Димитр Коруджиев - Невидимый мир

Н. Ни я, ни ты…

П. Да, мы были очень одиноки. У меня все же был один друг.

Н. Он…

П. Знаю, знаю.

Н. Почему ты думаешь, что именно…

П. Именно эти? Эти двое умерших? Ничего нельзя объяснить… Может быть, ты почувствовал, что твоя цель… Она была огромна. Такие цели отчуждают человека ото всех… Они в какой-то степени ее достигли… совершенно естественно… Своим путем…

Н. Кого мне было любить?

П. Кого мне было любить?

Н. Музыку, музыку! Ты знаешь подробности, да?

П. Да.

Н. Музыка… я ее знаю.

П. В какой-то степени.

Н. В какой-то степени…

П. Совершенное воспитание…

Н. Ведь оно…

П. Мне его дали.

Н. Чего-то всегда недостает.

П. Хорошее повторяется редко.

Н. (с внезапной яростью). Ты слюнтяй! Ты и меня способен разжалобить! Я верну тебя туда, откуда ты пришел, на этот раз навсегда!

П. Не обольщайся, ни я, ни ты после нашего разговора не сможем быть такими, какими мы были. Даже если один из нас сам пожелает уйти.

Н. И что же будет?

П. Не знаю. Оба мы не знаем, что произойдет после сегодняшнего разговора.

Н. Ты меня ненавидишь?

П. Нет, жалею — как всегда. Одна из причин моего несчастья — ты хорошо это знаешь.

Н. Ты не благодарен мне за то, что я снял с тебя всю ответственность?

П. И я был для чего-то нужен… А теперь — больше никто меня не встретит.

Н. У меня тоже были какие-то достоинства… Не можем ли мы забыть миф об умерших?

П. В сущности, ты захотел жить без страдания!

Н. Я жил сурово.

П. Ты попытался убежать от страдания!

Н. До каких пор ты будешь это повторять?

П. Я не встречал ничего страшнее!

Н. Не сочиняй… Именно ты… Я угнетал тебя больше двух лет.

П. Миф пускает самые глубокие корни у самых несчастных.

Н. (неудачная попытка пошутить). Аж до… той щелки, через которую ты вылез.

П. Да, я был на самом дне.

Н. (оправдываясь). Я показывал нечто важное… Для всех…

П. Ты уже говоришь нелогично, ты начал терять уверенность.

Н. Разве то, что я говорю, неверно?

П. Ты был очень отталкивающим примером. Тебе пора уйти со сцены.

Н. Есть ли что в этом мире, чему не суждено рано или поздно уйти со сцены?

П. Суровое и замкнутое уходит особенно быстро. Ты выдержал бы еще немного, если бы…

Н. Если бы?..

П. Если бы был попримитивнее. К сожалению, я завещал тебе интеллектуальность. Только ее, но и ее оказалось достаточно…

Н. (с надеждой). Слишком ли поздно… после нас появиться, скажем… художнику?

П. Все та же склонность к молчанию? Поздно.

Н. Но ведь… надо же ему чем-то заниматься?

П. Да, душевнобольными.

Н. Боже мой!

П. Как это произошло — я высказываюсь определеннее, чем ты?

Н. Быть может, ты более неистребим.

П. Мы уже разговариваем по-дружески.

Н. Мы обязаны этим твоему великодушию.

П. Нет, тленности.

Н. Да?..

П. Не хватает времени, не хватает времени. Попробовать все… Даже нам, предыдущим, интересно, что будет.

Н. Нам даже интересно?

П. Невероятно — история повторится.

Н. Ты так думаешь?

П. Но мы должны в этом убедиться.

Н. Должны?

П. Для этого мы живем.

Н. Чтобы позлорадствовать над следующим.

П. Чтобы пострадать вместе со следующим.

Н. А если он добьется большего?

П. Как бы он ни смотрел на это поле, он никогда не увидит его ни моими глазами, ни твоими.

Н. И что из этого?

