Владимир Видеманн - Запрещенный Союз – 2: Последнее десятилетие глазами мистической богемы

В Москве же вообще царил жуткий холод. С вокзала я отправился на «Сокол», к Любе-художнице, с которой меня некогда познакомил Володя Степанов. В просторной Любиной квартире можно было выспаться, вымыться, отзвониться и спокойно решить, что делать дальше.

Дома оказались Люба и ее подруга Лина, тогдашняя степановская жена. Меня очень радушно приняли, накормили, обогрели. Потом стали укладывать. Спать в постели я категорически отказался, ибо вот уже много лет предпочитал ей жесткую поверхность простого пола. Люба предложила лечь прямо на застеленном простыней ковре. Ковер этот, как выяснилось, был очень непростым. Его некогда привез — то ли из Турции, то ли из Ирана — Любин папа. На голубом фоне этого истинного произведения искусства ручной работы были выведены замысловатые узоры и образы явно инициатического порядка. Возможно, это была своеобразная запись мелодии ткаческого зикра, с которым издревле связана традиционная технология производства ковров.

— Да, неплохая вещь, прямо ковер-самолет!

— Это на самом деле ковер-самолет! Если ты сейчас заснешь на нем, то непременно куда-нибудь улетишь. Ведь на этом ковре всего несколько дней назад спал сам Мирзабай!

— Как Мирзабай?!

Дамы бросились наперебой рассказывать, как они недавно познакомились с этим великим восточным кудесником и сверхчеловеком. Я в свою очередь поведал о своей безуспешной попытке найти его в Бируни и на Султан-Бобо.

— Как, ты только что был в гостях у Мирзабая?

— К сожалению, не у Мирзабая, а у Абая. Мирзы дома не оказалось, а ждать его я не стал. А что, Абай тоже тут был или Мирза путешествовал один?

— Нет, с Абаем.

На мои расспросы об Абае барышни уверенно заявили, что более вежливого и деликатного человека в жизни не встречали. Они очень удивились моему рассказу о его агрессивности и неприветливости. Это просто не укладывалось у них в голове:

— Как, Абай — и такой хам? Да он же просто душечка! Володя, наверное, ты что-то не так понял. Ведь он же мастер-маг, излагающий свою позицию притчами!

«Ничего себе притчи», — подумал я, но настраивать Любу с Линой против Абая не стал, не желая блокировать тем самым потока их откровений.

— Ну, насчет Абая у меня есть конкретное личное впечатление, а как выглядит Мирзабай?

— Да вот, у нас есть слайд!

На слайде я увидел обоих магов в советской военной форме времен Великой Отечественной, в пилотках и при медалях. Выяснилось, что это кадр из фильма, в котором они только что снялись в ролях отца и сына. Мирза выглядел пониже и пошире Абая, но в принципе «родственное» сходство было вполне адекватным.

Так, совершенно неожиданно мне удалось-таки увидеть Мирзабая и составить о нем хоть какое-то предварительное впечатление. Люба продолжала рассказывать:

— Он весь такой расписной, с посохом, в колпаке, длинном халате, сплошь увешан значками с Лениным, в бусах и кольцах. Я его спрашиваю: «Мирза, а это что за кольцо такое? Наверное, особенное?» А он мне отвечает: «Один палка даешь — кольцо твое!»

И обе дамы заговорщицки захихикали.

Позже, уже в Таллине, я получил по почте открытку с памятником Бируни, на обратной стороне которой был написан по-русски рубай Омара Хайяма, а внизу шла размашистая корявая подпись почерком первоклассника: «Мирзабай». Потом пришло письмо, где тем же корявым почерком и на чудовищном пиджине [119] Упрощенный язык, средство общения между группами, не имеющими общего языка. Здесь: низкокультурный язык. был написан текст примерно такого содержания: «Володя, мы тут круто квасим, хотим выпить и за твое здоровье. Будь другом, вышли денег на водку!» Вместо денег я выслал фотографию пьянки в Таллине: «Тоже пьем за ваше здоровье! На него ушли все деньги!»

Так начался наш эпистолярный роман, длившийся, впрочем, не очень долго, ибо вскоре произошли трагические события, в которые оказались непосредственно вовлеченными Мирза с Абаем, что стоило обоим свободы, а последнему в конечном счете и самой жизни. Об этом я расскажу ниже, а пока что продолжу повествование о своих московских встречах по возвращении в столицу после почти полугодичного отсутствия.

Одним из пунктов моей московской программы была встреча с Варварой Михайловной Ивановой [120] Варвара Михайловна Иванова-Киссин (? – 1998) – энтузиаст парапсихологических исследований, целительница. Руководила исследовательской лабораторией биоэнергетики при Научно-техническом обществе радиотехники. В 1975 году лаборатория была закрыта, материалы исчезли. — известной в те времена столичной парапсихологиней, наводку на которую мне дал в Душанбе Игнатьич. Компания этой мадам собиралась раз в неделю у кинотеатра «Звездный» на «Юго-Западной». По выходе из метро я обнаружил у кинотеатра тусовку человек из десяти. Осторожно подошел, вычислил «главную»:

— Это вы Варвара Михайловна?

— Да, я. А вам что нужно?

— Мне о вас рассказал мой друг Анатолий Игнатьевич из Душанбе. Настоятельно рекомендовал познакомиться.

— Ах, Анатолий Игнатьевич!.. Ну тогда совсем другое дело!

Через несколько минут мы всей группой отправились в близлежащий скверик, где расположились тесным кольцом в небольшой беседке. Стоял холодный октябрьский вечер, темно-синее небо было усеяно мириадами звезд. Парапсихологи жались друг к другу на пронизывающем ветру и с благоговением вслушивались в рассказы своей гурши, периодически повторявшей, словно заклинание, ключевую фразу:

«Когда у нас была своя лаборатория…» Как я понял, это была какая-то парапсихологическая лаборатория, где ставились эксперименты и велись некие «научные» исследования потусторонней реальности. Когда кто-то пытался высказать собственное мнение, мадам непременно прерывала его словами: «Используйте научную лексику, мы ведь — научное общество!»

«Научным» считалось, к примеру, именовать какой-нибудь магически заговоренный предмет «пси-энергетическим стимулятором», зомбируемую личность — «реципиентом» и так далее. Наконец очередь дошла до меня.

— Молодой человек, расскажите о себе. Кто вы и откуда, что вас привело к нам?

Когда группа узнала, что я только что приехал из Таджикистана, на меня, как горох, посыпались со всех сторон вопросы:

— А снежного человека вы там видели? С поисковыми экспедициями встречались? С реальными контактерами дело имели?

Что я им мог ответить? Высказывать свое истинное отношение к загадке снежного человека не было никакого смысла, ибо люди ждали чуда и всякий скепсис по этому поводу лишал смысла мое посещение «звездной» группы. Все равно не поверят, а то еще и примут за провокатора. К своему большому удивлению, я выяснил, что бурцевские экспедиции в Страну гула уже породили в Москве целую мифологию и соответствующую субкультуру. Глухие, противоречивые сведения о «шерстяном», привозимые из Таджикистана — и прежде всего с Сиёмы — паломниками от альтернативной науки будущего, обрастали в столице невероятными подробностями и пикантными нюансами, разжигая мистические страсти и стимулируя подвижников записываться к Бурцеву в очередь за «путевкой в Шамбалу». Получение такой «путевки» считалось чем-то вроде специальной инициации, дававшей ее счастливому обладателю статус научного сотрудника, то есть человека, достойного доверия, а не просто безответственного фанатика, банально съехавшего на йети.