Димитр Коруджиев - Невидимый мир

Парень улыбнулся. Кто ж хмурится на похвалу? И показал мне, куда подъехать. Я очень плавно остановил машину и молниеносно распахнул для него дверцу. Он как-то нерешительно вышел. Вылезая из машины, он нагнулся, рубашка на нем натянулась, и я увидел, какие угловатые у него плечи. Люди с таким телосложением обычно не верят в свои силы. Я тут же выскочил из кабины.

— Пойду помогу тебе, — сказал я.

— Зачем… спасибо… — мямлил паренек, но я видел, что он обрадовался. Ему было совестно: он не знал, входит ли в обязанности шофера носить вещи. Я понял, что заработал по крайней мере еще два лева. Но слишком уж легко это получилось, поэтому настроение у меня испортилось. Ведь ничего не пришлось делать, хватило обыкновенной наблюдательности, на которую даже Стайко способен.

Парень жил на первом этаже. Я взвалил матрас на плечи и, перед тем как выйти, окинул взглядом его однокомнатную квартиру. Этот взгляд был так хорошо рассчитан по продолжительности, силе и глубине, что я сам восхитился. Он совершенно ясно говорил о том, что меня квартиры интересуют только как шофера, случайно оказавшего услугу, но что мне все ж любопытно посмотреть, в какой обстановке живет клиент, который успел произвести на меня приятное впечатление своей внешностью и поведением…

Русский памятник приближался. Парень указал мне на улицу, начинавшуюся от площади.

— Тот дом… желтый…

Наступало время одного из моих лучших номеров. Это такая была великолепная штука, что, когда про нее рассказываешь, все говорят: «Ну, ты царь».

Резко сворачиваю. Оказалось, парень разбирается в знаках, потому что он вдруг повернулся и сказал с испугом:

— Мы здесь не проедем.

— Не бойся, — ответил я, и лицо у меня стало строгое, решительное. — Иначе нам придется встать на другой стороне, а я привык подвозить клиентов прямо к дверям.

К несчастью, в этот момент милиционер расправлялся с каким-то водителем. Он просунул голову в окно его колымаги и поэтому вокруг ничего не видел. Я мог бы незаметно проскользнуть, но молил бога, чтобы он увидел мое нарушение. Я слегка притормозил, обругал машину, и только тогда милиционер наконец обернулся.

— Эх, чтоб ему провалиться! — злобно сказал я. — Мы же почти проскочили.

— Знака не видишь? — спросил милиционер.

— Вижу, товарищ старшина, но я привез вещи этого парня — пружинный матрас и тюфячок. Вот, собственно, и все. Но их надо разгрузить возле его дома. Эх, работаешь, стараешься, а тебя все ругают.

— Документы давай, — сказал милиционер.

Парень молчал и испуганно глядел на милиционера. Он очень боялся, как бы я не пострадал из-за его несчастного матраса. Я нарочно медлил с документами. Я тянул время, которое с каждой секундой этой неприятной сцены становилось все более ценным. Ведь все это мне приходится переносить из-за него. И его долг мне соответственно увеличивался. Ну а милиционера я сразу оценил. Я сразу понял, что он на эту ситуацию посмотрит по-человечески.

— Ладно, поезжайте обратно, — сказал он наконец.

Я описал круг и выехал на площадь.

— Все сделаю, любой штраф заплачу, а тебя подвезу к самому дому, — сказал я парню.

Тот что-то промычал, посмотрел на меня с явной симпатией и смущенно улыбнулся. Так улыбаются люди, когда им начинает казаться, что они встретили настоящего человека.

Я очень хорошо знал, что два переулка, пересекающие его улицу, закрыты из-за какой-то стройки. Я подъехал к одному, потом к другому, выругался, поехал обратно. Объезд, который я делал, чтобы подвезти его к дому, придал ситуации еще большую значительность. Перевозка матраса приобретала новый смысл. Теперь все выглядело так, будто я работаю только потому, что парень мне симпатичен и во что бы то ни стало я хочу все для него сделать.

— На этом матрасе будет спать моя жена, — сказал парень. — Я привез ее вчера из родильного дома сюда, к ее родителям, а спать ей тут негде. Она будет здесь жить, пока не подрастет ребенок, а родители будут ей помогать. Я музыкант, много разъезжаю, и мне бы пришлось часто оставлять ее одну с ребенком…

Я слушал его прямо-таки с удовольствием. Он всеми силами старался угодить мне. Он думал, что я обрадуюсь и успокоюсь, узнав, что он только одного ребенка должен содержать, а сообщая, какая у него профессия, он тем самым давал мне понять, что в состоянии хорошо заплатить — только попроси, не стесняйся… Умный парень.

Осталось, как говорится, положить последний камень. Ситуация эта буквально плакала по какой-нибудь истории, которая косвенным образом показала бы, что я — очень человечный, очень мужественный, что я — готов пострадать, лишь бы помочь тем, кто этого заслуживает.

У меня в запасе имелось несколько таких историй. Я выбрал историю о двух братьях, которые везли своего мертвого отца: парень явно был из тех, кого подобные вещи могут растрогать. Весь рассказ занял несколько минут: я заранее рассчитал время таким образом, чтобы конец совпал с остановкой перед нужным домом. В двух словах я описал этих братьев, рассказал, как они подошли и попросили, чтобы кто-нибудь довез их отца до Ботевграда. Они забрали его, уже остывшего, из одной софийской больницы. Никто не соглашался. Наконец я беру этого отца к себе в кабину, сажаю и этих братьев, хотя возить в кабине троих запрещено. И вот мы едем. По дороге приходится объясняться с милиционерами. Я убеждаю их, что этот случай особый, погода ужасная, лопается шина, меня ругают всякие бессердечные типы. Я тоже ругаюсь, обливаюсь потом, теряю сознание от усталости, потому что накануне проработал всю ночь. И все-таки в конце концов мы добираемся до Ботевграда.

И младенец бы понял, что я делал это только потому, что у меня большое сердце. Когда я рассказывал эту историю, лицо у меня было такое, что парень наверняка подумал: «И такой человек живет в тесноте, да еще с детьми!»

Мне не хватило всего нескольких секунд. Одну или две последние фразы я договорил, уже подъехав к дому. Потом я поспешно выскочил из кабины, чтобы парень убедился: в эту минуту для меня важнее всего на свете — матрас. Я поднял его и понес в дом. Меня встретили его жена и родители жены. Они показали мне, где умыться, поднесли рюмочку. Все было по-человечески. В общем, все получилось так, как я люблю, со взаимным уважением. Потом, когда мы вышли, парень смущенно сунул мне пятнадцать левов и сказал:

— Возьмите, возьмите, у вас трое детей, и так трудно было ехать…

Он боялся, как бы я не обиделся. Я развеселился. Вот уж действительно фантастика: пятнадцать левов за то, чтобы перевезти матрас от зоопарка к Русскому памятнику. Я не сдержался и потер себе подбородок от удовольствия. Потом, чтобы заранее успокоить парня (я знал, что через час или два он подумает, что слишком много мне дал), я сказал: