Мелина Марчетта - В поисках Алибранди

Я пожала плечами:

— Наверное, просто культура разная. Ну то есть итальянки вообще не живут со своими бойфрендами, если только они не бунтарки.

— Твоя мать была итальянкой-бунтаркой?

— Мама была наивной итальянкой. Она родила меня не потому, что хотела что-то доказать. Она родила потому, что... — я снова пожала плечами. — Даже не знаю, но тогда так, как она, не поступали.

— А если бы она была вдовой, муж умер, жила бы она с кем-нибудь или вышла бы снова замуж? — спросил он, приподнявшись на локте.

— Честно? — тихо спросила я. — Итальянки, те, кто постарше, лет по сорок-пятьдесят, не выходят замуж второй раз. А мужчины, конечно, женятся. Они не могут обойтись.

— Обойтись без чего?

— Без всего. Но женщины — ни за что. Сколько будет разговоров! Скажут, что она недостаточно долго ждала или что выставляет себя дурой. Вдова-итальянка годами должна носить черное. Нет, законов никаких нет, но если не станет, пойдут сплетни. Если ее увидят с мужчиной меньше чем через год, объявят секс-маньячкой. Траур — можно сказать, политика. Со своими правилами.

— Ну, блин, странные вы. А ты бы что сделала?

— Я? Я бы хотела стать итальянкой-бунтаркой. Мне бы понравилось всех шокировать и говорить им, куда они могут засунуть свои правила и обычаи. Если бы кто-нибудь умер, нарядилась бы на похороны во что-нибудь яркое и смеялась громче всех. Но я не могу.

— Почему?

Я посмотрела на него, размышляя, понял ли он, что я сказала.

— Потому что у меня нет отца. Потому что, если я сделаю всё это, ханжи злорадно покачают головами и скажут: «Говорила я вам, ничего путного из нее не выйдет». Они ждут, пока я оступлюсь, чтобы начать сравнивать меня с моей мамой.

— Ну и что такого? В наше время все вокруг заводят детей вне брака. Все живут вместе и выходят замуж не по разу. — Он повернулся на бок.

Я замотала головой:

— Я не могу тебе объяснить. Даже себе не могу. Мы живем в одной стране, но мы разные. То, что для итальянцев табу, не табу для австралийцев. Люди будут обсуждать, и если это не задевает тебя, то заденет твою мать, или бабушку, или кого-нибудь еще, кто тебе дорог.

— Я бы их всех ненавидел. Ненавидел быть итальянцем.

— Нет, — улыбнулась я ему. — Нельзя ненавидеть то, частью чего являешься. То, что ты есть. Мне это часто не нравится, я постоянно ругаюсь, но это будет со мной до смерти. Когда я была младше, мне хотелось, чтобы мама ошиблась, чтобы мой папа был не итальянцем, а австралийцем. Тогда я могла бы стать частью «всех». Ты бы сказал: «Поедем куда-нибудь на выходные», и я бы ответила: «Конечно, давай!». Но я навсегда останусь хотя бы отчасти итальянкой. Не могу объяснить по-другому.

— А твой отец?

— Я впервые увиделась с ним пару месяцев назад. Сейчас я с ним работаю.

— Серьезно? — не поверил Джейкоб.

— Да. Он адвокат. И он мне нравится, пусть я этого и не хотела. Он честный, не ханжа, и, хотя иногда мне хочется возненавидеть его, раз он так поступил с моей мамой, глупо ненавидеть кого-то за сделанное восемнадцать лет назад. Люди же меняются, правда?

Джейкоб наклонился и быстро меня чмокнул.

— Это еще с чего? — Я, хоть и смутилась, рассмеялась.

— Мне нравится, как ты говоришь. Как думаешь. За этими бифокальными линзами столько страсти. Столько невысказанного.

Я пожала плечами:

— Меня многое задевает. Наверное, больше остальных, из-за так называемого «греха» моего рождения. Все говорят и пальцем показывают.

— А ты знаешь, что мы над тобой смеялись?

— Решил покаяться? Ну отлично! — проворчала я.

— Несколько лет назад, когда у нас шел местный фестиваль, и нужно было там рассказывать, что именно делает твоя школа. — Он потянул меня вниз, чтобы я тоже легла. — Теперь я знаю, что красота поверхностна, и прочее, и прочее.

— Хочешь сказать, я всё та же уродина, но ты к моему лицу привык? — Я ушам своим не верила.

— Я к тебе привык, — сказал он, оглядывая меня целиком. — Просто я не общаюсь с такими, как ты.

— Ну извини, Джейкоб, — фальшиво-просительно протянула я. — Я буду стараться. И обещаю, стану такой, как те, с кем ты гуляешь. Дай мне еще шанс.

— И отбрить ты умеешь как никто другой.

— Еще лучше! Почему я валяюсь на пляже с парнем, который меня оскорбляет?

— Потому что я тебя сексуально привлекаю.

— Ну да, конечно.

Он повернулся и поцеловал меня.

Собственно, страстно целовали меня в первый раз в жизни. Пол Самберо в восьмом классе пытался, но о языке там и речи не было. А язык Джейкоба оказался у меня во рту прежде, чем я успела хоть о чём-то подумать, и я заволновалась, потому что понятия не имела, что делать.

Джейкоб, когда целовался, держал мое лицо в ладонях и даже сдвигал наверх очки, а я без них слепая, но кому нужны глаза в такой момент? Мне понравилось. Оказалось не так сногсшибательно, как в любовных романах описывают, а по-другому. Очень интимно, потому что часть его была внутри меня. И вкус чужого дыхания, он такой... душевный.

Через пятнадцать минут я стала мастером. Больше времени не требуется. Кажется, у меня получалось даже лучше, чем у Джейкоба. С парнями это легко — они от всего возбуждаются.

Ничего больше на общественном пляже не сделаешь. И я боялась, что нас увидит кто-нибудь из знакомых. Мы поплыли на пароме обратно, я сидела, привалившись к плечу Джейкоба и слушая стук его сердца, и думала, что ни к кому мне не удастся стать ближе.

Мне казалось, что мы так близки — я ни с кем себя так не чувствовала. Джейкоб Кут меня понимал. Мне не нужно было производить впечатление умными разговорами и прочей ерундой. Разве что немножко учить, совсем как он меня.

На Круговой набережной мы снова поцеловались, и Джейкоб сказал, что позвонит. Я помахала ему рукой и пошла пешком к Чемберс. Хотелось всё рассказать Майклу, но я знала, что нельзя.

Я влюблена.

Я не хочу любить Джейкоба. Хочу любить Джона Бартона, чтобы все мне завидовали, но к Джону я ничего такого не чувствую. Кажется, я начинаю понимать, что не всё складывается так, как хочется.

И получается иногда даже лучше.

Только во время июньских каникул, когда мы отправились в Аделаиду, я стала по-настоящему узнавать Майкла Андретти.

Да, мы вроде как сблизились, пока я работала днем у него в конторе, но в основном я делала для него фотокопии и кофе. Если бы за фотокопирование выдавали дипломы, я бы точно получила диплом с отличием.

До сих пор поверить не могу, как быстро между нами всё случилось. Еще полгода назад я знать не знала своего отца, да и не хотела этого. А сейчас вижусь с ним по три раза в неделю, а когда не вижусь, он мне звонит. Каким-то чудом мы прекрасно поладили. Нам пока не хватает легкости и раскованности в отношениях, но уважения — хоть отбавляй. Вот уж не думала, что стану уважать отца.