Джон Кутзее - Смерть Иисуса

– А что означает abominar ? Написано, что Дон Кихот abominó свои истории.

– Это означает, что он от них отрекся. Он больше в них не верил. Передумал и решил, что они скверные. Почему ты все это у меня спрашиваешь?

Мальчик молчит.

– Давид, Дон Кихот жил в давние времена, когда люди были очень строги к тому, какие истории допустимы. Они делили все истории на хорошие и скверные. Скверные истории слушать не полагалось, потому что они уводили с пути добродетели. От них полагалось отрекаться, как Дон Кихот отрекся от своих историй, перед тем как умереть. Но, прежде чем решишь отречься от своих историй – если ты на это намекаешь, – имей в виду три вещи. Во-первых, в твоем мире, который не столь суров, как был мир давний, ни одна твоя история про Дон Кихота не считается скверной. Вот мое мнение, и, я уверен, твои друзья с ним согласятся. Во-вторых, Дон Кихот решил отречься от своих историй, потому что был на смертном одре. Ты – не на смертном одре. Напротив, у тебя впереди долгая увлекательная жизнь. И в-третьих, Дон Кихот не по-настоящему отрекся от своих историй. Он так сказал, чтобы закруглить книгу – книгу о нем самом. Говорил в том духе, который называется иронией, пусть даже он это слово и не употребил. Если бы на самом деле отрекся от своих историй, он бы не стал поддерживать само стремление людей эти истории записать. Сидел бы дома со своим конем и псом, смотрел, как плывут по небу облака, надеялся на дождь, ел на ужин грубый хлеб с луком. Его бы никогда не признали, какое там прославили. А вот у тебя – у тебя есть все возможности прославиться. Вот и все. Прости, что получилась такая длинная речь в такую рань. Спасибо, что выслушал. Теперь уж я умолкну.

В следующий вечер они продолжают разговор. Мальчик зримо сонный, но сопротивляется лекарствам, силится бодрствовать.

– Мне страшно, Симон. Когда засыпаю, там плохие сны, они меня поджидают. Я пытаюсь от них убежать, но не могу, потому что больше не могу бегать.

– Расскажи мне про те плохие сны. Иногда, если для снов находятся слова, эти сны теряют свою власть над нами.

– Я уже рассказал свои сны врачу, но не помогло, они возвращаются.

– Какому врачу? Доктору Рибейро?

– Нет, новому врачу с золотым зубом. Я рассказал ему свои сны, и он их записал в блокнот.

– Он что-то сказал про них?

– Нет. Спросил меня о матери и отце, моих настоящих матери и отце. Спросил, помню ли я их.

– Не приходит мне на ум ни один врач с золотым зубом. Ты знаешь, как его зовут?

– Нет.

– Я спрошу доктора Рибейро о нем. А теперь тебе надо поспать.

– Симон, как это – умирать?

– Я тебе отвечу, но при одном условии. Условие такое: мы договариваемся, что речь не о тебе. Ты не умрешь. Если мы говорим о смерти, мы говорим о ней абстрактно. Согласен на такое условие?

– Ты говоришь, что я не умру, только потому, что отцам полагается так говорить. Но я же правда не умру, да?

– Конечно! Итак, ты согласен на мое условие?

– Да.

– Очень хорошо. Как это – умирать? Как я это себе представляю, ты лежишь, глядя в синеву неба, и тебе все сильнее хочется спать. На тебя нисходит великий покой. Ты закрываешь глаза – и нет тебя. Когда просыпаешься, ты уже на корабле, плывущем через океан, в лицо ветер, над головой кричат чайки. Все кажется свежим и новым. Словно в тот самый миг родился заново. Никаких воспоминаний о прошлом, никаких воспоминаний о смерти. Мир нов, ты нов, в теле у тебя новая сила. Вот как это.

– Я Дон Кихота увижу в новой жизни?

– Конечно. Дон Кихот будет ждать на пристани – встречать тебя. Когда люди в мундирах попытаются остановить тебя и прицепить тебе к рубашке карточку с новым именем и новой датой рождения, он скажет: «Пропустите его, caballeros . Это David el famoso , прославленный Давид, коим я премного доволен». Он посадит тебя к себе за спину на Росинанта, и вы вдвоем отправитесь творить хорошие дела. У тебя будет возможность рассказать ему свои истории, а он тебе расскажет свои.

– Но мне же придется говорить на другом языке?

– Нет. Дон Кихот говорит по-испански, вот и ты будешь говорить по-испански.

– Знаешь, что я думаю? Я думаю, Дон Кихоту надо явиться сюда , и хорошие дела нам надо творить здесь .

– Это было бы здорово. Эстрелла б точно встряхнулась, окажись тут Дон Кихот. К сожалению, вряд ли такое допустимо. Это против правил – вызывать людей из следующей жизни обратно в эту.

– Но откуда ты знаешь? Откуда ты знаешь, что допустимо, а что нет?

– Я не знаю, откуда я знаю, так же как и ты не знаешь, откуда ты знаешь те странные песни, какие поешь. Но мне кажется, что правила устроены вот так – правила, по которым мы живем.

– А что, если нет никаких новых жизней? Что, если я умру и не проснусь? Чем я буду, если не проснусь?

– Как так – «никаких новых жизней»?

– Ну вдруг новые жизни кончатся – как числа, как все остальное? Чем я буду, когда просто умру?

– Так, у нас с тобой начинается разговор на языке, который называется философией, мой мальчик. Ты уверен, что хочешь осваивать новый язык в такой поздний вечер? Не пора ли тебе спать? Можем попробовать силы в философии утром, когда будешь пободрее.

– Мне нужно брать уроки, чтобы говорить по-философски?

– Нет, ты можешь говорить по-философски и по-испански одновременно.

– Тогда я сейчас хочу говорить по-философски! Что случится, если я не проснусь? И почему Дон Кихоту сюда нельзя?

– Дон Кихоту можно переплыть моря и возникнуть здесь, но приходится проделывать это в книге – в такой вот, в какой он появился, придя к тебе. Он не может возникнуть перед нами во плоти. А насчет не проснуться все обстоит так: если мы не просыпаемся совсем, никогда, значит – ничто, ничто, ничто. Вот что я имею в виду под философией. Философия говорит нам, когда больше сказать нечего. Философия говорит нам, когда нужно сесть, успокоить ум и закрыть рот. Никаких больше вопросов, никаких больше ответов.

– Знаешь, что я сделаю, Симон? Перед тем как умереть, я возьму и запишу все о себе на бумагу, сложу ее много-много раз и крепко зажму в руке. Проснусь в следующей жизни – и тогда смогу прочесть ту бумажку и узнаю, кто я.

– Великолепная мысль – ничего лучшего я давно не слышал. Держись за нее, не дай ей улизнуть. Когда станешь старым-старым стариком, через много лет, когда придет твое время умирать, вспомни, что нужно записать свою историю и пронести ее с собой в следующую жизнь. Тогда в следующей жизни будешь знать, кто ты такой, и все, кто прочтет твою историю, тоже узнают, кто ты такой. Взаправду прекрасная мысль! Главное, постарайся не макать ту руку, которая с бумагой, в воду: помни, вода смывает все, включая написанное. А теперь точно пора спать, мой мальчик. Закрывай глаза. Давай руку. Если проснешься и тебе понадобится что-то, я буду рядом.