Йозеф Кот - День рождения

— Я говорю о львах.

— Ах, вот что! — осекся он. — Стало быть, вы о них думаете?

— Ага.

— Выше голову, юноша. Вы слишком молоды, чтобы вешать голову. Такие, как вы, должны показывать пример. Вы обязаны внушать другим уверенность и бесстрашие…

— Да-да… — промямлил я.

— Вполне серьезно!

— Конечно, — сказал я. — Попробую. Попробую внушать уверенность. И бесстрашие.

— Вот и правильно, — сказал Гантак. — Молодежь должна служить примером.

Я решил последовать совету Гантака. Не потому, что я ему подчинен или питаю врожденное почтение к авторитетам. Просто идея внушать уверенность казалась мне соблазнительней всех прочих: я усмотрел в ней возможный выход из положения, средство ненадолго обмануть себя и остальных. Чем больше сомнений раздирает человека, тем лихорадочнее цепляется он за уверенность. И не потому, что он так уж в ней нуждается, а из злорадного желания поймать других на неуверенности.

Я вышел на улицу. Перед домом сидели подростки, они выли и истошно вопили.

— Вы чего это? — спросил я. — К чему этот галдеж?

— А мы, дяденька, теперь львы, — ответил самый длинный из них, явный вожак, и скрестил руки на своей полосатой майке.

— Почему же вы играете именно во львов?

— Да я вам за крону хоть ягуара изображу, — сказал тощий рыжий парнишка в тренировочном костюме. — Хотите послушать ягуара?

— Нет, — сказал я. — Не хочу я слушать ни льва, ни ягуара. Ничего я не хочу слушать.

— Знаете, а у нас есть хорошие духовые ружья, — заявил вожак. — Так что нам ничто не угрожает.

— Никому ничто не угрожает, — вспомнил я о своей миссии. — Лев вполне милая зверюга.

— Факт, — подхватил рыжий. — Это мы проходили: лев, он ведь кошачьей породы. А кто же боится кошек?

— А знаете, какое лучшее средство против кошек? — спросил вожак. — Кастрюльку ей на хвост привязать. Кастрюлька дребезжит, кошка бесится. Глаза у нее мутятся, шерсть дыбом, из пасти пена — и так она мечется, прямо жалость берет даже нашего брата, право, жутко жалко. Мяу!

Вся шайка замяукала.

— А мы кошек не боимся! — перекричал кошачий концерт рыжий. — А мы кошек не боимся! А мы кошек…

Я двинулся к площади. Возле витрины часовщика остановил какую-то блондинку в бирюзовом платье:

— Барышня, а вы боитесь?

— Вас?

Я предложил ей руку:

— Пройдемся?

— Надеюсь, вы не подумаете обо мне дурно, если я соглашусь.

— Ведь это я вас приглашаю.

— Мне скучно, — сказала она. — Со вчерашнего дня хожу вот так, и мне скучно.

— Нравятся вам эти часики? — показал я на витрину.

— А что?

— Могу вам купить.

— Не нужно.

— А львы вам нравятся? — пошел я напролом.

Мимо нас прогуливались влюбленные парочки, словно в городе никакой тревоги.

— Ужасно, — ответила мне блондинка. — Я всегда мечтала уехать в Африку. Далеко куда-нибудь.

— Да, Африка далеко.

— И львы далеко.

— Львы близко, — сказал я.

— Не верю. — Она отвернулась.

— Львы так близко, что, может, мы их услышим.

— Хотите подловить меня на старые погудки. — Она вырвала свою руку из моей. — Но я это знаю. Знаю я эти разговорчики о пустынях, пальмах, львах, тропических шлемах, москитных сетках и кровожадных бедуинах.

— Видно, вы много читаете.

— Ужасно.

Я снова взял ее под руку.

— Пойдемте потанцуем? — вдруг предложила она.

Мы вошли в уютный винный погребок на первом этаже огромного современного здания.

— У меня есть один свободный столик возле танцевального круга, — сказал официант.

Мы заказали вермут, в бокалах плавали кусочки льда. К микрофону подошел взлохмаченный саксофонист и объявил:

— А сейчас наш оркестр исполнит для уважаемой публики премьеру — новое произведение нашего пианиста Якуба Жака «Львиный твист»!

— Пойдем? — Блондинка показала глазами на паркет.

— Нет, — сказал я. — Этот танец я не танцую.

Домой я возвращался под утро. Улицы были пустынны, и я тщетно напрягал слух — не услышу ли львиный рев. Ночь была спокойная, ничто не двигалось, и только теперь заметил я на небе бледнеющий овал луны. Вряд ли они близко, подумал я. Были бы близко, выли бы. Наверняка их было бы слышно.

Плановщик Тимко явился на работу с дробовиком.

— Ну и набегался я, — сказал он. — Раздобыл все-таки — с рук, на базаре. По дешевке. И разрешение на него выцарапал.

— Да вы и стрелять-то не умеете, — пренебрежительно фыркнул Врубель, но Тимко его не слушал. Он вынул затвор и стал протягивать через дуло веревку с привязанной к ней тряпицей.

— Да помогите же! — обратился он ко мне.

Я взялся за конец веревки, и Тимко яростно стал протирать дуло.

— Надо, чтоб блестело, — бормотал он. — В этом гарантия точного выстрела. Как зеркало должно блестеть.

Я молча кивнул и ухватился свободной рукой за стол, чтоб не потерять равновесия: Тимко сильно дергал веревку.

— Так нас один сержант учил, — толковал он. — Только давно это было. И не думал я, что когда-нибудь его совет пригодится.

Наконец он вытащил веревку и приставил к отверстию дула зеркальце.

— Глядите! — воскликнул он. — Прямо как новое. Посмотрите и вы, — повернулся он к Врубелю.

— Ни за что на свете, — отказался тот. — Да я скорее льву в пасть загляну.

Вошел референт по охране труда.

— Началось! — торжествующе объявил он. Я только сейчас заметил, что на боку у него болтается противогаз и каска. — Поступил приказ послать одного человека на работы по обеспечению безопасности.

— Какие работы? — вскинулся Тимко и стал быстро собирать свое ружье.

— Не знаю, чего-то там копать надо, — пожал плечами референт.

— Слава богу! — вскричал Врубель, мгновенно покраснев. — Я всегда утверждал, что злу не следует противопоставлять зло. Достаточно просто оградить себя.

— Пан коллега, вы тут моложе всех. — Референт вперился в меня проницательным взглядом. — Вот вам бы и пойти.

— Это будет подвиг, — заявил Врубель. — Мы никогда вам не забудем.

Я покорно кивнул.

— А куда идти-то?

— На площадь, — сказал референт. — Явитесь там к некоему Кравярику.

— Ладно, — сказал я и запер свой стол.

Тут вбежал Гантак.

— Говорят, вы идете в бой?! Я правильно слышал? Так-так… Это хорошо. Молодежь — всегда впереди! — И он отечески похлопал меня по плечу.

Тимко взмахнул дробовиком.

— Перестрелять! Истребить! Какие-то гнусные львы нападают на ничего не подозревающих граждан… Где же справедливость? Да есть ли она на свете?!

Гантак пожал мне руку.

— Надеюсь, вы справитесь. Все правильно. Молодежь всегда должна делать честь нам, старшим, чтоб нам было кем гордиться.

На площади играл духовой оркестр пожарников. Над оркестром трепыхался на ветру транспарант: «СЛАВА ЛЕВОБОРЦАМ!» Рядом с помостом стоял стол, накрытый сукном, за столом сидел человек в очках. Я сразу узнал парикмахера.