Эшли Шумахер - Мгновения Амелии

– Он купил его. Сделан на заказ. Первый гонорар, и первая покупка – меч. Он даже прислал мне фотографию. Конечно же, когда у него была нормальная камера, а не вот эта дешевка.

– Да кто не хочет меч? – возмущенно интересуется Нолан.

Алекс мгновенно поднимает руку и ожидающе смотрит на меня, а потом фыркает, когда я остаюсь сидеть в прежнем положении.

– Видимо, сильно ты в него втюрилась, раз притворяешься, что потратишь настоящие деньги на меч.

– По-моему, это круто, – замечаю я. Правда, не упоминаю, что после многих лет, проведенных за рассматриванием различных гардеробов и путешествиями в чужие края, я уже придумала имя своему оружию. И да, это перо, потому что оно могущественней меча. – Мечи есть у многих людей.

– Ага, – не унимается Алекс, – но большинство из них не протыкают мечами телефоны до такой степени, что даже в сервисном центре ничем не могут помочь.

Нолан поднимает на меня робкий взгляд.

– Рецензия была ужасная. А мне было всего пятнадцать.

– Но это не оправдывает твое старье из восемнадцатого века, – добавляю я.

Алекс разражается таким заразительным хохотом, что даже Нолан присоединяется к нему.

– Он вытворил такое дважды, – хрипит Алекс. – Купил новый телефон, прочитал другую рецензию и снова проткнул его.

– Мне было пятнадцать, – сквозь смех напоминает Нолан. – Никакого контроля над эмоциями. Легче проткнуть фиговый телефон, чем положиться на мою способность успокаиваться.

– Он уверяет, что купит новый телефон, но так этого и не делает, – бормочет Алекс куда-то себе под ноги. Он опустил голову между коленей, пытаясь отдышаться после приступов хохота.

– Он еще не сломан. Так что нет причины, чтобы покупать новый, – сообщает Нолан. – Но лучше всего то, что на этом телефоне у меня нет приложения с рецензиями, поэтому у меня нет желания его проткнуть.

Когда веселье немного рассеивается, вокруг повисает тишина. Мы устраиваемся поудобнее и рассматриваем звезды. Чудится, наступившая темнота соткала нити древнейшей магии, которые связали друзей после десятилетий ночевок и случайных долгих разговоров на крыльце и у входных дверей. Отсутствие света вперемешку с усталостью развязывает языки и укрепляет отношения.

Я не пытаюсь избавиться от всплывшего в голове воспоминания о Дженне. Это не столько воспоминание, сколько сложенная вместе картинка секретов, которые мы рассказывали друг другу на протяжении долгого времени.

Иногда я позволяла выплеснуться связанным с родителями злости и непониманию. Осуждала их отчужденность и жаловалась на жизненную несправедливость, что два человека, которые однажды в шутку ругались о расположении на моем потолке светящихся в темноте звезд, вдруг разлюбили и друг друга, и меня.

А в счастливые ночи мы болтали обо всем, что втайне приносит нам радость, о надеждах и мечтах, связанных с будущим, которое казалось очень далеким и фантастическим.

В горле встает ком от этих воспоминаний и мысли, что я больше не переживу ничего подобного с Дженной. Я с трудом сглатываю.

– Воскресение, – нарушаю молчание.

– А? – недоумевает Алекс.

Мы с Ноланом растянулись по разные стороны скамейки, но наши головы покоятся рядом, и я ощущаю, как его щека касается моей.

– Она ненавидит это в книгах, – поясняет он.

– Почему?

– Просто… – Я замолкаю, собираясь с мыслями, пока они не улетучились к звездам. – Раньше мне было все равно, но теперь я злюсь от мысли, что не родилась в мире, в котором человек может умереть, а затем вернуться к жизни. Эта идея настолько далека от реальности, что меня она нисколько не забавляет.

Переживаю, что испортила всем настроение, потому что парни долго молчат. Уолли перебирается к моим ногам и, свернувшись калачиком, укладывает голову на мои колени. Он смотрит на меня огромными карими глазами, которые, похоже, понимают мои эмоции. Я чешу его за ухом и загадываю желание на падающую звезду: если когда-нибудь попаду в место, где животные волшебным образом становятся спутниками людей, то у меня будет собака, похожая на Уолли. И такая же невезучая.

Я делаю мысленный снимок. Уперев руки в бока и расставив на ширину плеч ноги, я гордо стою на холме, а рядом моя бесстрашная огромная собака с мордой, задранной к ветру и высунутым из пасти языком. Назову фото « Грозная пара» . А зритель пусть сам решит, наводим мы страх или истребляем его.

– Смерть паршива, – шепчет Алекс.

– Все паршиво, – отвечает Нолан. Я тихо смеюсь над нашей шуткой, а он очерчивает мои губы пальцами, словно в попытке поймать мой смешок.

Весь вечер мы проводим, вытянувшись на скамейках, вдалеке от берега и разумных разговоров. Мы обсуждаем смерть и ее паршивость, а еще куда мы отправимся, когда она придет. Нолан собрался в рай. Алекс не уверен. Я – куда-то, но не никуда. Алекс делится счастливыми воспоминаниями о проведенных каникулах с детьми Эндсли, и большинство из них включают украденное мороженое и построенные из книг крепости. Однажды они даже испортили всю партию новых книг в твердой обложке, которые пришлось продавать по скидке. Нолан рассказывает, что после покупки дома они с Алексом провели первый месяц, перекрашивая зеленые стены сероватой краской, но только все испортили, и Нолану пришлось нанимать маляров, чтобы привести жилище в божеский вид.

Я говорю о Дженне. О том, как меня спасла ее помада, о Муте, о семейных ужинах, на которых я чувствовала себя как дома. Мы смеемся как сумасшедшие, когда вспоминаю, как однажды сбросила ее в одежде в бассейн, а она утянула меня за собой, в итоге я заработала синяк под глазом, ударившись об ее коленку. И веселье только усиливается, когда я поясняю, что это произошло за день до школьной дискотеки; Дженна пришла в ярость, ведь она с трудом подобрала мне макияж, подходящий под платье, которое заставила меня надеть. Она совсем не рассчитывала, что основой под тени станет зеленовато-желтая кожа.

Но постепенно смех затихает, убаюканный нежным плеском волн о лодку и шумом, доносящимся из отходящего ко сну Локбрука.

– Если Нолан прав и мы все окажемся где-то в раю, – произносит Алекс, – то я хочу, чтобы Дженна дрессировала Уолли. По-моему, она единственная, кто справится с ним. Правда.

Нолан провожает меня до двери книжного магазина, и я почти решаюсь попросить его остаться со мной в орманской комнате. Однако он выглядит слишком усталым, чтобы провести ночь у книжных шкафов.

– До завтра? – осведомляюсь я.

– До завтра, – обещает он и вопреки моим ожиданиям не целует меня на прощание.

Я вижу, как в его глазах темнеет лес, будто весь окружающий нас свет лишает его яркости.

– Ты так и не поинтересовалась, что я не люблю в книгах, – замечает он.