Ева Север - Трасса Ноль

Он провел рукой по стене, пальцы ощутили прохладную шероховатость краски.

Детская? Она обустроила здесь детскую?

Сид медленно перевел взгляд на подругу. Он отстраненно подметил: Яна так и лучится от восторга, сморщенные птичьи лапки трепетно прижаты к груди:

– Ну что скажешь?

Ни о чем не думая, он сделал стремительный шаг навстречу и наотмашь ударил ее по лицу. Голова с дурацким пучком безвольно дернулась на тощей шее, звук пощечины гулко разнесся по пустой комнате.

– Издеваешься? За дурака меня держишь?!

Яна так и осталась стоять, прижав ладонь к щеке. Она не издала ни звука, только подбородок беспомощно задрожал. Если бы она расплакалась, Сид отступил бы. Наверное. Просто вышел из комнаты, ну, разве что дверью грохнул бы. И кто знает, что было бы завтра. Но Яна продолжала упрямо молчать. Да и разве из таких льдистых глаз вообще может пролиться влага?

Она молчала, и Сид почувствовал, как рвется наружу запертое в груди бешенство. Оно играючи сносит все дамбы и двери с петель, и его уже не остановить.

Он схватил Яну за тощее плечо, сжал до хруста и потащил за собой.

– С меня хватит. Глянь на себя!

Он с силой толкнул ее к зеркалу, оклеенному разноцветными бумажными рыбками. Оттуда равнодушно глянуло растрепанное синюшно-бледное отражение с алым пятном на щеке.

Сид не мог отделаться от ощущения, что его рука сжимает мешок с костями, а не живое тело.

– Ну? Видишь?!

Яна не ответила, и он встряхнул ее за плечо, затем еще и еще раз, с брезгливой мстительностью слушая звонкое клацанье ее зубов. Уже едва контролируя себя, Сид выкрикивал прямо ей в ухо:

– Да ты же выглядишь, как будто не живешь уже полгода! На тебя смотреть страшно!

Странное дело: Яна и не думала сопротивляться, только вот из ее груди вырывался тихий хрип. Уж не смех ли?

Невероятное усилие – и Сид опустил руку, отступил на крохотный шажок назад. Яна не сдвинулась с места. Должно быть, она прикусила язык, теперь по губе лениво ползла тонкая струйка крови.

Это выглядело отвратительно. Сид не знал что сказать и выплюнул как последнее ругательство:

– Ты сама стала как твой мертвяк-сутенер.

Яна встрепенулась, окровавленные губы дрогнули в робкой улыбке:

– В-Владиз?

Сид грязно выругался.

– Сраный симулякр – вот ты кто! Не ешь, не спишь, шатаешься из угла в угол как привязанная. Кожа холодная, в глазах мерзлая вода…

Бледное лицо в обрамлении бумажных рыбок дрогнуло, наружу выползла уродливая гримаса гнева. Яна издала негромкое шипение, и Сид почувствовал, как по коже пробирает мороз. Сердце лихорадочно ударилось о ребра, во рту пересохло. Он снова попятился и заговорил, суеверно понижая голос:

– Брось, девочка, ты давно перестала быть живой. А теперь, – он картинно обвел рукой голубые стены, – еще и эта… Шутка? Уж надеюсь!

Яна сосредоточенно нахмурилась и чуть склонила голову набок. Густая алая капля сорвалась с губы на подбородок, но она словно и не заметила. Медленно-медленно Яна обернулась к Сиду и вытянула руку ладонью вверх:

– Я не понимаю. Иди ко мне.

Сид ощутил, как в животе что-то болезненно натягивается. Из горла вырвался истерический каркающий смешок.

– Нет! Все кончено. Собирай вещи! Утром тебя здесь не будет.

Глаза Яны недоверчиво распахнулись, она шевельнула губами. Наверное, что-то говорила. Или даже кричала. Сид не слышал.

Неловко попятившись, он вылетел в коридор, развернулся и опрометью бросился к выходу. Онемевшие пальцы судорожно схватили лямку рюкзака, Сид всем телом навалился на входную дверь. Та послушно поддалась.

Последний рывок – и он оказался на свободе, в спасительном сумраке подъезда. Не разбирая дороги, поскальзываясь на щербатых ступенях, он опрометью бросился вниз.

Все кончено.

Его ждал манеж. Нельзя опаздывать на последнее представление. Там жизнь, там люди. Только там белоглазые призраки не смогут достать его. Они не смогут победить. Только не сегодня.

Она стояла, потупившись, посреди пустой комнаты, такой огромной и бесприютной. Где-то в углах еще замирали звук торопливых шагов Сида и грохот захлопнувшейся двери. Но центр комнаты уже накрыло ватное одеяло гнетущей тишины.

Яна с усилием подняла глаза от чисто подметенного пола (все было зря!). Из глубины украшенного с таким старанием зеркала на нее ошеломленно уставилось ее отражение. Казалось, потемневшие от горя глаза сожрали половину лица, а губы скорбно стянулись в одну строгую черту – лишь бы не проронить ни единого слова жалобы! Яна знала: если начнет плакать, то уже не сможет остановиться.

Щека горела от удара, в прикушенном языке пульсировала острая боль, а на плече наверняка уже выступили синяки.

Она медленно подняла руку и стерла с подбородка кровь. Пальцы ощутили тепло, и в груди дрогнул какой-то барьер. По пустой комнате гулко пронесся безумный смех, пресекшийся всхлипами.

Неправда это, что она неживая! Ведь она чувствует боль, разве этого мало?

– И это сделал со мной ты, – негромко выговорила Яна.

Сид и его вечные женщины (вот уж в ком огня хоть отбавляй!), его постоянные отлучки и дурацкий пустой дом, донимающий по ночам шепотами и шорохами, которых там вовсе не должно быть. Выстуженный, холодный, никому не нужный дом. А ведь Лиза ее предупреждала.

Или нет? Что, если этот дом стал таким по вине Яны?

Владиз – симулякр, но что, если она сама стала не лучше?

…Уютный осенний вечер из какой-то другой, почти забытой жизни. За окном непроглядная мгла и шквалы ветра, холодный дождь со всей дури барабанит по стеклу. Бесполезно: стылой осени не прорваться внутрь, ведь на подоконнике несут дозор чуткий тонконогий жираф и целая армия свечей. Толстые, оплывшие, цвета кофе с молоком и высокие белоснежные – они делятся теплом и отгоняют прочь все дурное.

Яна лежит, свернувшись клубком в прогретой постели: коленки уперты в теплый бок Сида, кусачий плед натянут до самого носа, сердце стучит сильно, но медленно, будто с опаской. Яне жутко и интересно, она хихикает и легонько толкает приятеля в ребра:

– Ты не договорил! Что еще нужно знать о симулякрах?

Сид блаженно жмурится и тянет время, крутит в руках полупустую бутылку вина. Он делает долгий глоток, щурится на пламя свечей и молчит до тех пор, пока Яна не прижимается к нему еще теснее. Тогда он заглядывает подруге в глаза и с улыбкой заканчивает:

– Говорят, если отдать симулякру кусочек души, то рано или поздно сам станешь таким же.

Яна зачарованно глядит в желтые, будто горящие изнутри глаза. На секунду она чувствует ледяное дыхание недоброго предчувствия на щеке, но тут же прячется под плед, разражается облегченным смехом:

– Да ну тебя! Глупый, нам ведь так нужна эта работа!