Сара Эверетт - Если бы всё было иначе

– После Ро я сидел дома до января, – говорит Люк. – Маме становилось все хуже, и я знал, что не должен возвращаться в университет, но все равно вернулся. Сочинил какую-то чушь насчет того, что не хочу потерять стипендию. Просто мне было невыносимо оставаться в этом чертовом доме.

– Это не твоя вина.

Когда Люк заговаривает снова, в его голосе звучит нотка злости.

– Почему тебе так хочется меня оправдать? Ты так помешана на том, чтобы думать о нас троих только хорошее. Обо мне, о маме и о Ро.

От его слов я вздрагиваю.

Потом он добавляет:

– Я очень в тебе это любил.

Любил.

Мы ни разу не произносили этого слова, но оно всегда было с нами – эта горячая, бурлящая лава находилась в самом основании всего на свете.

И он использовал его в прошедшем времени, потому что сейчас уже не октябрь. После меня были другие девушки. И теперь Люку удается притворяться, что он может меня выносить, только когда он притворяется, что любит меня.

– Когда семестр закончился, я записался на дополнительные занятия, чтобы закрыть курсы, которые я не закончил в первом семестре. Я мог вернуться домой в мае, но дотянул до конца июня. Я приехал, только когда у меня закончились отговорки. Только когда она уже почти не могла стоять на ногах.

Его голос сочится злостью и ненавистью к себе.

– Я вообще к ней не приходила, – произношу я.

– Она не твоя мама.

Эти слова должны бы причинить мне боль, но они кажутся лишь отзвуком того, что сказал Роуэн в прошлом году.

– Но она остается одним из самых важных людей в моей жизни, – говорю я.

– Ты думала, что она обо всем знает, – отвечает он, и мы оба понимаем, что он имеет в виду.

« Ей нужно об этом знать », – говорит голосок в моей голове.

– И все-таки я должна была прийти. Я должна была позволить ей ненавидеть меня так сильно, как ей только захочется.

Люк поворачивается на бок, лицом ко мне.

– Расскажи про того парня, к которому ты все время бегаешь.

Я едва не давлюсь собственной слюной.

– Что?

Я буквально слышу, как Люк улыбается.

– Когда мы ходили к машине за едой, Уиллоу рассказала мне, что ты прямо-таки влюблена в этого старичка.

– Эрни? – я наполовину смеюсь, наполовину кашляю.

– У него даже имя крутое.

Я закатываю глаза в темноте, но все-таки тоже улыбаюсь.

– Он самый лучший. Очень смешной, ворчливый и озорной. К такому в пожилом возрасте нужно стремиться нам всем. Он бы тебе понравился.

Когда Люк придвигается ко мне, я понимаю, что все это время говорила шепотом и ему, наверное, было тяжело расслышать мои слова. Только теперь он тоже начинает шептать.

– Так же, как он нравится тебе?

– Ты серьезно ревнуешь меня к восьмидесятилетнему дедушке?

– Зависит от того, влюблена ли ты в него. Говорят, что от старых привычек тяжело избавиться.

Я знаю, что он просто меня поддразнивает, но по моему телу все же проносится волна удовольствия. Возможно, какая-то частица его существа все-таки не совсем меня ненавидит.

Ощутив прилив смелости, я пользуюсь возможностью подвинуться к нему еще ближе. Теперь наши головы почти соприкасаются. Я даже могу различить в темноте его глаза.

– Даже если я в него влюблена, не могу понять, какое тебе до этого дело. Я же могу трахаться, с кем захочу.

Эти слова срываются с моего языка помимо воли.

Люк ничего не говорит, но мой словесный понос никак не унимается.

– Так же как и ты со своей Корт ?

– А она-то тут при чем? – спрашивает Люк.

– Вот ты мне и скажи.

– Она просто моя подруга. Из университета.

– Звучит очаровательно.

– Почему ты ненавидишь всех моих напарниц по лабораторным? – интересуется он. – Сначала Меридит. Теперь Кортни.

Чудесно. Ее родители все-таки назвали ее полным именем, в отличие от моих.

Но вслух я произношу другое:

– Я никогда не говорила, что ненавижу Меридит.

– Но в тот день, когда мы о ней заговорили, ты сразу напряглась и начала дуться.

– Я и не думала дуться! – возмущаюсь я. – Поверить не могу, что ты вообще это помнишь.

Я не могу поверить, что в его памяти остались хотя бы какие-то воспоминания о нас из прошлого. Теперь мы лишь горстка пепла, сгоревшие останки, по которым трудно понять, кем мы были раньше.

Люк придвигает ко мне голову, пока наши губы не соприкасаются.

– Я помню все, – говорит он, и я вспоминаю его слова о том, что раньше он сделал бы ради меня что угодно. Я закрываю глаза и жду, что он меня поцелует, но он этого не делает. Его губы застывают в этом касании.

Чего он хочет?

А потом я вспоминаю кое-что еще: я сама все это начала.

Когда Мэл сказала, что хочет каждое мгновение провести счастливой, благодарной, красиво одетой и храброй, я превратила эту фразу в свой личный девиз. Я решила больше не терять время, сделала первый шаг и поцеловала Люка.

Но это было в прошлом году.

Чего я хочу сейчас?

Прежде чем я понимаю, что происходит, на этот вопрос отвечает мое тело. В следующую секунду я уже сижу на животе Люка в темноте нашей палатки. Мы целуемся – жадно и неистово, требовательно и отчаянно. Наши руки пытаются сделать слишком много движений сразу. Пальцы Люка одновременно в моих волосах, под майкой и на изгибе моих ягодиц. Я зарываю ладонь в его волосы, хватаю в кулак его футболку, потом залезаю под нее.

– Что? Что ты хочешь? – спрашивает он, удерживая мои беспокойные руки. Как будто он сам не делает то же самое.

Мои губы слишком заняты, чтобы отвечать, поэтому я просто тяну его за футболку. Он на мгновение отрывается от меня, чтобы стащить ее через голову. Я пальцами прокладываю маршрут по его груди, брюшным мышцам и пупку.

Я кусаю его за нижнюю губу, и из его горла вырывается гортанный звук.

Люк пытается нащупать пуговицу на моих шортах. Наконец он ее расстегивает и просовывает палец под резинку моих трусов.

Леденящий кровь крик заставляет нас замереть. Мы все еще прижимаемся друг к другу с отчаянно бьющимися сердцами и пальцами, застывшими в неловком положении, когда мы слышим голос Уиллоу.

– БРЭТТ, НА ЧЕРТА ТЫ ЭТО СДЕЛАЛ?

– Шш, – пытается успокоить ее Брэтт. – Прости, пожалуйста. Я не думал, что ты так испугаешься!

– Я приняла тебя за чертова медведя!

Мы слышим, как ее ладонь со шлепком касается его кожи.

– Ты такой идиот!

– Прости, малышка.

– Мы, наверное, их разбудили. Ребята, если вы проснулись, то извините, – говорит Уиллоу. – Просто Брэтт у нас страшный придурок.

Мы с Люком смотрим друг другу в глаза в темноте.

Мы выныриваем из дымки сумасшествия и желания, на мгновение снова становясь собой. Двумя разбитыми, злобными, усталыми душами, чья любовь оказалась не исцеляющей, а разрушительной.

Чего я хочу сейчас?

Я хочу быть чем-то бо́льшим, чем просто ошибкой. Хочу стать лучше, хочу любить кого-то, кого еще не успела потерять.