Wind-n-Rain - Костолом

Чем старше он становится, тем роднее становится ему и собственный дом. Тем ненавистнее. Мама говорила, они должны рождаться только в этих стенах и уходить только в этот дымоход. Это — их место, их вотчина. Вот только чью ладонь сожмёт в своей сам Ян, когда придёт время, она не сказала. Он — не женщина, он не родит себе приемника. Ни в этих стенах, ни в каких других. И в дымоход не вылетит, не передав своё умение. Мама обрекла его на вечную жизнь. На вечную боль. А он не сопротивлялся.

Идти тусоваться желания нет никакого, и, чтобы не обидеть подругу, Ксюше приходится сказаться больной.

— Ну, выздоравливай, — бурчит Женька и поджимает губки. Дверь за ней почти уже прикрылась, когда до Ксюши доносится: — Зануда.

Послышалось?

Комната в её распоряжении, а заняться нечем. Странички во всех соцсетях, благодаря Артуру, пришлось удалить. А ведь они именно там и познакомились — в интернете. Ксения, не чувствуя себя достаточно привлекательной для того, чтобы заигрывать с парнями в реале, со временем уехала на ПМЖ в сеть. Там он и нашёл её — через «общих друзей» В Контактике. Когда он написал впервые, Ксюше подумалось: «И здесь одни мудаки». Но на следующий день он написал снова, и через день, и через два: не прошло и месяца, как Ксения окончательно перестала замечать жизнь. Едва заканчивались пары, она бежала домой, к большому плоскому монитору, чтобы поболтать, созвониться, обменяться смайликами. Исповедоваться в сокровенном. Прежде ей не бывало так хорошо, свободно и волнительно. А когда он предложил, наконец, встретиться, стало ещё и страшно. Она подходила к кафе на набережной за полчаса до намеченного времени, на трясущихся ногах, с ноющим животом и стопорящимся дыханием. Он уже ждал её: с букетом пошлых алых роз и широкой белозубой улыбкой на чуть небритом смуглом лице. И она влюбилась в него снова — уже не в образ с контактовской странички, а в живого человека с приятным голосом, неспешными манерами и искренней заинтересованностью в ней. Первое в жизни чувство взаимности. Первая близость, после которой Ксю ревела от счастья: ни физический дискомфорт, ни обильные кровянистые выделения, ни стеснение собственной наготы не были способны затмить нарастающее чувство взаимности. Казалось, между ночью первого опыта и ночью, когда Женька, обманом выторговавшая у Артура свидание с подругой на лестничной клетке, спасала её бегством, не случилось ничего. А на самом деле случилось всё: если бы не подруга, умело отыгрывавшая Ксюхино алиби перед её родителями, она, возможно, так и осталась бы там — в его квартире, без средств связи, за запертой на единственный ключ железной дверью. Подумать только — несколько дней вне дома, пропущенные лекции и даже её крики, которые, должно быть, слышал весь подъезд — крики, заглушающие звуки ударов… Никто ничего не заметил. Женька затащила подругу в такси и отвезла прямиком в полицию. Последовала постыдная процедура фиксации следов физического насилия в медицинском протоколе, составление заявления, неудобное признание перед родителями… Баграмян четырнадцать суток провёл в камере, а Ксюша провела эти дни дома, залечивая ссадины, появившиеся на её теле от чужих рук, и стараясь изо всех сил не покалечить себя уже самой. Через две недели она, в сопровождении верной подруги, впервые после случившегося пошла на занятия. После пар, никого не стесняясь, прямо у дверей университета её ждал он. Да не один, а в компании своих оголтелых дружков. Ксюха хотела бежать, но Женька затащила её обратно в здание универа и вызвала полицию. Что ж… Уже тогда им доходчиво объяснили, что в тюрьму он не сядет. И если они хотят чего-то добиться, пускай ищут адвоката, который не побоится пойти против Баграмяна-старшего — владельца крупнейшего в регионе агрохолдинга. В Новороссийске таких адвокатов не нашлось…

От невесёлых воспоминаний девушку передёргивает. Горячими ладонями обхватывает она свои тонкие запястья, лёжа на кровати и в выходящее на Запад незанавешенное окно наблюдая, как огромное красное солнце садится за верхушки гор. Солнце такое яркое, но совсем не слепит, и Ксюша смотрит на него, не отрываясь и не моргая, и даже не догадывается, что она уже спит. Красное солнце ей снится.

— Эй, вставай, Ксю, ты чего? Правда что ль заболела? А я думала…

С трудом разлепив глаза, Ксения по привычке сразу же нащупывает взглядом едва различимый в утренних тенях большой настенный циферблат. Пять сорок. Как же она так? Впервые за всё время своего пребывания здесь она проспала! Не помнит, как уснула, не слышала, когда Женька вернулась, даже будильника не слышала.

— Надо ж так дрыхнуть… — подбадривает подруга, и вслед за словами в Ксению летит скомканная голубая униформа.

После завтрака в гостиницу позвонили. Ксению Владимировну вызывают в полицию для дачи свидетельских показаний по делу Борового и Кравченко.

— Расскажете нам всё, как при первой встрече, только под протокол. Положено…

В участке её встречают те же: усач и молодой, как она уже успела прозвать их про себя. Правда, на этот раз, они даже представились: усач оказался Николай Николаичем, а молодой — Валерой. Просто Валерой. И Ксюшa уже начинает подозревать, что молодому от неё что-то нужно. Неспроста младший лейтенант Коваленко прикидывается просто Валерой, ох неспроста!

— Ксения Владимировна… Ксюш, — отделавшись от старшего коллеги, он настигает свидетельницу по делу уже на выходе из участка. — А подруга Ваша… Твоя… У неё парень есть?

Ксюша смотрит на него ошарашенно, долго, будто не веря ушам своим, и вдруг начинает смеяться. Громко, без стеснения. Искренне. Она уже и забыла, каково это — хохотать от души.

— А что такого… — Щёки младлея Валеры горят, хоть яичницу жарь. — Что смешного…

— Да ничего. Просто я представила вас вместе. Мент и адвокатесса — колоритная парочка намечается! — Она кашляет, утирая выступившие от смеха слёзы. — Нет, парня у Женьки нет. Но телефон её я тебе не дам!

Валера за «мента» не обиделся, а шутки не понял.

— Почему не дашь? — Что ж, настырности ему не занимать. Прямой, как термос — такие люди полезны в хозяйстве.

— Потому что не дам. Но ты дай свой, а я…

Она не договаривает, а Валера дослушивать и не собирается. Уже лезет в нагрудный карман форменной голубой рубашки — по-летнему форменной, с коротким рукавом — и извлекает нечто вроде самопальной визитки.

В гостиницу Ксюша шагает уже счастливая. Почему-то ей кажется, что если мент и адвокатесса сойдутся, на земле наступит вечный мир и всепоглощающая гармония. А ей так бы этого хотелось…

Самый короткий путь к отелю пролегает через всё ту же привокзальную площадь. Время к полудню, скоро обед, и Ксюхе стыдно, что, хоть и не по своей вине, пришлось оставить подругу одну управляться в столовке. Она скорит шаг, продираясь через толпища людей на перроне. Через Алиевку куча поездов ходит, плюс сочинская электричка несколько раз в день доставляет отдыхающих в посёлок из ближайшего международного аэропорта. Кажется, сейчас именно её время — судя по шумным сворам детворы, увешанной необъятными и по виду неподъёмными баулами, в одном из детских лагерей, коих в Алиевке несколько, сегодня начинается смена. Ксюша снова ускоряется, уже почти переходя на бег — скорее бы перрон закончился и началась нормальная дорога… Впереди уже брезжит просвет, знаменующий окончание посадочной площадки… И Ксюша замирает на месте, окаменев. Белобрысый пацан лет восьми врезается в неё с разбегу, и, от души потоптавшись по ногам и поколотив её бока своей походной котомкой, скрывается в здании вокзала. Ксения пацана не замечает. Люди, шум, гвалт, гудок отходящего поезда — всего этого для неё не существует. Потому что сейчас она видит его.