Георгий Караславов - Повести

Веялки, неустанно тарахтевшие и по вечерам окутывавшие село облаками пыли, одна за другой замолкали. Легкий вечерний ветерок сметал соломенную труху с крыш навесов на улицу, где она смешивалась с прогретой за день дорожной пылью. На заре в поля тянулись вереницы телег, к вечеру они возвращались нагруженные кукурузными стеблями. Подходило время уборки кукурузы.

Заканчивали молотьбу и Гашковы. Старый Гашков большую часть земли сдавал в аренду, но ту, что была получше и находилась поближе, он обрабатывал сам.

В тот день обмолачивали рожь. Обмолачивание ржи — самая трудная работа на гумне. Большие тяжелые снопы нелегко перетрясать вилами. До полудня нужно было обмолотить половину снопов, ссыпать в кучу зерно, а потом справиться с остальными. На помощь пришли Лоевы. Они сновали по широкому гумну, развязывали снопы, равномерно раскидывали их, подметали, чистили, собирали. Старый Лоев сидел на массивном каменном вальке и присматривал за волами, чтобы те не тыкались мордами в колосья.

В тени ветвистой груши сидел Добри Гашков, курил, наблюдал за работавшими. Босой, в расстегнутой рубашке, он задыхался от летнего зноя и пыли. Русин, улучив свободную минутку, уходил к овину и возился там со старой телегой. Он так увлекся этой работой, что у него спина взмокла от пота. Без устали носилась по гумну и молодая сноха Гашковых. Она часто наклонялась, чтобы поднять то вилы, то грабли, то решето, и тогда становились видны икры ее стройных мускулистых ног, исколотых колючками, исцарапанных жнивьем. Ей помогали три снохи Лоева. Часто прибегал Милин. Приходила и старая Лоева, останавливалась возле Гашкова, перекинувшись с ним парой слов, опять торопилась домой. Стоян с Ильей копали на краю двора яму под фундамент нового дома. Не появлялась только старая Гашковиха — она суетилась на кухне, готовила обед и ужин для работающих.

На валек вскочила жена Милина, подхлестнула опытных волов. Старый Лоев присел в тени груши. Гашков, довольный бесплатной помощью, в этот день пребывал в хорошем настроении. Хотя под деревом было много места, он, чтобы оказать свату уважение, подвинулся, сунул руку в карман и протянул соседу табакерку. Они молча закурили, глядя на рожь, которую подминал под себя тяжелый каменный валек.

С тех пор, как соседи поспорили из-за новой власти в России, они больше не говорили на политические темы. Они выжидали. С одной стороны, хотели посмотреть, как пойдут дела в России, а с другой — ждали удобного момента для серьезного разговора. Каждый был уверен в своей правоте. Старый Гашков регулярно читал «Мир», часто ходил в корчму, где просматривал газету «Утро», и не сомневался, что в скором времени все в России пойдет по-старому. В глубине души он недоумевал, почему такие сильные, большие государства, как Америка, Англия, Франция, сокрушившие Германию и Австро-Венгрию, до сих пор не могут одолеть большевиков и их дьявольскую власть. Он был уверен, что в самом скором времени с ней будет покончено и в мире все встанет на свои места. А когда все встанет на свои места в целом мире, само собой утихомирятся и болгарские коммунисты.

Иначе думал Ангел Лоев. Он следил за успехами советской власти и радовался им, как ребенок. Русский народ представлялся ему гигантской волной, сметающей всех врагов. И если враги все еще держатся на русской земле, то лишь потому, что эта земля огромна, бескрайна и ее быстро и легко не очистишь. Он собирался, когда вся Россия будет освобождена, встать перед Гашковым и сказать: «Ну, сват, давай теперь поговорим!»… Но пока разумнее было молчать. Так будет лучше и для молодоженов…

И сейчас оба свата думали о России, о войне, а говорили о посторонних вещах.

— Хорошее зерно в этом году, — заметил Гашков, согнав со лба муху.

— Неплохое, — согласился Лоев, выпустил густое кольцо дыма и стряхнул с ладони табачные крошки.

— И цена на него не падает.

— Не только не падает, а и поднимается.

— Можно будет кое-что выручить на продаже.

— Выручит тот, кому есть что продавать.

— У всех должно быть… Ведь мы вроде землепашцами считаемся.

— А это уж кто как считает.

— Недаром говорится — если есть у соседа, будет и у меня.

— Но только говорится…

Они опять замолчали. Сосредоточенно курили и думали о том, что лежало на душе. «Заработай денежки, прикупи себе земли побольше, — с легким раздражением думал Гашков, недовольный намеками соседа. — Даром тебе никто не даст…» «Не получи ты от отца наследства, по-другому бы сейчас разговаривал! — мысленно отвечал Лоев. — Двадцать лет назад заболел живот, с тех пор все больного из себя корчит»…

— Дом начали строить? — слегка поерзав, спросил Гашков. — Тинка мне что-то говорила…

— Отделяем Стояна… Тесно всем в одном доме, много нас стало, — без особой надобности объяснил Лоев, чтобы поддержать разговор.

— А материалы?

— Привезем с гор…

— На одной-то телеге?

— Что делать, если нет другой…

— Я дам тебе мою…

— Это хорошо… За один раз привезем…

— Когда собираетесь ехать?

— Как уберем кукурузу.

— Тогда, самое время…

Они то молчали, то затевали ничего не значащий разговор. Говорили о чем угодно, только не о том, что их занимало и волновало. Гашков считал, что Лоевы виноваты в ночных отлучках сына, и в душе его кипели гнев и боль. Отнимают у него сына, мнение отца по политическим вопросам дли него уже пустой звук. Ему намекали, что Русин собирается с молодыми коммунистами, и эти намеки огорчали старика. Он слышал, что Русин был на собрании в клубе тесняков и там обнимался с каким-то их руководителем… И зачем он связался с этими голодранцами? Своего имущества ему мало, что пошел делить людское добро? Старый Гашков считал поведение сына нечестным и обидным. «Отца не уважает, сторонится его, а еще мир хочет переделать, новые законы ввести…» Гашков не мог представить себе государство, управляемое голодранцами и безбожниками… И его сын с ними! Какой стыд! От одной мысли об этом его бросало в жар. «Все Илья! Он сбил с пути истинного и отца, и братьев, а теперь, как репей, пристал к моему сыну», — со злостью думал Гашков.

Лоева не раз подмывало предупредить зятя, чтобы тот держался подальше от политики, не сердил отца, но он все не решался заговорить на эту тему. Русин уже не маленький, у него своя голова на плечах, пусть решает по своей совести. Но лучше все-таки ему отойти от политики и заняться женой и домом. Лоев чувствовал, что так просто все это не кончится, политическая обстановка обостряется, придется всерьез схватиться со сватом. Добри Гашков горд, Лоев его хорошо знает, он не потерпит около себя подобной оппозиции в то время, когда его партия наконец у власти и в общине он ведет себя, как хозяин всего села. Единомышленники уже упрекают Гашкова — мол, ты с сыном и с родней невестки справиться не можешь, где ж тебе убеждать других…