Михаил Гиголашвили - Кока

Тот поспешил согласиться:

– Конечно, так лучше. Вот мне много корячиться, а с кем я буду на киче чалиться? С убийцами и садистами! Можно и штрафами наказывать, в Европе давно так делают…

– Да? – Тархан недоверчиво уставился выпуклыми глазами.

– Мой знакомый в Роттердаме был виновником аварии, ему судья дал на выбор – пять тысяч гульденов штрафа или пару месяцев в тюрьме.

– Вот что значит Эвропа! – Вор затушил сигарету, пригубил чай, повторил с некоторым придыханием: – Эвропа! А нашим ментокрылым всё бы сажать да сажать – кого попало и куда попало! Вот ты, честный фраер, зачем должен с маньяками чалиться?.. Что хорошего из этого будет?..

– Это правда, – согласился Кока, чем вызвал улыбку Тархана.

– Правда?.. Правда – проститутка, все её хотят, но никто не любит…

– А истина? – рискнул спросить Кока.

Хан Тархан заулыбался шире:

– А истины – нет! Есть только разные углы и точки зрения. – Он сложил ладони углом – Как в той притче о слепцах и слоне, где один пощупал хобот и сказал, что это змея, другой ухватился за бивни – не змея, а острые колья, третий пощупал уши и был уверен, что слон – это не колья и не змея, а что-то лёгкое, как веер…

– А знаете концовку басни? – обрадовался Кока (по счастью, бабушка с детства шпиговала его сказками и притчами народов мира). – Нет? Шестой слепец был самый сильный, он ощупал хвост слона, после чего зажал другим слепцам рты, и с тех пор все уверены, что слон – это что-то гибкое и длинное с кисточкой!

Посмеялись: “Наше вам с кисточкой!” Тархан высказался в том смысле, что узнать правду есть разные способы, и самый простой из них – приложить руку к сердцу спрашиваемого, если при ответе сердце забьётся сильнее – значит, врёт.

Потом спросил о подельнике:

– Как зовут? Нукри? Кликуха Доктор? Почему?

– Он врач, хирург.

– А, врач! Хороший? Не свинячий лепило? Чэстный лэкарь или хэр-ург? – добавил по-русски и объяснил, что недавно топтуны привели одного – ветеринаром оказался. – Кишколомы!.. Баадур, прошу тебя, пригласи, если нетрудно, завтра Нукри Доктора, есть вопросы по здоровью, – крикнул в пустоту. – Да вы молодые – что вам пятерик отсидеть? А я стар! Мне уже торопиться некуда, нервы портить вредно, бояться поздно. – И добавил на чистом русском, с некоторым напором на “э”: – Только жить нэ тужить, мёд-пиво пить!

В дверь робко и предупредительно постучали. Осторожно повернули ключ в замке. В комнату с извинениями протиснулся коридорный вертухай в глаженой рубашке и галстуке. Он держал корзиночку под вышитой салфеточкой.

– Свежие булочки, как вы любите, господин Тархан! Только из печи! Пекари поклон посылают!

– Хорошо, Сергуня, благодарю. Им тоже привет от меня. Будь добр – поставь на стол, – небрежно шевельнул Тархан пальцами.

Вертухай Сергуня, деликатно не глядя в сторону Коки, с полупоклоном поставил корзиночку на стол, спросил, нет ли пожеланий, и был отпущен движением Тархановой руки. Задом попятился, боком протиснулся в дверь, тихо прикрыл её и аккуратно повернул за собой ключ.

– Бери! Не наш шотис-пури, да что поделать?

Кока не удержался – булочки восхитительно пахли!

– Благодарю! – И не торопясь, начал есть одну, с хрусткой корочкой.

А хан Тархан решил узнать: всё ли в порядке в Кокиной камере?

