Гузель Яхина - Эшелон на Самарканд

— Покажи-ка инструмент. — Деев, продолжая шататься меж нар, энергично тер щеки растопыренными пальцами; кажется, все члены его переполняло неудержимое волнение, и он подчинялся этому чувству, не в силах справиться с ним или хотя бы умерить.

Буг бережно достал из-под операционного стола свой фанерный чемодан и подаренный чекистами мешок, а Деев возьми да и вытряхни содержимое обоих на столешницу (фельдшер и охнуть не успел). Разворошил звякающую груду лопаток, ножниц, пилок, металлических груш — вытащил деревянный футляр длиной в полторы ладони, напоминающий букву Г:

— Вот эта штуковина подойдет.

— Это не для родов, — уточнил Буг. — Это катетер.

— Да хоть конфетер-котлетер! — И, засунув отобранный предмет в карман галифе, Деев кивнул фельдшеру повелительно: за мной.

Тот хотел было натянуть белый халат — куда там! — Деев сорвал халат с фельдшерских плеч, зашвырнул подальше; потянул за локоть, вздыхая досадливо: пошевеливайся уже!

— А дезинфекция? Скальпель? — Фельдшер сопротивлялся, пытался собрать хоть что-то в пустой чемодан. — И щипцы не помешают, если роды тяжелые…

— Слушай, Буг! — Деев на миг остановился и поднял на фельдшера глаза — блестящие, как у лихорадочного больного. — Ты заказывал мясо для лежачих? Тогда помогай — без вопросов!

Только вот без вопросов — не получалось.

— Делать-то что, внучек? — не выдержал Буг, когда они уже довольно долго шагали по усыпанным хвоей шпалам: первым строчил Деев, широко размахивая сжатыми в кулаки руками; в спину ему дышало могучее фельдшерово тело.

Лес вокруг не кончался, а становился гуще и темнее. Ближе к рельсам подступали сосны, тянули к людям растопыренные лапы. Упавшие деревья топорщили в небо корневища, каждое выше человеческого роста (коряжин было много — видно, в эти края местные за дровами не наведывались).

— Молчать, — пояснил Деев на ходу. — Что бы ни случилось — молчать. И рожу корчить посуровее. Рожа нужна такая, чтобы от одного ее вида молоко кисло.

Фельдшер продолжал недоуменно пыхтеть, и Деев добавил для ясности:

— Вспомни, как ты на меня тем утром смотрел, когда лежачих в лазарете обнаружил. Помнишь? Вот так и смотри!

— На кого? — опять не понял Буг, оглядывая пустынную местность — лишь стая ворон голосила хрипло где-то над лесом.

— На всех! — огрызнулся Деев.

Злился не на спутника, а на место это гиблое, где однажды уже бывал и видеть которое не желал бы никогда. Злился на ворон — понимал, отчего вопят. И на себя злился — что тащит доверившегося товарища за собой, как слепого котенка в колодец. Да если бы Деев и захотел — не смог бы рассказать о деталях будущего предприятия, сам представлял их смутно. Знал только: шагают они, казалось бы, по сухому лесу в ясный день, а на самом деле — по топкому болоту темной ночью. Неверный шаг — и сгинут. Но в этот раз Дееву было не справиться одному. А только — вдвоем.

— Вот, — достал он из галифе медицинский футляр и вложил в карман фельдшерских брюк (ткань оттопырилась, обтягивая угловатый предмет, по очертаниям вполне напоминающий револьвер). — При случае распахни тужурку, чтобы конфетер видно было. Небрежно так тронь его ладонью, будто невзначай, по привычке. Только часто не тереби — подумают, что угрожаешь.

— Мы что, на грабеж идем? — Фельдшер ощупывал непривычный предмет на бедре, приноравливаясь к его присутствию.

Говорил ровно, как о погоде спрашивал. Лежачих в вагоне испугался, значит, а на разбой сходить — нет? И Деева охватила благодарность за это спокойствие и готовность к любому поступку. Все же хорошо, что рядом военный человек.

— Место, куда мы идем, ограбить невозможно, — вздохнул в ответ. — Туда целые деревни ходили, да не с конфете-рами, как мы с тобой, а с вилами-обрезами.

— И что?

— А ничего!

Скоро рельсы уперлись в частокол, составленный из высоких строганых стволов. Заточены бревна были остро, карандашами, а пригнаны плотно — ни единой прорехи не светилось в заборе. Только над шпалами, где висели большие двустворчатые ворота, имелась узкая щель — туда могла проскочить кошка, но никак не человек.

Рядом с воротами срублена охранная вышка. Не то в шутку, не то всерьез к ее балкам приколотили пару коровьих черепов — пожелтелых и треснутых, но все еще с рогами, — и сейчас черепа внимательно глядели на вышедших из леса черными дырами глазниц. А с вышки глядел ствол винтовки.

Деев тотчас же вздернул руки вверх. Фельдшер — следом.

— Мы к начальнику ссыпного пункта! — крикнул Деев охраннику-невидимке; тот скрывался за ограждением смотровой площадки, один суконный шлем торчал наружу да ствол ружья.

Ствол дернулся нетерпеливо, прогоняя непрошеных гостей обратно в чащу.

— Я с эшелоном, эвакуирую голдетей в Самарка…

Чоп! У самых ног взорвался маленький фонтан из хвои — пуля вошла в землю на шаг от башмаков.

— Девятое марта! — возвысил Деев голос. — Передайте начальнику всего два слова: девятое марта!

Винтовка не двигалась, по-прежнему указывая штыком на пришлых.

— Да ты новенький, что ли?! — заорал уже во всю глотку Деев, тряся возмущенно поднятыми ладонями. — Здесь даже вороны про девятое марта знают!

Ствол втянулся под навес. Кажется, что-то происходило там, внутри вышки или внутри укрепления, но снаружи ни разглядеть, ни расслышать.

Деев постоял минуту, другую — винтовка продолжала маячить на вышке, но больше в гостей не целилась — и опустился на рельсы. Сидеть на холодной стали было неуютно, но он велел и Бугу присесть: пусть охрана видит, что визитеры чувствуют себя вольготно и не робеют.

— А что случилось девятого марта? — тихо поинтересовался фельдшер, устраиваясь рядом.

Деев только зыркнул на спутника: что же ты не уймешься никак, дед?! Велено тебе — молчать!

Ждали долго, едва не отморозили зады. Желая унять расходившиеся нервы, Деев еле заметно тряс коленками — попеременно то правой, то левой; этого охране видно не было. Еще можно было уйти — встать сейчас и спокойно уйти в сосняк, за крепкие древесные спины. Бугу объяснить, что предприятие не удалось. Машинисту велеть молчать о случившемся. Вернуть состав на маршрут, вечером быть в Шихранах. Никто ничего не поймет. Никто и не узнает ничего…

Створка ворот скрипнула и приоткрылась — приглашала войти. Вот и всё. Или — туда, за частокол, под прицел винтовок и треклятое воронье карканье. Или — опрометью в лес.

Они поднялись — фельдшер быстро и с облегчением, а Деев неспешно, изо всех сил замедляя движения и этим скрывая охватившую тело внезапную дрожь. Основательно обстучали себя по ягодицам, то ли отряхивая налипшую хвою, то ли разгоняя застывшую кровь. И направились внутрь, под пристальным взглядом черепов.