Эми Тан - Долина забвения

Были две тропы, которые могли привести к Руке Будды. Одна из них начиналась на южной стороне Небесной горы. Это была передняя часть горы, которую можно было определить по холмам у подножия, похожим на пальцы ног. Другая тропа начиналась у северного склона, который был спиной Небесной горы, — ее определяли по выступам у подножия, похожим на пятки. Именно эта тропа вела от Лунного Пруда. Никто не знал, трудно ли было подняться с одной стороны горы и спуститься с другой. Люди, которые могли бы об этом рассказать, никогда не возвращались.

Репутация храма поддерживалась на протяжении двух сотен лет, а потом, сто лет назад, туда пришел жадный человек, желание которого не исполнилось, и он в отместку украл большой палец Будды. И тогда храм стал проклятым местом: человек, оскорбивший Будду, обратился в камень, а с пилигримами, добравшимися до храма, случались несчастья. У каждой семьи была своя история. Одна старая женщина, которая пошла просить о втором внуке, вернувшись домой, обнаружила, что ее первый внук неожиданно умер безо всякой причины. Молодая женщина, которая пожелала, чтобы парализованные ноги мужа вновь обрели способность ходить, вернулась с вывернутыми стопами. Люди рассказывали о падающих валунах, неожиданных потоках воды, рассыпающихся скальных уступах и множестве медведей и тигров, подстерегающих путников. Истории о них сохранялись в семьях, чьи предки погибли на пути к храму.

Только один юноша не пострадал от проклятья Руки Будды. Он рассказывал, что когда достиг храма, увидел двигающихся по кругу призраков. Он заговорил с ними, они ответили ему и раскрыли одну тайну. И с тех пор только он и мог ходить в храм, потому что ни на него, ни на его семью не обрушивались несчастья. Этот юноша был прадедом Вековечного. Он передал секрет призраков деду Вековечного, а дед рассказал отцу. Однако отец умер, не успев передать секрет сыну. Вековечный говорил, что, не зная тайны, он не отважится подняться к Руке Будды.

@* * *

— Вся эта история — просто чушь, — заявила Волшебная Горлянка. Она сказала это с такой уверенностью, что я поняла — она допускает, что легенда о храме может быть правдивой.

— Но нельзя убедить людей, что их семейная легенда — это чушь, — возразила Помело. — Вековечный часто напоминает им, какая катастрофа ожидает глупца, отправившегося на поиски Руки Будды. Он описывал огромные валуны, упавшие на тех, кто не внял предупреждению. Но я задавалась вопросом — почему он продолжает сочинять стихи про пьяного отшельника на горе? Он читал их тебе? Его отец сочинил много стихов на подобную тему, так же как дед и прадед. Там, на горе, что-то есть, и это не проклятие. Вековечный хранит свои стихи в шкатулке рядом с алтарем. Ты ее находила? Нет? Как насчет свитка с историей его детства, в которой описывается, как семья попала в опалу?

Должно быть, Помело тоже что-то искала в доме. Возможно, свои драгоценности?

— Проведя здесь почти год, я стала замечать, что каждый вечер, перед тем как отправиться на лесопилку, Вековечный пишет новое стихотворение. Как-то раз я проснулась пораньше и проследила за ним. Он копировал записи с одного свитка на другой. Затем свернул свиток-копию и спрятал его в ножны для кинжала. Через некоторое время я подслушала разговор одного из слуг с моей горничной. Это был тот же слуга, который рассказал о городе Ван. Он сказал, что Вековечный после моста не идет по той же дороге: он сворачивает на узкую тропу за кустами. И всегда берет с собой полный бурдюк с вином. Я думаю, что знаю, в чем заключается настоящее проклятие Руки Будды.

— Что ты имеешь в виду? Говори уже! — не выдержала Волшебная Горлянка.

— Я просто предположила, — сказала Помело. — И вы тоже попробуйте догадаться.

— Он предпочитает пользоваться более живописной тропой, — сказала я. — И напивается по дороге на лесопилку.

— А стихи? — спросила Помело.

Волшебная Горлянка нахмурилась:

— Он охмуряет еще одну наивную куртизанку, у которой нет вкуса к хорошим стихам. Она в Шанхае? Если так, то как он успевает отправиться туда и вернуться за две недели? Поблизости есть железная дорога?

— Ни дороги, ни куртизанки, — ответила Помело. — Давайте завтра поделимся своими соображениями. Так я смогу заманить вас в гости, чтобы снова сыграть в маджонг.

@@

Той ночью я не могла уснуть, обдумывая загадку Помело и ее составные части: лесопилка, храм и проклятие, бурдюк с вином, вранье про оползни и обрушивающиеся скалы, стихи об отшельнике. Зная склонность ко лжи в этой семье, я подозревала, что всю легенду придумал их прадед. Проклятие было способом отпугнуть ищущих чуда людей от попытки добраться до вершины горы. Не было ни оползней, ни другого проклятия. Но что-то находилось на вершине, и это был явно не хоровод призраков.

Я ломала себе голову и над тем, зачем Помело мне все это открыла. Она должна была понимать, что я могу обо всем рассказать Вековечному. Но она знала, что я так не поступлю. К тому же она хотела, чтобы я об этом знала, — и не из сестринской любви. Она поделилась с нами секретом, потому что ей что-то нужно было от меня.

Я поняла, что Помело, должно быть, лгала насчет своих чувств к Вековечному и насчет его чувств к ней. Возможно, когда-то она его и любила или убедила себя в этом, как и я. Но мне трудно было представить себе, что ей нравятся его ухаживания в постели. В Шанхае он занимался любовью скучно и предсказуемо. Однако, приехав сюда, я обнаружила, что он больше не пытается быть осторожным и заботливым, — он вел себя властно, грубо и жестоко. И я уже не притворялась, как когда-то, что с восторгом принимаю его ласки.

У нас больше не было оживленных разговоров. В такой глуши нечего обсуждать. Все события Лунного Пруда сводились к мелким ссорам между соседями и вспышкам заболеваний. Если бы Шанхай сгорел дотла, мы не скоро бы об этом узнали. Но когда-то Вековечный говорил, что восхищается моим умом и знаниями, которые я почерпнула у окружения моей матери, состоящего из деловых мужчин. Хотя и это была его очередная ложь, однако я все- таки решила, что стоит побуждать его чаще со мной разговаривать. Я могла бы признаваться ему в своих вымышленных тайнах, чтобы создать у него впечатление, что у меня нет от него секретов. Тогда он будет больше мне доверять. Он, возможно, поговорит со мной о моих откровениях, даст совет, а я буду вести себя так, будто очень ему благодарна, и подарю ему наслаждение большее, чем могут дать остальные. И во время этих минут омерзительной интимности я стану жаловаться на его долгие отлучки. Я буду спрашивать его, когда он вернется и принесет мне в подарок конфеты или отрез ткани. В такие мгновения он может случайно дать мне хотя бы крохи полезных сведений.