Гарик Осипов - Товар для Ротшильда (сборник)

Повстречал Навоза через год, вместе садимся в троллейбус. Подходит кондуктор. Я беру билет. А Навоз: «Удостоверение». Даже не предъявил, но я догадался, наконец, в чем дело. Благодаря добытой с помощью Стоунза книжечке, Навоз теперь числится инвалидом. Что же, все правильно, передние лапы пролезли — пролезай и задними.

Прошлой ночью в полусне мне слышалась странная песня. Голос вроде бы Северного. Речь в ней шла об отношениях юного Сермяги с осветителем Ивановым:

Северный, конечно, никогда такого не пел. Но голос внутри меня, голос моей памяти продолжает петь не просто знакомые, но и совершенно новые вещи. И хорошо, что их никто не слышит, кроме меня самого. Представьте, если хотите, Иванов в расстегнутой красной рубахе, в белоснежной майке просит Сермягу, чтобы тот поставил «Осветителя жену»…

Я давно не пользуюсь своим удостоверением инвалида. Кондуктора не верят, что на фото изображен я. Проще заплатить. Этому снимку лет двадцать. Я переклеил его со старого читательского билета, чтобы не позировать лишний раз. Теперь синяя книжечка лежит в правом ящике туалетного столика, трофейного, из Германии, рядом с прядью моих младенческих волос и пустой пачкой от сигарет с ментолом. Внутри пачки есть надпись «Не забывай обо мне!» Ее сделала девушка, с которой я познакомился в психбольнице осенью девяносто третьего года. Меня уговорили лечь туда, чтобы моя репутация сумасшедшего не пошатнулась. Но последнее время я редко езжу троллейбусом. В отличие от Стоунза с Навозом.

Есть ли в этой истории скрытый смысл? Можно ли понимать ее как зашифрованное сообщение о присутствии среди нас людей не совсем обычных, хотя и мало кому интересных? Три ее героя — три волхва, короли, по евангельскому преданию ведомые звездой, чтобы поклониться младенцу. Стоунз — один из них и есть младенец. Он дает избранным евангелия под видом инвалидских удостоверений. Два бездетных отшельника — Сермяга и Азизян не симпатизируют никому. Неуточняемая «отравленность» рассказчика это перефраз известной сцены из «Мальтийского сокола», когда Сэму Спейду дали отравленный виски. Чтобы лчуше представить себе Навоза, следует сказать, что он поход на Роберта Митчума. Стоунз — копия Питер Лорре в фильме «Beat the Deuil»

Вчера была суббота. Вечером я собирался выпить. Мать ушла из дома, я попросил её купить селёдку. В пятницу вечером я позвонил Ларисе-парикмахеру, больше так — узнать как дела. Она сказала, что у неё в транспорте вытащили инструмент, разрезали сумку. Попросил подровнять перед отъездом волосы. Она сказала, что будет к часу дня.

Опаздывает на час. Я уже стал думать, не отменить ли выпивку? Лариса явилась после двух — спектакль задержали. «Представляешь, рано утром звонок в дверь, приносят пакет с моими инструментами. Оказывается, я их просто забыла, причёсывала свадьбу. Встала в пять утра». Прошлая пятница, 13‑е, полнолуние. Актриса Секеляста-Лютинска фанатичная христианка, предлагает ей партию косметики. Ну да — средство от пота «Голгофа». Бог потел и нам велел… Денег у меня не было, и я уже на пороге подарил Ларисе ампулку с духами «Irma la douce», в которых я ничего не понимаю.

Едва я успел пообедать рисом с подливкой, приходит Фёдоров. У него роман с халявою из Днепра. Называет её «любимая», но не показывает. «У самовара я и моя Сарра, а под столом законная жена»… Попросил показать «Playboy», я показал. Выпивать я собирался не с ним (Фёдоров мало пьёт), а с Кругловым — третьим любителем Барри Манилова, не считая меня и Баяна. Барри Манилова я впервые услышал в передаче «Голоса Америки» на плёнке, которую мне дал Виталик Женатый. Фрагменты интервью, лирические песни без рок'н'-ролла, снежок, советские игрушки на ёлках, горячая талия продавщицы в вязаной майке и хрустящем парике, давно это было…

Женатый интересовался всем, что среди людей называли «порнографией», говорил отрывисто, сиплым голосом, беззлобно разыгрывал, по-моему, умел чувствовать хорошего человека… Я любил повторять короткие предложения этого носатого толстяка с причёской Рода Стюарта и бакенбардами: «без наебаловки», «забух остался», «красивые молодые бабы»… В армии он служил на радарной установке, и даже попал на страницу «Красной звезды». Что бы он подумал, увидев меня (без наебаловки) в (красивые молодые бабы) «Плейбое». Забух остался.

Фёдоров заговорил про «Битлз».

— Ты же знаешь Сланского?

— Сатирика?

— Нет, сына Руцика. Того, что женился на старухе.

— Какой старухе?!

— На сестре Хипни.

Ну да, на старухе. Хипне пять и три, а той четыре и девять. А он, Рудик, какого года? 62‑го. Надо было ради этого бросать родину, чтобы сидеть с ней в одной квартире без горячей воды. В Нью-Йорке.

— Да ты дослушай. Он же побывал на концерте Пол Маккартни энд зэ Уинге, говорит, получил огромное удовольствие.

— Да?

— Летом он навестил нашего с Нэлкой друга Мишу и привёз показать ему роскошный цветной буклет…

— ?

— С фото теперешних участников группы. Ну… Линда ещё живая… I was alone, I took a ride. I didn't know… Миша охуел.

— А Маккартни расписался на нём?

— Нет.

— Нет? Зачем тогда он пошёл слушать этого дедушку без голоса, без внешности, прокуренного…

— Подумаешь, человек его любит!

— Фёдоров, на Западе, как два пальца замочить пообщаться с любым из ещё живых чуваков. Это ведь только кажется, будто они недосягаемы и процветают. А на самом деле, это одинокие пожилые люди. Молодости не было, гастроли, колёса чтобы заснуть, колёса чтобы проснуться. Стоило ехать в Америку, чтобы щеголять общедоступным буклетом перед другим колхозником, причём, Фёдоров, прикинь, потратив на него деньги, явно необходимые сестре Хипни для покупки улучшенной бритвы, такой, чтобы брала не возражая… не вызывая раздражения её подпупный волос — «седой, но жёсткий».

Фёдоров обещал достать мне по своей линии видеозаписи некоторых фильмов — «Салах Шабати», «Два Куни-Лемля»… Любезный моему духу флюгера-хамелеона-обортня материал. Но не достал. А говорит «реб Гарик, реб Гарик». По долгу службы Фёдорову следовало читать серьёзные книги с завораживающими, как диковинные звёзды в детстве, названиями, но он постоянно сводит разговор к дурачкам из Ливерпуля, которых, кстати, в своё время не пустили в государство, давшее приют массе провинциальных битломанов. Я имею в виду Израиль.

Чорт таскает их по концертам. Что они ожидают услышать от Макки в возрасте Лёни Брежнева? Те песни, от которых они балдели по Крыжоплям своим, он давно уже не поёт, некоторые вообще никогда не исполнял со сцены… Медовый месяц там, безошибочно указывающий местоположение (позиционирующий, как теперь говорят) слушателя как местечковое, би-боп-би-боп-поп (Макка должен её ненавидеть, как сестра Хипни должна ненавидеть его, внушившего её молодому мужу разорительную страсть, лишившую сестру Хипни вожделенного лезвия), или там гоп-хей-гоп. Если Сруль ваш уехал в Ливерпуль.