требовал выделить на его приход двух священников. Ведь не может же он служить литургию в трех храмах одновременно…

— Ты бы, батюшка, пришел двор почистил.

— ?

— Гуркотит что-то ночью, стучится. Петух ни свет, ни заря кричит и в погребе гупает кто-то.

Дошло.

Освятить просят усадьбу.

Попробовать, что-то объяснить об суевериях и страхах от неверия?

Не получится. В лучшем случае скептически выслушают, покивают головой, то ли в знак согласия, то ли в смысле: говори, мол, говори, а дело свое поповское иди и делай.

Это в селе так обычно происходит. В городе немного по иному, тут уже о полтергейсте порассуждают, знакомых книжных магов вспомнят, да последние прогнозы доморощенных астрологов в пример приведут. Одно объединяет, что город, что село — абсолютная уверенность в существовании того, кто специально желает зла и неприятностей. Причем, это не тот «враг рода человеческого» о котором и в Писании, и у Отцов. Нет, не он. Зачем так далеко ходить? Источник обычно рядом. С амплитудой от соседки до тещи или до свекрухи со свекром.

Впрочем, рассуждения все это. Констатация того, что Ветхий Завет библейский и сегодня чрезвычайно актуален.

Собрал я свой требный чемоданчик и пошел «двор чистить».

Встретил хозяин. Сухонький мужичок, лет под семьдесят, опрятно, по случаю моего прихода одетый, и постоянно что-то для себя или для меня (?) бурчащий. На мои «Да что вы говорите!» и «Надо же!» реакции никакой. Сплошные рассуждения, что жить спокойно вороги не дают, вон в позапрошлом году так в огороде пшеницу, что по краям посеял, так узлом повязали, что и картошка не уродилась.

— Конек-горбунок погулял, что ли? — спросил я деда.

Тот продолжал что-то бубнить, не отвечая.

— Вы ему громче говорите, он слышит плохо, — расшифровала мое недоумение вышедшая хозяйка. Пришлось повторить громогласно.

Дед недоуменно посмотрел на меня и ответствовал:

— Какая лошадь, мы их отродясь не держим. Туточки, через усадьбу, бабка живет, она и творит непотребство это.

Поражаюсь я сельским прихожанам моим. Обычно к старости лет они сами на хозяйстве остаются. Дети разъезжаются. Забот же не убавляется, так как аккурат к сбору вишни, затем картошки и прочих овощей они, дети которые, всем возросшим собственным семейством, четко приезжают. Нельзя сказать, что бы вообще не помогали садить, полоть да с жуком воевать, но рано по утрам в огородах я обычно только бабушек с дедушками в косыночках и кепочках наблюдаю…

Силушки уже той, что у стариков моих ранее были теперь не достает, а количество соток в поле и на усадьбе, как и кудахтающие и мычащие братство, отнюдь не убавляется. Ясно, что со всем не управишься, а поправки своим годам и здоровью, делать они не хотят и то, что раньше быстро и четко получалось, нынче никак не успевается. То одно не ладится, то другое. Надобно причину искать. Виноватых же, мы всегда на стороне находим. Изначально так повелось, начиная от Адама.

Жили хозяин и хозяйка в большом доме, причем первый, вернее, нижний его этаж, который для подвала был построен, с маленькими оконцами вверху, постепенно стал для них основным «домом», а верхние комнаты поражали своей чистотой и симметричностью расставленной мебели, предметов, подушек и посуды в серванте. Тут не жили. Для гостей держали. По моему, в последний раз, сюда на Рождество заходили или на Пасху, прошлую.

Перед красным углом, на столе разложил я свои «святости», именно так у нас называют все то, что в требном чемодане лежит. На улице разжег кадило (от нынешних софринских углей смрад при растопке такой исходит, что невольно «гиену огненную» помянешь) и начал потихоньку положенный молебен служить.