Рэйчел Бинленд - Флоренс Адлер плавает вечно [litres]

На пике бума Блекуэлл переводил Айзека и Джима на новые участки каждые несколько дней. Он больше не ставил красивые ворота или теннисный корт. Люди, у которых Айзек брал залоги, готовы были заплатить и за кусок болота, настолько жаждали они влезть в выгодное дело. Цены росли, и росли, и росли, и некоторое время казалось, что стоимость земли никак не сказывалась на возможности или желании людей платить. Как-то и где-то, но они всегда находили деньги.

Даже Айзек, который знал, что более высокие цены означали большую комиссию, задумывался, куда движется рынок. В начале 1925-го «Форбс» опубликовал особый отчет, где предупреждал, что цены на недвижимость во Флориде основывались только на ожиданиях в наличии покупателя. В следующие месяцы Айзеку приходилось успокаивать нервных клиентов, а к концу лета он начал терять их – люди хотели внести задаток, но не могли позволить себе раздутую цену.

Стоимость строительства взлетела до небес из-за заторов на железной дороге и недостатка строительных материалов, и к весне 1926-го рынок недвижимости оказался в разрухе. Бизнес Блекуэлла доживал последние дни, и ему не оставалось ничего другого, как избавиться от своих задатчиков.

Джим намеревался пережить кризис во Флориде, посмотреть, какие возникнут возможности, но Айзек начал задумываться, не попытать ли ему удачи на новом месте. Когда предприимчивый до самого конца Блекуэлл добыл Айзеку бесплатный билет на поезд до Филадельфии, он не стал отказываться. Айзек боялся сказать Джиму, но друг только рассмеялся, услышав новости.

– Ты знал, что Блекуэлл заключил сделку с похоронным домом «Эпплгейт»?

Многие хотели провести свои последние годы во Флориде, объяснил Джим, но никто не хотел быть похороненным в болоте. Блекуэлл безошибочно угадал, что Маркусу Эпплгейту приходилось покупать билеты в обе стороны для своих сотрудников каждый раз, когда они сопровождали гроб на север.

– Блекуэлл предложил своих задатчиков. Эпплгейт оплачивает билет в один конец, вы, ребята, отправляетесь по домам, и все счастливы.

Айзек не мог сказать, что был счастлив, но все равно поднял бокал.

– За возвращение домой.

– И чтобы никогда не забыть болото.

Сопроводив гроб, Айзек мог отправиться домой. И он так и сделал – на несколько дней. Но если раньше Аллайанс казался ему просто тесным, после пяти лет в Уэст-Палм-Бич он стал удушающим. За годы отсутствия Айзека мать умерла, а отец стал медлительней, тише и неувереннее. Дом начал разрушаться, как и его отношения с человеком, который не понимал ни реактивного успеха Айзека, ни резкого финала его свершений.

Двадцатишестилетний Айзек был так беден, что сорок миль от Аллайанса до Атлантик-Сити вынужден был преодолеть пешком. Это заняло двенадцать часов. Он бы дошел до края земли, только бы сбежать от этой фермы и разочарованного выражения на лице отца, но оказалось, что ему нужно было добраться только до «Пекарни Адлера».

Айзек следил за медленным приближением отца и дочери с крыльца. Гусси убежала вперед, чтобы открыть ворота, и придерживала их, пока отец Айзека не зашел во двор.

– Принесешь дедушке глоток воды? – спросил он, когда приблизился к крыльцу, и она убежала в дом, хлопнув дверью.

– Гусси рассказала мне о Флоренс, – сказал он на идише.

Слышать имя Флоренс так далеко от квартиры тестя было странно. Аллайанс и Атлантик-Сити казались разделенными целым миром.

– Это был удар, – сказал Айзек.

– Ужасно.

– Она была хорошей пловчихой. Отличной даже.

– Я помню. Как ты думаешь, что произошло?

– Никто не знает. Может, мышечный спазм. Или отбойное течение.

– И Гусси все видела?

– К сожалению, да.

– Бедная… – начал отец Айзека, но замолчал, когда Гусси вернулась на крыльцо, медленно вышагивая, чтобы не расплескать налитый до краев стакан воды.

– Можно и мне воды? – спросил ее Айзек. Она преувеличенно тяжко вздохнула, будто ее бесконечно донимали такими просьбами, и убежала обратно в дом.

– Как это приняла Фанни?

– Мы ей не сказали, – сообщил Айзек, внимательно следя за отцом и пытаясь прочитать на его лице реакцию. Конечно же, другие люди считали план Эстер нелепым.

Отец Айзека ничего не выдал, только спросил:

– Беременность такая опасная?

– Я задаюсь тем же вопросом. Я не знаю. Давление у нее немного повышенное, и мы не можем понять, что случилось, – Айзек замолк на мгновение, – в прошлый раз.

Кроме дюжины выживших детей у Фельдманов было несколько мертвых. Айзеку в голову не приходило спрашивать родителей об этих детях до смерти Хирама, а к тому времени мать уже умерла, а отца подводила память. Были организационные вопросы, которые он хотел задать. Можно ли запланировать небольшие похороны для ребенка? Следует ли им сидеть шиву? Были и более личные вопросы. Когда пропадет боль в груди? Когда лицо сына перестанет стоять перед глазами по ночам? В итоге он не стал спрашивать отца ни о чем.

Гусси и Айзек сидели с отцом на широком крыльце дома до самого вечера, пока солнце не начало клониться к горизонту. Айзек пытался не отмечать недостатки – отслаивающуюся краску, гниющую обшивку, дерево, которое разрослось слишком близко к дому.

Когда появились комары, отец прошаркал внутрь, чтобы снять чолнт [19] Чолнт – традиционное еврейское субботнее горячее блюдо из мяса, овощей, крупы и фасоли. с плиты. Он налил вина и развернул буханку ржаного хлеба, от которой уже было отрезано несколько кусков.

– Халы [20] Хала – традиционный еврейский праздничный хлеб. нет? – спросил Айзек.

– Халы нет, – ответил отец, – но и этот пойдет.

Айзек задумался, как часто отец выбирался в Вайнленд за покупками и отметил для себя в следующий раз привезти продукты.

Айзек знал, что, если бы он не приехал, отец остался бы в синагоге отмечать конец Шаббата с хавдала [21] Хавдала – молитва, обозначающая переход от субботы к будням. . К его чести, он не попытался вовлечь Айзека. Вместо этого он зажег свечу и зачитал молитву. И то и другое при жизни делала мать Айзека. Когда он запел Шавуа тов [22] Шавуа тов – «хорошей недели», пожелание, которое говорят в конце выходных. , к нему присоединилась Гусси. Элиягу Ханави, Элиягу Хатишби, Элиягу Хагилади. Бимхейра вйамейну, яво элейну, Им Машиах бен Давид. Илия Пророк, Илия Фесвитянин, Илия Галадитянин, пусть он скоро придет к нам с Машиахом, сыном Давида.

Они скромно поужинали переваренным мясом и картофелем, и Гусси уснула на диване в передней, потому что оба позабыли, что семилетних детей надо укладывать в постель.

Айзек сложил грязные тарелки на сушилку и вернулся за кухонный стол с пакетом ругелаха, бутылкой шерри и двумя маленькими бокалами.