Карин Альвтеген - Эффект бабочки [litres]

Иногда меня посещает мысль, что Маргарета заменяет собой Викторию. То, чем я делюсь с подругой, на самом деле предназначено дочери, но в ее отсутствие Маргарета стала хранительницей моих воспоминаний. Она будет распоряжаться моей историей, и это, признаться, утешает, потому что маленькая частица меня будет продолжать жить.

Я бесконечно долго размышляла над тем, что именно я хочу рассказать Виктории, но в конце концов решила, что одних слов будет недостаточно. Даже если я покажу все фотоальбомы, опишу произошедшие события, изложу все свои блуждающие мысли и причинно-следственные связи, я не смогу объяснить, что на самом деле чувствовала. Переживания другого человека остаются чуждыми для нас, в полной мере их никогда не разделить. Возможности нашего языка ограничены, как бы тщательно мы ни подбирали слова.

Как, например, описать словами чувство вины?

22 октября 1981 года я сочеталась браком с Кристером Бергстрёмом в Стокгольмской ратуше. Лиллиан с моим отцом были нашими свидетелями и единственными гостями. После церемонии мы отужинали в ресторане «Улла Виндблад», угощала нас Лиллиан. До ресторана мы доехали на такси, и я заметила, что папе стало не по себе от такого расточительства. Два мира вошли в противоречие, но ситуацию спасла общительность Лиллиан. Благодаря ее ненавязчивой светской беседе отец расслабился, несмотря на непривычную обстановку. И потом даже попросил дополнительную порцию десерта. Чтобы взять с собой, для мамы.

Месяц спустя после возвращения с Готланда мы приобрели таунхаус в Тюресэ. Поручительство по займу взяла на себя Лиллиан, она же через свои контакты обеспечила Кристера работой. Он проявлял пленки в фотоателье на Гётгатан. Мне свекровь нашла работу через другую свою знакомую – я временно устроилась в билетную кассу Стокгольмского концертного зала.

Мы жили в ожидании ребенка.

С удивлением наблюдала я за изменениями в своем теле. Как оно добровольно, шаг за шагом, делает все необходимое, создавая нового человека. Я не грустила и не радовалась, принимала все как данность, не предаваясь размышлениям. Свен, сожалея о моем отказе от ставки археолога в критской экспедиции, выразил надежду на то, что мы когда-нибудь еще вместе поработаем. Я только пожала плечами, ничему не позволяя нарушать мое состояние души. Я принимала все как есть. Мне приходилось приспосабливаться, потому что борьба все равно бы ничего не улучшила.

Это время было относительно сносным. Кристер хорошо справлялся с новым распорядком. Правда, баланс сил между нами был раз и навсегда нарушен. При каждом удобном случае он напоминал о жертвах, на которые пошла Лиллиан, и той ответственности, которой следует дополнить мою благодарность. Если я когда-нибудь решу оставить его, возникнут финансовые обязательства, и никакой зарплаты археолога на выплаты в счет погашения долга не хватит. Особенно если платить будет мать-одиночка.

А спустя мгновение муж уже мог говорить мне:

– Если будет девочка, я думаю, ей надо будет дать второе имя Биргит, в честь твоей матери. И Рагнар, в честь твоего отца, если родится мальчик. Хорошо? Хочешь, я составлю тебе компанию, когда в следующий раз соберешься к родителям, и мы вместе расскажем им, что ты ждешь ребенка?

Шаг за шагом Кристер привязывал меня к себе всеми доступными ему способами. Мое сердце закрылось, и руки были развязаны, но есть и другие методы привязать к себе человека. Если хорошо овладеть этим навыком, привязанный в скором времени сам начнет укреплять свои путы.

Январь подходил к концу. В тот год зима была особенно морозной, постоянно сообщали о перебоях в движении транспорта и новых температурных рекордах. Крошечный садик перед входом в нашу секцию дома был весь завален снегом, как и вся Швеция.

В моем животе рос ребенок.

Была суббота, всего шесть утра. Я пила утренний кофе на кухне. Кристер еще спал, за окном царила зимняя тьма. Совершенно обычное утро, казалось бы, похожее на любое другое утро моей новой повседневности. В утренних часах есть что-то странное. Что бы ни ждало тебя дальше, день почти всегда начинается одинаково. Ты идешь ему навстречу, не подозревая, что он может принести события, способные потрясти весь твой мир до самого основания. Оставались секунды до момента, когда раздастся звонок в дверь. Моя рука потянулась к чашке, чтобы поднести ее ко рту, и застыла на полпути. Прежде чем я спешно поставила чашку назад, в голове успел пронестись вихрь мыслей. Кто может прийти так рано?

В прихожей мы столкнулись с Кристером. Не проронили ни слова, но взглядов было достаточно – случилось что-то из ряда вон выходящее. Натянув халат, он приоткрыл дверь, и повеяло зимним холодом, а когда Кристер открыл дверь шире, я увидела отца.

Все читалось по выражению его лица. Я решила, что умерла мама. Кристер отступил в сторону, чтобы впустить отца. Вопрос вертелся на языке, но пока вслух ничего не сказано, остается надежда. Мы прошли на кухню и сели к столу. Те мгновения, когда выдвигали стулья и я наливала отцу согревающий кофе, тянулось молчание.

– Спасибо, – произнес отец, отхлебывая кофе. – Такой холодной зимы я не припомню.

– Мама?

Всхлипнув, он потянулся рукой к носу:

– У тебя есть бумажные полотенца?

Я осмотрелась вокруг, как будто забыв, где они лежат. Сделала несколько шагов, оторвала кусочек, вернулась назад и дала ему высморкаться.

– Папа, пожалуйста, объясни, что случилось.

Избегая моего взгляда, он тяжело вздохнул. Потом, отставив чашку в сторону, вымолвил:

– Твоя сестра. Звонили из полиции. Сказали, передозировка.

Возможно, я испытала облегчение. Что мама жива. Больше я ничего не почувствовала.

– Она умерла? – спросил Кристер, и папа кивнул в ответ.

– О Господи, – воскликнул мой муж, закрывая рот рукой.

Я осталась стоять на месте. В животе зашевелился ребенок. Я понимала, что должна испытывать какие-то чувства – шок, горе, может быть, даже злость. Мое равнодушие было равносильно преступлению. Кристер встал, подошел и обнял меня, но меня не надо было утешать. Для меня Дороти давно умерла. В тот самый момент, когда шесть с половиной лет назад умчалась из квартиры в Аспуддене. Кристер знал о ее существовании: в период влюбленности в Лунде я рассказывала ему о сестре, но потом никогда больше не упоминала ее имени.

И никто другой ее не вспоминал.

Помню, я покосилась на Кристера. Моя сестра умерла от наркозависимости, и я была не уверена, какие это могло иметь для меня последствия. Вот она какая, моя семья. Вечный источник беспокойства. Одни проблемы, и к жизни совершенно не приспособлены. А его мама звонит по несколько раз в день.

– Где ее нашли?

– На пешеходной дорожке под Центральным мостом. В сугробе. Говорят, пролежала там несколько суток.