Шанель Клитон - Следующий год в Гаване

— Что мы будем делать? — спрашиваю я, глядя на кровать, на цветастое покрывало, на две подушки, прислоненные к изголовью. Я представляю, как на этой кровати переплетаются наши тела.

— Не знаю, — признается Луис, делая шаг ко мне. Потом еще один. — Все очень неожиданно.

— Разве это плохо?

— Нет. Просто все очень сложно. — Он делает глубокий вдох. — Когда я увидел, как ты выходишь из здания аэропорта, я подумал, что ты очень красивая. Ты выглядела такой живой и увлеченной, твои волосы развевались на ветру. В тот момент мне очень хотелось, чтобы ты оказалась именно той, кого я приехал встречать. И когда ты подошла ко мне, я возблагодарил ту силу, которая свела нас.

Я поворачиваюсь к нему лицом. Неуверенность в его взгляде удивительным образом действует на меня успокаивающе, а его желание вызывает во мне трепет.

— Тогда мне казалось, что ты смеешься надо мной, — признаюсь я.

— А я думал о том, насколько ты очаровательна. И да, ты меня рассмешила, но я смеялся не над тобой. А потом я повез тебя через Гавану к дому твоей семьи. Когда я увидел, как ты на него смотришь, услышал, как ты говоришь о своей семье и о том, что для тебя значит быть кубинцем, я все понял.

— Что ты понял?

— Что ты создана для меня.

— Как же так? Разве из этого что-то может получиться? Я не знаю, что мне здесь нужно, — говорю я едва слышным шепотом. Осторожность и самообладание, на которые я так рассчитывала, покидают меня. — Сейчас я хочу тебя, но потом…

— Может быть, сейчас — это все, что у нас есть.

— И этого достаточно?

Он улыбается, и на его лице появляется тень грусти.

— У меня такое чувство, Марисоль, что нам всегда будет не хватать времени, чтобы насладиться друг другом.

Если бы такие слова произнес кто-нибудь другой, я бы отмахнулась от них как от неудачной попытки произвести впечатление. Но в нем есть что-то такое, что заставляет меня полностью ему доверять. Его искренность, которую я разглядела с самого начала, серьезное выражение его лица, его правдивые слова снимают всякое сомнение. Он не беспечный человек, и что бы ни ждало нас в будущем, я знаю, что он будет нежен со мной.

С трясущимися от волнения ногами я присаживаюсь на край кровати. Мои пальцы сжимают покрывало, я смотрю на яркий узор — цвета сливаются в калейдоскоп перед глазами, а сердце грохочет в груди.

Во мне бушует странный коктейль из страха и умиротворения.

Когда я поднимаю глаза, Луис стоит рядом с кроватью, его брюки касаются моих коленей.

Он молчит, но ему и не нужно ничего говорить. Бывали моменты, когда мне было сложно его понять, но здесь, в этом гостиничном номере, его самообладание ослабло и все эмоции проступили наружу. Он протягивает ко мне дрожащую руку и гладит мои волосы. Когда он прикасается к моей щеке, я вздрагиваю.

Я резко закрываю глаза.

Я жду, когда он меня поцелует, когда положит на кровать, когда его сильные руки обнимут мою талию и он притянет меня к своему мускулистому телу. Я жду, но ожидание длится слишком долго. Искра, зажженная когда-то, уже превратилась в пламя, и я больше не могу медлить.

В конце концов именно я делаю этот шаг. У меня нет ответов на те вопросы, что наполняют меня сомнениями и неуверенностью, но я знаю одно — если сейчас я не сокращу дистанцию между нами, то буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

Я наклоняюсь к нему и притягиваю его вниз, к себе. На выдохе мои губы прижимаются к его губам, наше дыхание становится единым, мои руки обнимают его, и наши тела встречаются. В этот миг последние опасения отступают.

Луис отвечает на поцелуй, прижимается ко мне, и мы опускаемся на кровать. Я чувствую прикосновение жесткого одеяла, ощущаю вес его крепкого тела. Над нами, под потолком, работает вентилятор, обдувая нас прохладным воздухом. Я слышу отдаленный шум гостей в холле, проникающий в наш уединенный мир.

Он шепчет мне нежности на языке моего сердца, его губы скользят по мочке моего уха, его руки блуждают по изгибам моего тела, его пальцы расстегивают пуговицы и снимают с меня одежду, пока я вожусь с его рубашкой и ремнем. Наши туфли падают с края кровати, наши движения прерываются случайными приступами смеха, стремительной волной желания, которое с каждой секундой все крепче связывает нас, затмевая все остальное.

Мы лежим обнаженные в постели. Моя голова на его груди, а его рука гладит мои волосы.

Мы лежим в тишине, слышно лишь наше дыхание. Что теперь будет?

Его пальцы скользят по моей коже.

Я тянусь к нему для поцелуя.

— Когда я встретил тебя в аэропорту, я и представить не мог, что это произойдет, — шепчет Луис, прикасаясь к моим губам.

— Я тоже не ожидала ничего подобного, — признаюсь я. — Я приехала сюда, чтобы написать статью о Кубе для туристов, а вместо описания достопримечательностей мой блокнот заполнен заметками о политике.

— Куба тебе очень нравится, — говорит он с гордостью в голосе.

— Да, так и есть.

— Ты ведь можешь написать статью о политике, когда вернешься домой.

— О кубинской политике?

— А почему нет?

— Честно говоря, политика — не мое. Я пишу о простых вещах — о ресторанах в разных городах, которые стоит посетить, о том, как ухаживать за кожей, чтобы не было морщин, о том, как правильно упаковать чемодан, чтобы туда поместилось больше вещей.

— А политика — это сложно?

Я поворачиваюсь на бок, лицом к нему.

— Наверное, я никогда не рассматривала эту тему. Пусть о революции пишут те, кто в этом лучше разбирается. Я, честно говоря, не отличаюсь надежностью. — Я криво усмехаюсь. — Вроде как самая взбалмошная в нашей семье.

Луис издает неодобрительный звук.

— Ты можешь писать и о революции, и о том, как лучше всего упаковать чемодан. Одно другому не мешает.

Я смеюсь.

— Если бы все было так просто.

— Что же тебе мешает?

— Моя семья ждет от меня многого, потому что наша фамилия налагает большую ответственность, а я до сих пор не оправдала ожидания своих родных. Я сомневаюсь, что кому-то будет интересно читать мои рассуждения о политике. В каждой семье есть белая ворона. В нашей семье белой вороной была я. Только моя бабушка так не считала. Она с пониманием относилась к моим решениям и поддерживала во всех начинаниях.

— Все может быть проще, чем ты думаешь, — отвечает Луис. — Не стоит оглядываться на других, если не гордишься сама собой. Я знал, каким человеком хотела видеть меня Кристина, но, как бы я ни старался притворяться, я не смог им стать. И как бы мне ни приходилось закрывать глаза на несправедливость и жестокость, мне все же удалось сохранить некое подобие гордости.

— И теперь ты счастлив?

Он улыбается.

— Счастлив ли я сейчас? Прямо сейчас, в постели с тобой?

Я улыбаюсь, пряча голову в изгибе его шеи.