– Да, всё спокойно. – Кока хотел сказать, что смотрящим сидит Замбахо, но вовремя прикусил язык: зачем лишнее болтать? “Замбахо прячется в общей хате, зачем выдавать? Три обезьянки! Длинный язык – короткая жизнь!” Так думал он теперь часто, останавливая свои мысли, готовые вывалиться наружу.

Но хан Тархан и так знал. Уточнил:

– Рулём у вас Замбахо? Знаю, гасится на общаке. С ним осторожнее! Такой же бандит, как Сатана. Не ворует, а грабит и разбойствует. Тоже трупных дел мастер. Листом бумаги может человеку горло перерезать! Да-да! Новое поколение, мать их! Какие они воры, гапицеб? Гангстеры! Киллеры! Терминаторы! Рэкетиры! Янычары! Они воров не уважают, а убивают! До чего дошло – воры пропадать стали! Мой кореш, Темур Мачутадзе, законник, в конце мая выехал куда-то – и пропал, только пустую машину нашли в лесу. Где он? Гангстеры, наверно, в бетон закатали! Или Резаный, в законе, с Япончиком дружил, с Кобзоном, в карты играл феноменально, был во всём счастлив – и что? Пропал! Ушатали Резаного киллеры! Не знают того, дураки, что человека убить нетрудно – трудно жить с этим! Думают, что смерть косит все долги, но это не так!

Кока сказал, что лично он ничего плохого от Замбахо не видел. Тархан усмехнулся, отпил чай.

– И не увидишь – зачем ты ему? А вот если бы ты ворочал миллионами – тогда совсем другой коленкор… Я его давно знаю, он в дружбе хорош, однако на дело его брать нельзя – обязательно жмуры будут, в мокрухе увязнешь… Но нет! Меня забодать у сопляков бивни не выросли! – вдруг опять в пустоту, словно сам себе, воскликнул Тархан. – Фишку не рубит! Стар стал! Поляну не сечёт! Нюх пропал! Чуйка ослабла! Да я вас всех переживу и похороню! Всех выкружу! Все через клизму обедать будете! И денег на келех и венки не пожалею!.. А ты ни на что не подписывайся! – перекинулся он на другую тему. – Ты, я вижу, честный фраер, сиди себе спокойно и книжки читай! Ты до общей где сидел? На спецах?

– Да, с Расписным. В тридцать четвёртой хате.

Тархан небрежно шевельнул короткой ручкой.

– Расписной – ушлый прошляк. По ушам получил за свои неблаговидные делишки. Ещё кто?

– Беспал, семечек украл три вагона.

– Не знаю, шелупонь какая-нибудь, люмпениад, не́путь. Третий?

– Савва, всё время лежал вырубленный…

Тархан крикнул в пустоту:

– Баадур, посмотри в журнале, кто наседка в тридцать четвёртой хате?

Раздалось шуршание. Потом из-за ковра прозвучал ответ:

– Савва. За мохнатый сейф. Трахарь. Пятнашка.

Тархан ткнул пальцем воздух:

– Слыхал, кто наседка? А ты говоришь – вырублен лежал! Всё сечёт, мать его, дятла-долбоёба! Слушать подано! Все сидят по приговору, а он – по договору! Ярмо козлиное по его шее плачет!

Вот оно что! Савва – наседка!.. А Кока его даже в расчёт не брал, когда мучился этим вопросом! Недаром он, сволочь, ночами не спал – слушал, о чём камера шепчется!.. И выводили его несколько раз по вечерам – куда, как не к главначу?!

– Он говорил, до расстрела статья… Плакал, кричал, шумел, – растерянно пробормотал Кока (лихорадочно вспоминая, не говорил ли лишнего при Савве).

Тархан осклабился:

– Аха, расстрел, как же… Этот шнырёныш свою пятнашку получил и остался при тюрьме наседкой… Знал, сучонок, что всех, кто по его блядской статье, в зоне опускают, делают петухами, что жизнь его ожидает несладкая! Малофьёй зальют! Доебут до капусты в тухесе!

– Капусту туда суют? – не сдержал удивления Кока.