Мелани Бенджамин - Госпожа отеля «Ритц» [litres]

Бланш вдруг замечает, что Элиза, стоявшая за ее спиной, выбежала из гостиной; из спальни доносятся тяжелые шаги, один или два глухих удара. Элиза, видимо, убирает доказательства ее присутствия, и Бланш позволяет сделать это. Элиза не виновата, что Клод свинья; нет смысла втягивать девушку в эту веселую затею. А визит Бланш – всего лишь веселая затея, больше ничего. Она не ищет вещественные доказательства измены: тюбик чужой губной помады, пеньюар слишком маленького или слишком большого для нее размера. Ей не нужно видеть, прикасаться; она и так достаточно зла.

И потом, если Бланш и знает что-то о Клоде, так это то, что он очень педантичен.

Тем не менее, чтобы дать Элизе время уничтожить улики, Бланш не спеша осматривает столовую (фарфор все еще в буфете – они не успели его упаковать) и компактную, аккуратную кухню – самое уютное место в доме; здесь всегда тепло от духовки и пахнет чесноком и розмарином.

Наконец Бланш идет в спальню; все кажется нетронутым. Покрывало на кровати разглажено, тумбочки пусты, если не считать нескольких личных фотографий, в том числе их с Клодом свадебная карточка. Бланш остается только надеяться, что у мужа хватит порядочности отворачивать фотографию, когда он занимается с ней любовью.

Бланш берет снимок и пристально смотрит на него. На ней было элегантное платье по моде двадцатых годов – боже, заниженная талия теперь выглядит такой старомодной! На Клоде – двубортный костюм в тонкую полоску. Они выглядели счастливыми. Как будто не могли поверить, что им посчастливилось найти друг друга, как будто судьба слишком щедро одарила их, и они были настолько ошеломлены, что только глупо ухмылялись.

Все еще держа фотографию в руке, Бланш роется в гардеробе, достает пару платьев, кладет их вместе с фотографией в маленькую шляпную коробку и направляется к выходу. По крайней мере, сегодня вечером в «Ритце» Клод увидит снимок и поймет, что она бросила ему вызов и пошла в квартиру. Этого будет достаточно. Пока.

– До свидания, Элиза. Не знаю, когда вернусь, так что – до лучших времен. – Бланш обнимает напряженную служанку; к ее удивлению, Элиза тоже крепко обнимает хозяйку и целует ее в обе щеки.

– До свидания, мадам. Я буду здесь до тех пор, пока… пока буду нужна. – У нее в глазах стоят слезы, седые волосы выбиваются из строгого пучка.

Помахав напоследок рукой, Бланш спускается по лестнице и снова выходит на улицу. Задумчиво бредет, болтая в воздухе шляпной коробкой; ей не хотелось оставаться в квартире, но возвращаться в «Ритц» она тоже не торопится. И Бланш разучилась просто бродить по улицам, как делала когда-то. Как Клод учил ее делать, когда ухаживал за ней. В далеком 1923 году.

Тогда она была для него единственной женщиной в целом мире.

– В Париже нельзя спешить, – сказал он, беря Бланш за руку, как только она позволила ему это сделать. – Париж похож на прекрасную женщину. На тебя, Бланшетта. Его нужно смаковать. Как и тебя. – А потом он укусил ее за шею, и у нее екнуло сердце и закружилась голова – мужчина и город в этот момент так перепутались в сознании Бланш, так тесно переплелись, что она не знала, в кого в итоге влюбилась.

Она и до сих пор не знает.

А вот Джали знал. Боже, неужели он знал?

– Этот мужчина! – Джали расхаживал взад и вперед по номеру отеля «Кларидж», его лицо было искажено гневом. Бланш держала в руках целую охапку одежды; на следующий день они уезжали в Египет, и Джали велел ей собирать вещи.

Джали, невероятно красивый принц Джали Леден, который поднял ее с пола киностудии в Форт-Ли, штат Нью-Джерси, и пообещал звездное, полное арабских ночей будущее, прибыл в Париж неделю назад. Бланш тут же забыла о щеголеватом, склонном к нравоучениям маленьком французе. По крайней мере, так ей казалось, пока они с Джали потрясающе проводили время: катались по городу в его «Стац Беркете», ездили на скачки в Лонгшамп, танцевали до четырех утра в клубах на Монмартре, визжали от восторга в «Мулен Руж». Дрожали от восторга в постели.

Но неделя закончилась, и Бланш собирала вещи, чтобы ехать в Египет. Там она станет кинозвездой. Станет…

– Какой мужчина? – Бланш бросила одежду на стул.

– Этот француз. Этот клерк! – Ответ Джали сочился презрением.

– Клод… мой… Клод?

– Да, Клод. Твой Клод. Чем ты занималась до моего приезда, Бланш? – Джали крепко схватил ее за руку; она вскрикнула, но он не отпускал. – Что между вами было?

– Ничего! Он просто показал мне Париж. Ты ведь оставил меня здесь одну.

– И это все? Он был только гидом? Тогда зачем он приходил сюда минуту назад? Почему он угрожал мне, как будто имеет на это право?

– Как… Клод приходил сюда? – Бланш охватила паника; в конце концов, она едва знала этого Клода Аузелло. А вдруг он был одним из тех французов, о которых пишут в романах? Которые вызывают соперников на дуэль? Она не могла себе представить, чтобы Клод, маленький педантичный Клод, выкинул такое. Но что Бланш знала о нем? Порой он становился очень страстным; она краснела, вспоминая его прикосновения, его поцелуи, его шепот.

С Джали, сердито смотревшим на нее и явно заметившим ее румянец, все было понятно. Он точно способен убить соперника.

– Этот человечек… Он пришел сюда и заявил, что не позволит забрать тебя в Египет.

– Он – что? Как он вообще узнал о наших планах?

– Я сказал ему, когда организовывал наш переезд. Потом он пришел сюда и угрожал мне – мне! Принцу Джали Ледену! Этот лягушатник!

Джали отпустил ее руку, но Бланш не собиралась успокаивать его. Она была в ярости: злилась на Джали, злилась на Клода. Злилась на этих нелепых мужчин, каждый из которых считал, что владеет ею. Неужели у нее нет права голоса?

– Извини. – Бланш развернулась и вышла из комнаты.

Джали крикнул ей вслед:

– Куда это ты собралась, женщина?

– Куда мне, черт возьми, вздумается!

Она нажала кнопку вызова лифта, спустилась в вестибюль и вошла в кабинет Клода Аузелло.

Он сидел за столом и наливал себе вина. Он казался задумчивым, даже сердитым – пока не увидел ее. Затем он вскочил, опрокинув бокал; вино разлилось по бумагам на столе, и Бланш видела, что он отчаянно хочет вытереть их, спасти все что можно… Но вместо этого Клод бросился к ней.

– Бланш…

– Нет! – Она подняла руку. – Нет. По какому праву ты разговаривал с Джали? По какому праву ты заявил, что я не могу поехать с ним?

– По праву человека чести. И влюбленного мужчины.

– Честь? Любовь? – Бланш расхохоталась. – Ах ты, напыщенная маленькая задница! Что ты знаешь о Джали? Что ты обо мне знаешь? Ничего. Может, Джали – святой. Может, я не заслуживаю ни уважения, ни любви.

– Ты так не думаешь, – сказал Клод; его темно-синие глаза пробили брешь в ее броне.