Мелина Марчетта - В поисках Алибранди

Я когда-нибудь упоминала Джона «любовь всей моей жизни» Бартона?

Только представьте: староста школы cвятого Антония. Сын члена парламента. Лучший спикер из всех живущих. Красивый. Популярный. Скажите, чего еще желать в этой жизни?

Разве что, чтобы он тоже в меня влюбился.

Школа святого Антония разгромила нас в пятницу вечером. Темой дискуссии значилась политика, поэтому, по моему мнению, у команды Джона Бартона было неоспоримое преимущество.

По завершении дебатов я устремилась в класс, где подавали кофе с печеньем. Надеялась урвать последний кусочек пирога или шоколадное печенье. Но, увидев девочку, забирающую четыре последних штуки, поняла что опоздала.

— Бьюсь об заклад, в детстве она относилась к типу этаких обжор, поглощающих чипсы на праздниках, — прошептал кто-то мне на ухо.

Повернувшись, оказалась лицом к лицу с Джоном Бартоном и рассмеялась, согласно кивая.

Последний раз я видела его три месяца назад, с тех пор он изменился в лучшую сторону. Если задуматься, он не «милашка» да и не лопается от избытка сексуальности. Мне импонирует, что он настоящий и искренний. Это даже по лицу видно.

Родись он женщиной, румяна ему бы не понадобились — его щеки украшал природный румянец. Правда, он немного худоват, но мне нравится его рост и смеющиеся карие глаза, меняющие оттенок вслед за настроением.

— Мне, как обычно, досталось лишь песочное печенье, — пожаловалась я.

Он озорно ухмыльнулся и протянул два печенья в шоколадной глазури.

— Я всегда был жаден до эльфийского хлеба на детских праздниках, — серьезно сказал он, и выражение его глаз мгновенно переменилось. — Я часто совал его в карманы или прятал куда только мог, пока однажды меня не поймали. Хозяин дома подал мне куртку, а из карманов вывалились четыре ломтика эльфийского хлеба. Мне было семь, с тех пор один вид этого хлеба вызывает трепет, и я понимаю, что психологически никогда не оправлюсь.

Его актерское мастерство меня позабавило, и я взяла предложенное печенье.

— А какую таинственную, страшную тайну о своих праздниках поведаешь мне ты?

— Я была одной из тех «передай сверток» жадин. Имела обыкновение задерживать у себя сверток на пять секунд дольше обычного, ожидая, что музыка остановится. Такая же ситуация и с музыкальными стульями. Я просто стояла перед стулом и не двигалась с места. После этого мне запретили участвовать в играх.

— Да, — сказал он, прищурив глаза с напускной подозрительностью, — это на тебя похоже.

Подошла мама, поцеловала меня и, прежде чем я успела помешать, направилась прямиком к сестре Луизе.

— Она выглядит так естественно. Реальнее всех в этой комнате, — заметил Джон, не отрывая от нее карих глаз.

— Знаю, — сказала я, следя за маминым разговором с сестрой. — Просто волнуюсь, что сестра Луиза ей наговорит. Недавно я влипла в неприятности.

— Зато на Мартин-плейс ты была хороша. Мне понравилась твоя речь.

— Я тебя не видела, — нахмурилась я.

— Мы с Ивой и остальными общались с премьер-министром.

Я кивнула, подумав как похожи их с Ивой-крапивой семьи. Безумно хотелось, чтобы он не упоминал ее имя. Как можно соперничать с той, чей отец один из лучших кардиохирургов Сиднея и чье фото опубликовали в газете «Австралиец», когда ее выбрали старостой школы? Их семьи я легко могла представить на совместном ужине. Они бы говорили о политике, искусстве и международных делах. Потом я попробовала представить их за ужином с нонной и мамой. Не то чтобы я их стыдилась. Но о чем им разговаривать? Как лучше готовить лазанью? У наших семей нет ничего общего.

— Парень из школы имени Кука произвел приятное впечатление. В смысле, великим спикером ему не стать, но удивить получилось.

— Джейкоб Кут, — пробормотала я, пока Джон брал несколько печенюшек.

Мы вышли из класса, и я попыталась представить Джона Бартона вселяющим страх в девчонок в коридорах и Джейкоба Кута разговаривающим с премьер-министром. Это лишний раз напомнило, насколько социально и культурно разные люди меня окружают.

Усевшись в плетеные кресла на веранде, мы стали смотреть на небо. Был чудесный, приятный вечер.

— Слышала о региональных танцах?

Я не смотрела на него, боясь, что он заметит на моем лице страстное желание. Пойти на региональные танцы с Джоном Бартоном означало вызвать зависть всех зазнаек в школе святой Марты.

— Только о них и говорим. Можешь представить пять настолько разных школ в одном месте? Либо будут массовые драки, либо зародятся новые романы.

— Я просто счастлив, что там не будет школы святой Жанны. Мы вечно с ними сцепляемся, — пожаловался он. — Терпеть их не можем.

— А мы терпеть не можем парней из школы святого Франциска. Нас пригласили на официальную церемонию окончания десятого класса. Они сбились в группы и весь вечер выкрикивали победные кричалки. В честь их футбольной команды, баскетбольной команды, команды по крикету и бог знает каких еще.

— Эти парни знают толк в командных играх, — сказал Джон. — Братья-маристы просто одержимы.

— Они ведь разбили вас наголову?

— Стыдно признаться. Сразу после дня голосования. Отец приехал посмотреть и заявил, что я его опозорил. Разумеется, без прессы не обошлось. Я указал на то, что в образовательном плане эти парни глупы, но прошло несколько дней, прежде чем он остыл.

Мы сидели рядом, и на какое-то время воцарилось молчание. С ним даже молчать приятно. Тишина не смущала, а была уютной. Словно мы уважали право друг друга на частные мысли.

— Какие планы на будущий год? — спросил Джон, протянув мне последнее печенье.

— Хочу стать адвокатом.

— Если ты даже здесь не смогла разбить меня своей продуманной речью, успеха тебе не добиться, — поддразнил он.

Я стукнула его и пожала плечами.

— Проиграй ты — твоего отца хватил бы удар, вот я и поддалась.

Он покосился на меня, и мы рассмеялись.

— А твои планы? — поинтересовалась я.

— Ты можешь представить меня в чем-нибудь, кроме юриспруденции, а затем и политики?

— Ага. Считаю, из тебя бы вышел чудесный учитель. Я видела, как к тебе подходили юные спикеры. Ты был с ними очень терпелив.

— Отца хватил бы удар.

— Да ты сноб.

Джон покачал головой.

— Я реалист. Мой отец — политик, мой дед был политиком, а прадед — сторонником первого либерального премьер-министра. Отец верит, что мы способны однажды дать этой стране лучшего премьер-министра, который у нее когда-либо был. Именно это говорил ему дед, а тому — прадед. Каждый год в день моего рождения он выходит на импровизированную трибуну.

Джон залез на стул и зализал челку, имитируя отцовскую залысину.

— Один из моих сыновей, — начал он, растягивая слова, — однажды вернет эту страну на путь процветания, и что-то мне подсказывает, это вполне может быть Джон. Забудем о прошлом. Он отработал свое в АКЛЭХ и сейчас старается исправиться.