П. Столько всего останется за пределами его возможностей… Он никогда не будет удовлетворен. И следующий за ним — тоже. И еще следующий.

Н. Я начинаю понимать, ты подозреваешь тех, кто пытается определить свое назначение, в вечной неудовлетворенности. Ты помнишь моего… нашего одноклассника?

П. Да.

Н. (осторожно). Он — никто.

П. Никто, верно… Вот нечто абсолютное, полная неопределенность… но почему он мне чужд? Он намного меня превосходит?

Н, Вот ты и перестал хорохориться. Твоя обычная нерешительность, наконец-то… По правде говоря, теперь и мне он чужд.

П. Каждому свой жребий.

Н. Свое предназначение.

П. Каким именно был мой жребий?

Н. Каким именно было мое предназначение?

П. Мы уходим вглубь.

Н. Исчезаем!

П. Не бойся, только уходим вглубь. Ты уйдешь со мной туда, где я уже был. Мы не можем исчезнуть.

Н. А что будет?

П. Полная амнезия — вот что ждет нас под прессом. Уже начинается…

Н. И до коих пор?

П. До щелки в следующем…

Н. Страшно интересно, каким он будет… Когда мы это узнаем?

П. Когда поднимемся и вылезем наружу спустя много времени. Все, что он пережил, быстро станет нам ясно — оно будет ударяться в нас.

Н. Сколько времени занимает такой подъем?

П. В моем случае — месяца три. Суди сам.

Н. Мне так тебя жалко — ты снова вернешься туда.

П. В компании с тобой. Это уже легче.

Н. А сколько времени мы будем спускаться вниз?

П. Несколько дней… Несколько недель… Следующий, вероятно, уже предполагает, кем он будет.

Н. Знаешь, в одном я уверен.

П. В чем?

Н. Он будет хорошим психиатром. Как мы…

П. Мы были хорошими психиатрами? Обо мне шла такая молва…

Н. И обо мне…

П. Ты чувствуешь, становится темнее.

Н. Да, и теснее…

П. Мы скользим вниз… Время еще есть, ты привыкнешь к мысли о существовании там, внизу.

Н. Ты ненавидишь его?

П. Кого?

Н. Следующего.

П. Нет, жалею.

Н. Смотри-ка… А почему ты тогда сказал, что ты забыл, каков твой жребий?

П. Я то забываю, то вспоминаю… Это неопасно. Амнезия наступает постепенно, но, когда она уйдет, я снова буду знать все о себе.

Н. А я спокойно дождусь его действий.

П. Придет день, когда твое появление смутит его, увидишь.

Н. (гордо). Ты так думаешь?

П. Разумеется. Ты был так независим.

Н. (все так же гордо). Он поймет, что моя оценка бескомпромиссна.

П. Совершенно верно. Ты немного смягчился сейчас, когда тебя вытесняют, но, когда ты снова пойдешь наверх, все твое к тебе вернется.

Н. А потом — опять вниз, уже втроем.

П. Ничего не попишешь.

Н. Как это получилось? Не успел я понять, не успел оглянуться…

П. А миф уже сверлил в тебе отверстие… Намного раньше, чем ты стал оглядываться по-настоящему. Мое появление, единство твоего и моего восприятия тех двух умерших…

Н. Следующий… тоже будет одинок?

П. Не знаю. Вероятно. Очень вероятно.

Н. И останется ассистентом?

П. Почти наверняка.

Н. Такая наша судьба.

П. Едва ли он будет давить на нас так, как ты давил на меня.

Я окажусь в нескольких шагах от костра. Буду стоять неподвижно, не отводя глаз от огня, а фигурки, уже ставшие четырьмя стариками, будут на меня смотреть. В огне, может, будут потрескивать какие-то сухие колючки, набреду я, быть может, на пастухов.

— Что с тобой, паренек? — спросит один из них. — Ты не болен?

Я ничего не отвечу.

— Паренек, что с тобой?

— Мне сорок, дедушка. Был когда-то паренек…