Станислав Смагин - Там, где мой народ. Записки гражданина РФ о русском Донбассе и его борьбе

Но уже в апреле территория республики была частично занята немецкими войсками, перешедшими в наступление, невзирая на Брестский мирный договор. В мае республику оккупировали полностью, руководство было вынуждено перебраться в Большую Россию. Когда же после поражения Германии в ДКР вошли советские войска, центр принял решение о ликвидации республики и передаче ее земель Советской Украине. Местные партийные и военные руководители еще пытались робко претендовать на хотя бы частичную автономию, но никакого успеха не добились. Артем стал одним из руководителей Украины, затем снова был отправлен в наиболее милый сердцу регион и возглавил созданную накануне Донецкую губернию. Вскоре его «от греха подальше» отправили в Башкирию. После очередного — недолговечного и уже последнего — возвращения в Донбасс на должность главы Донецкого губисполкома Артема вызывают в Москву. Он становится секретарем столичного горкома партии, что является недвусмысленным признанием огромных заслуг, а потом возглавляет Всероссийский союз горнорабочих. Внезапная гибель энергичного и талантливого руководителя породила ряд сомнений и слухов. Сын Артема, генерал Артем Сергеев, воспитывавшийся, кстати, после смерти отца в семье Сталина, считал организатором таинственной катастрофы Троцкого — Лев Давыдович был рьяным оппонентом первого и последнего председателя ДКР.

Несмотря на все попытки вымарать из биографии Артема главную ее часть, память о ДКР все равно давала о себе знать. Она вдохновляла лидеров Интердвижения Донбасса, мужественно противостоявшего в начале 90-х необандеровщине и украинизации. Она стала краеугольным камнем общественно-политических структур вроде «Донецкой республики», появившихся в середине нулевых и сыгравших огромную роль в Русской Весне Донбасса. Значит, дело Артема не ушло в мир иной вместе с треклятым аэро-вагоном. И в эпоху, когда бесовская стая, скривив рот, вопит «Украина — не Россия», очень уместно помнить и использовать опыт человека, спокойно возражавшего: «Донбасс — не Украина».

Крайне редко пишу что-то на тему проламывания незалежной очередного дна,ибо всякое «чотамухохлов» тотчас же порождает закономерный горький вопрос: «Если это такие анекдотические ничтожества, почему мы боремся с ними скидочками, глубокими озабоченностями и имплементацией безальтернативных Минских соглашений»? Но после голландского референдума по вопросу допуска Украины в ЕС не мог пройти мимо.

Вот некий голландский эксперт сокрушается о том, что его сограждане не поняли украинцев. Текст выдержан в стилистике памятной фразы: «Россия, ты одурела», только вместо России — Голландия. А вот г-н Яременко, как услужливо подсказывает биографическая справка сбоку, — «Дипломат, экс-генконсул Украины в Стамбуле, глава правления «Майдан закордонних справ». Г-н Яременко сообщает: «Достаточно скоро мы непринужденно улыбнемся голландским организаторам референдума и покажем вкусный фак их российским вдохновителям». Представляю, как закорежило бы местную медийную либерастню вроде Ксении Очередь-в-Макдональдс Лариной, используй в России провластный/околовластный деятель аналогичную лексику. Но дальше — фееричнее: «Думаю, основные уроки голландского референдума должны быть в другом — инструментами демократии (плебисцит, волеизъявление) нельзя пользоваться безответственно, манипулятивно. Это должны понять голландцы».

Молодая украинская демократия учит демократии Европу. Картина, достойная кисти великих голландцев, хотя, скорее, малых.

Егор Просвирнин,главный редактор известного ресурса «Спутник и Погром», подверг на своей Фейсбук-странице оглушительной критике интервью режиссера Эдуарда Боякова журналу «Фома». Особо досталось симпатиям заслуженного театрального деятеля к общинности и коллективизму. Тот факт, что для Егора индивидуализм, причем в его самых радикальных формах, является главным фетишем наряду с атеизмом и трансгуманизмом, известен давно. Не совсем, правда, понятно, как эта индивидуалистическая одержимость сочетается с вечными его огорчениями относительно разобщенности русского народа, чьи молодые представители даже не могут дать в армии отпор сплоченным инородцам. Задал Егору вопрос по поводу данного парадокса, но ответа ожидаемо не получил. Легче и соблазнительнее всего списать вопиющее противоречие на мировоззренческую шизофрению, однако я привык верить в людей и надеюсь, что диалектическое снятие где-то имеется.

Как по мне, так в русской жизни частное с общим прекрасно уживаются и без особой нужды в диалектике. Не раз уже писал об этом. Взять, допустим, такое явление, как массовый героизм, — очень к месту здесь будет цитата из прекрасной книги Федора Нестерова «Связь времен»: «Героизм в его классическом понимании всегда есть исключение из правила. Герой совершает непосильные простым смертным деяния. Он возвышается над толпой, которая служит пьедесталом для его неповторимой личности. Но такая компания вряд ли подходит скромному Ивану Рябову (простолюдину-герою Северной войны. — С. С.), и на пьедестале он должен чувствовать себя не слишком удобно. Со времен Петра понятие героизма все же вошло в обиход русской мысли, но при этом оно обрусело, потеряло первоначальную исключительность. Антитеза между героем и толпой как-то незаметно стерлась, и на ее месте появилось маловразумительное для европейца словосочетание “массовый героизм”, то есть что-то вроде исключения, которое одновременно является и правилом. Это всего лишь один из примеров того, как в одни и те же слова люди Запада и русские люди вкладывают весьма различное содержание». Или обратный пример. В Великую Отечественную войну было много и летчиков, совершивших таран вражеской техники и живой массы, и солдат, закрывавших телом вражескую огневую точку, да и летчиков-ампутантов в итоге набралось несколько. Но в историю в первую очередь вошли конкретные Гастелло, Матросов и Маресьев, ставшие персонификацией, олицетворением определенных подвигов.

Кстати, споры об индивидуализме и коллективизме русского народа в последнее время вообще нередки в фейсбучно-публицистической среде. Целый сериал из обменов критическими, но все же дипломатичными репликами случился, например, у Андрея Бабицкого и Дмитрия Ольшанского, которые перенесли проблему в политическую систему координат. Ольшанский утверждал, что надо было два года назад занять всю Новороссию, а остальная Украина — гори синим пламенем. Бабицкий возражал, что подобный национал-эгоизм чужд русской душе, что нам нужно отвоевать, преимущественно «мягкой силой», всю Украину и — шире — весь мир, ведь мы, люди Библии и Достоевского, в ответе не только за себя, но и за человечество. Схожую дискуссию, без откровенной резкости, но с повышением тона, я наблюдал и на очередной конференции «Юга России», состоявшейся в Воронеже. Спорили о том же: нужно ли бороться за умы жителей Украины вне Донбасса и Новороссии либо же это безнадежно пропащие территории с таким же населением. Мне в обоих случаях было слегка досадно. Умные и патриотичные люди хотят достичь отнюдь не противоречащих друг другу целей, но не понимают этой непротиворечивости и досадуют друг на друга.