Павел Иевлев - Небо над дорогой

Из всего массива железа я с налёту понял только приводные механизмы — они сделаны непривычно, но понятно — гидравлика и механические рычаги. Обычная авионика. Но даже тут было непонятно, как сигналы управления доходят из центральной гондолы, передняя закругленная часть которой представляет собой остеклённую ходовую рубку. Или в случае летательного аппарата это называется «кокпит»? Во всяком случае, не по проводам и не механически — ни тросов, ни тяг.

Всё это хозяйство было на вид целым, но непонятным, холодным, мёртвым и пыльным. Отсутствовал только центральный фрагмент консоли управления — из панели перед штурвалом и рычагами кто-то аккуратно извлёк большой квадратный прибор. От него осталось зияющее пустотой место с торчащими в воздухе серо-графитными тонкими шинками. Что это было — оставалось только гадать. Надеюсь, не самая важная деталь.

— Ты уже понял, как он работает? — с надеждой спросил Артём.

— Нет. И, возможно, никогда не пойму. Меня даже лампы здешние ставят в тупик, — признался я. Вот, посмотри…

Мы сидели в помещении за кокпитом, которое, судя по всему, было небольшой кают-компанией для команды управления. В центре гондолы есть ещё одна, большая, с длинным столом человек на тридцать, но там слишком пусто, просторно и пафосно. Здесь уютнее.

Я, ослабив мультитулом (обычным «лезерманом», не УИном) защёлки, снял изящный стеклянный плафон настольной лампы с его витого латунного основания. Под ним в пружинном зажиме зафиксирована… ну, допустим, лампочка. Будем звать её так. Дутая из прозрачного стекла колба, внутри которой непривычный дырчатый элемент.

— Это — лампочка! — изобразил я собой Капитана Очевидность. — Похожая на тёрку для чеснока хрень у неё внутри должна греться и светиться, как спираль в наших лампах накаливания.

— Понятно, — кивнул Артём.

— Завидую, — съехидничал я, — потому что мне непонятно. Я даже представить себе не могу, что её должно накалять и как! Здесь нет проводов! Тут вообще нигде нет проводов! Смотри сюда…

Я отщёлкнул пружинный держатель и вынул лампочку. Её нижняя часть представляет собой металлический плоский контакт-цоколь, как у наших — только он не резьбовой, а прижимной. Но это полбеды. Он один, а не два, как в цоколе наших лампочек, и он прижимается к тонкой серой полоске из неизвестного материала. Такими полосками пронизаны все здешние системы, и я бы предположил, что они исполняют роль проводов — но они не проводят электричество, в чём я убедился при помощи батарейки и лампочки из фонарика.

— Энергия для нагрева элемента накаливания подаётся через основание лампы, — продолжил я делиться своими открытиями. — Сначала я подумал, что она стационарная, но потом сообразил, что это не совсем так…

Я показал на латунную подпружиненную кнопочку в широком деревянном постаменте лампы. Нажал, освободил фиксатор и торжествующе поднял лампу над столом. Под ней из столешницы торчит небольшой, размером с фалангу большого пальца шпенёк с боковой лыской и горизонтальной прорезью.

— Смотри, такие же вот тут и вот тут, — я показал аналогичные шпеньки на столешнице, — значит, можно туда переставить лампу.

Я продемонстрировал — поставил лампу вместо центра на край и защёлкнул, утопив фиксатор в основании.

— Ставлю лампочку и плафон на место… — я быстро собрал устройство, как было. — Теперь она будет гореть тут. Если, конечно, я смогу понять, от чего она вообще горит…

Пока что мы сидели при свете фонарика. И никаких идей, как зажечь свет, у меня не было. Поэтому еду приготовили, как дикари, на походной газовой плитке с баллончиком, водружённой на роскошную большую плиту здешнего камбуза, нагревательные элементы которой оставались такой же загадкой. Эли я будить не стал — пусть лучше выспится, всё равно каша с тушёнкой ей не нравится. Скормлю ей сладких батончиков.

Кстати, продуктов у нас в обрез, а ведь ещё обратно тащиться… Взбодрив себя кофе, полез ковыряться дальше, стараясь настроиться на оптимизм. Что один механик сделал, в том другой механик завсегда разберётся. Должен разобраться. Обязан.

Помогла мне, смешно сказать, сантехника. С одной стороны, я был мотивирован тем, что Эли скоро проснётся и начнёт капризничать от невозможности помыться, портя мне и без того не радужное настроение, с другой — логично начать разбираться в системах с той, которая хотя бы оконечными интерфейсами понятна. Что может быть понятнее унитаза?

Как выяснилось — многое. Но упорство и техническая смекалка превозмогли. Вода в здешнюю сантехгруппу подаётся самым простым образом — самотёком из бака, расположенного вверху гондолы. Бак здоровенный, воды там до чёрта… Было когда-то. Сейчас трубы сухие, но так даже легче разбираться. Запорная арматура беспрокладочная — я заметил, что эластичные материалы тут то ли не любили, то ли не знали. Или на резину у них такая же аллергия, как на электричество. Шаровые притёртые краны из… Сказал бы, что из бронзы, но уже начал подозревать, что просто цвет похож. С металлами и сплавами тут всё непросто, я даже материал корпуса затрудняюсь определить. Светлый, как алюминий, но твёрдый, как сталь. Холодная вода идёт по трубам через вентили в краны и унитазы. А вот горячая — через компактные проточные нагреватели, которые подключены к тем же серо-графитовым проводникам неизвестной мне энергии, которая превращается в тепловую без посредства электричества. Но это не так интересно, как механизм их включения — при открытии крана горячей воды, её поток поворачивает заслонку, которая механически замыкает разрыв шины, поджимая один конец к другому. Примитивно и надёжно, как рубильник с рычагом. Это открытие само по себе бесполезно, но в процессе я научился уверенно вскрывать технологические ниши, лючки и каналы в стенах, добираясь до спрятанных там потрохов. Резьбовые соединения тут не любили так же, как резину и электричество, предпочитая полуэллиптические защёлки-фиксаторы. Под них предполагалось нечто вроде железнодорожного ключа, только более сложной формы, но я насобачился проворачивать их встроенной в «лезерман» открывашкой для пива. Она входит в фигурную выштамповку почти идеально.

Вот так, снимая панель за панелью и ныряя туда с фонариком, я не только извозился в пыли, как норная крыса, но и проследил силовую шину до распределительного узла, скрытого под полом кокпита. Артём наблюдал за моей деятельностью с ужасом — за мной оставался след из вскрытых стен, полов и потолочных панелей, — но никак не комментировал.

Слава инженерной дисциплине — шины, гребёнки и коннекторы тут оказались маркированы. Русскими буквами и арабскими цифрами. Цифробуквенные коды мне, разумеется, ни о чём не говорили, но это только пока. Я пришёл по шине ВНгр-Л04 , что можно оптимистично перевести как «водонагреватель в четвёртом клозете по левому борту». Тем более что он именно четвёртый. Логично предположить, что вот эти группы «ВНгр-Л» и «ВНгр-П» запитывают водогреи соответствующих бортов. Вот их рубильники, которыми можно вырубить каждую группу по отдельности. От них шины потолще идут к более общим цепям. Например, гребёнки «ПКт-Л» и «ПКт-П». Скорее всего, это питание пассажирских кают в целом — свет, обогрев, вентиляция, эпиляция… — не знаю, какое ещё бытовое оборудование там установлено, недосуг разбираться. Фрактальная схема. Значит, надо просто идти по ней к корневому распределителю и далее — к сердцу системы. Ну, где тут следующий люк? Куда ведёт эта шина?