Йозеф Кот - День рождения

Мартин встал и простился. Томаш заметил, что руку он протягивал как-то неуверенно. Это уже не было крепкое рукопожатие, которым с первой же минуты Мартин вызывал уважение к себе, — он протягивал пальцы, из которых будто вышла вся сила. Томаш знал, что год назад Мартин перенес инфаркт, и поговаривали, что ему придется оставить работу. Но пока что он не ушел, остался в той же должности и в том же районе, где начинал много лет назад.

«Я ему не удивляюсь, — сказал Бирош, когда за Мартином закрылась дверь. — Он очень устал».

«Да, он устал, — сказал Томаш. — Ему много пришлось хлебнуть».

«А ты? — Бирош взглянул на Томаша. — Ты разве не устал?»

Бирош был на десять лет его моложе, в расцвете лет и сил, полный идей.

«Иногда я думаю, что мы все немного устали, — сказал Томаш. — Но нам не следовало бы этому поддаваться».

«Вам не следовало бы этому поддаваться, — сказал Бирош. — А ты вот подал заявление об уходе».

«Я все взвесил, — сказал Томаш. — Ты сам видел, что институт не нужен».

«Я долго колебался, поступать ли мне сюда, — сказал Бирош. — Все меня отговаривали. Тут, мол, за полвека ничего не изменилось. Мол, самое умное, что можно тут сделать, — это все законсервировать и выставить в музее».

«И все-таки ты согласился, — сказал Томаш. Он хотел громко засмеяться, но это у него почему-то не получилось. — И что ты теперь будешь делать, герой?»

«Разорву твое заявление», — сказал Бирош.

«Не имеешь права!» — Томаш повернулся к столу, но Бирош оказался проворней и прикрыл рукой папку с бумагами, в которой с самого верху лежала половинка листа бумаги с текстом, написанным от руки.

В ту минуту Томаш понял, что Бирош готов на все: в его взгляде он прочел, что в случае его сопротивления Бирош прибегнет к насилию. Будут драться? Память вновь вернула его к тому моменту, когда он нашел боксерские перчатки в гимнастическом кабинете, потом к другому — когда их с Ондреем исключили из бригады. Доцент Томаш Главена, кандидат наук, подрался. Может быть, он еще на это способен. Может быть, он еще довольно легко справился бы со своим более молодым соперником. Но какой в этом смысл? Бирош верит в свое дело. Бирош убежден в своей правоте. Но это и мое дело, подумал Томаш. Я не хочу быть дезертиром. И неправда, что нынешние люди не такие, как раньше. Неправда, что мы не способны свое личное удобство принести в жертву великой мечте, ставшей нашей жизнью. Да, мы, конечно, устали, но мы продвигаемся вперед. Большинство из нас продолжает идти вперед. Неужели я должен отвергнуть то, что я безоговорочно принял как свое кровное дело и в чем я никогда не сомневался? Люди стареют, теряют силы и утрачивают иллюзии, но они не могут отрицать, что мир становится лучше. Лучше, потому что умудренней. Умудренней, потому что мерится опытом надежд и разочарований. Приветствую тебя, мудрость, приходящая последней, но не под конец!

Чем ближе к центру, тем дольше они простаивали на перекрестках. Томаш невольно следил за сменой огней в светофорах и радовался, когда красный свет задерживал их, отсрочивая сцену, о которой он думал с той минуты, когда Ондрей позвонил ему вчера вечером и взволнованным голосом сообщил, что генеральный директор Хорват пожелал вручить ему золотой значок.

«Я приеду за тобой, — сказал Ондрей. — Хорват отвел на тебя тридцать минут. Я рассказывал ему о твоем институте, и он хочет тебя принять».

«Бирош знает об этом?» — спросил Томаш.

«О чем? — В голосе Ондрея послышались раздраженные нотки. — О чем это должен знать Бирош?»

«О награждении», — сказал Томаш и только тут понял, что допустил бестактность: можно было предвидеть раздраженную реакцию Ондрея на имя своего преемника. Не следовало вообще упоминать Бироша, однако после их последнего разговора ему было далеко не безразлично, кем он был представлен к награде — руководством завода или нет.

«Ты думаешь, Хорват отвечает за свои решения перед директором предприятия? — сказал Ондрей. — Не трусь, все в порядке. Если я что беру в свои руки, тут всегда порядок».

«Да, полный порядок», — сказал Томаш.

Когда он положил трубку, Вера стояла у него за спиной; по-видимому, она слышала часть разговора. Она обхватила его за плечи. На мгновение он потерял равновесие, пошатнулся, сделал несколько шагов назад.

«Потише, — сказал он. — Ты меня свалишь».

«Я рада», — сказала Вера.

«Чему ты рада? — Он посмотрел на нее. — Что я получу эту железку? Меня это не волнует. Ни значки, ни дипломы».

«Тебя это уже не волнует или еще не волнует, доцент Главена?»

«Моя жизнь еще впереди, — ответил он. — Еще не волнует».

«Если бы ты не был таким юным, я бы тебя соблазнила», — засмеялась Вера.

Он хотел ее поцеловать, но она уклонилась.

«До завтра, — сказала она. — Ты должен это заслужить. Подарки ко дню рождения тоже надо заслужить».

Томаш разом отрезвел и сел в кресло.

«Что у нас на ужин?» — спросил он.

«Наконец-то разумный вопрос, — сказала она. — Ничего».

«Ну что ж, будем смотреть в пустоту, — сказал он. — В пустоту с пустым желудком и с пустой головой».

«Это великолепное чувство, — сказала Вера, — когда томасальваэдисон ощущает пустоту своей головы».

«Пожалуй, я поем хлеба с мармеладом». — Томаш встал и пошел на кухню. Он повернул выключатель, в лампе сверкнуло — и вся квартира погрузилась в темноту.

«Что случилось?» — послышался голос Веры.

«Не знаю, — сказал он. — Выбило пробки. Наверное, перегорела лампочка».

— Знаешь, что мне сказал Хорват? — услышал он голос Ондрея. — «Ежели этот Главена так хорошо работает, может быть, стоит его институт перевести в прямое подчинение?» Ты как на это смотришь? Не здорово ли?

— Нет, не здорово, — ответил Томаш.

Он представил себе просторный кабинет с алюминиевыми жалюзи и полированной мебелью. Представил себе широкий стол в паутине телефонных проводов, шелест климатизационного оборудования.

«Рад видеть вас», — скажет ему мужчина с густыми черными бровями и короткой кудрявой шевелюрой.

«Это он, товарищ генеральный директор, — торжественно провозгласит Ондрей, — Доцент Главена, о котором я вам рассказывал. Сегодня ему стукнуло пятьдесят».

«Ага, значит, сегодня ему стукнуло пятьдесят, — скажет Хорват. — А непохоже, что ему пятьдесят».

Он нажмет кнопку, бесшумно откроется дверь, и войдет стройная девица в оранжевом платье.

«Где у нас этот самый значок, Манон?» — спросит он.

«В сейфе, — ответит девица. — Значки в сейфе».

«Принесите его нам, Манон. В дипломе нет орфографических ошибок?»

«Нет, — скажет девица. — Текст проверял товарищ Чернок».

«Ну, тогда все в порядке», — скажет Хорват и встанет.

Девица вернется с двумя футлярами. Первый в виде цилиндра, покатится по столу, к телефонам. Второй, маленькую коробочку, она откроет: там засверкает золотой значок.