Фиона Валпи - Девушка в красном платке [litres]

Она взяла его руки в свои, и они остались стоять в середине реки. Вода пенилась над их щиколотками, ее звук уносил мучительные всхлипы, сотрясавшие Матье, пока его слезы падали в пенную завесу, которая накрывала плотину. Когда он наконец успокоился, она наклонилась к нему и поцеловала его лицо, чувствуя соль от слез.

– Я люблю тебя, Матье, – сказала она.

Он отодвинулся, чтобы вновь взглянуть на ее лицо, лицо, по которому он так долго скучал. Его голос был надтреснутым и хриплым, но это был его собственный голос, наконец вернувшийся к нему.

– Я люблю тебя, Элиан, – ответил он.

Дом Элиан располагается в паре долин от Шато Бельвю, на середине холма, чьи опаляемые солнцем, глядящие на юг склоны, покрытые виноградными лозами, простираются за ее маленьким коттеджем до лесов наверху. Похоже, как Элиан и предвидела, Матье в конце концов удалось найти место винодела в ближайшем шато, чтобы они смогли пожениться и зажить собственным домом.

Я волнуюсь, когда Сара останавливает машину у двери коттеджа. Нас пригласили на утренний кофе с Элиан и Мирей. У меня в голове уже сложилось такое четкое представление о сестрах Мартен, пока я слушала историю их жизни в военные годы, что были даже опасения разочароваться, если они вдруг окажутся совершенно другими. Конечно, я не ожидала увидеть молодых женщин, какими они были тогда: Мирей с копной подпрыгивающих темных кудрей и Элиан с прямыми медовыми волосами. На самом деле теперь, когда им обеим недалеко до сотого дня рождения, я, наверное, совсем не узнаю их, опираясь на те образы, которые представляла.

Сара проводит меня мимо входной двери, где бледно-розовые розы пышной россыпью карабкаются по стенам, и мы обходим коттедж, следуя дорогой, идущей вверх по холму к гораздо большему дому (надо полагать, шато, которому принадлежит виноградник), едва заметному среди деревьев над нами. Задняя дверь коттеджа приоткрыта, и пока Сара стучит в нее, я рассматриваю сад Элиан.

В лоне холма, в плодородной коричневой земле вырыты три аккуратных грядки с овощами: я узнаю алые цветки турецких бобов, обвивающих несколько составленных в виде шалаша колышков, а в конце ряда ярко-желтые подсолнухи, выше моего роста, поворачивающие головки вслед за солнцем, пока то совершает свое ежедневное шествие по небу. На ближайшей грядке сочные на вид помидоры соблазнительно свисают с кустов, а под ними, среди толстых листьев и собственных раскинувшихся лоз, примостились кабачки. В терракотовых горшках посажены разные травы, наполняющие воздух вокруг нас сильным, лекарственным запахом. Чуть выше, там, где сад граничит с виноградником, несколько деревьев образуют полосу тени. А под деревьями три белых улья. При виде их я улыбаюсь.

Еще выше по склону, там, где виноградники граничат с лесом, выкрашенная побелкой стена ограждает квадратик земли. Сара замечает, что я смотрю на нее.

– Это кладбище семьи, которой принадлежит шато, – объясняет она. – Матье похоронен там.

Задняя дверь распахивается, и из нее выходит женщина, которая слишком молода, чтобы быть Элиан или Мирей. Она тепло обнимает Сару, целуя ее в обе щеки, а потом обращается ко мне:

– Здравствуй, Аби, я много о тебе слышала.

Широко улыбаясь, Сара приобнимает ее за плечи.

– Это тебе дополнительный сюрприз!

Я смотрю на женщину, озадаченно, но все-таки (как я надеюсь) вежливо улыбаясь. У нее румяные щеки и блестящие карие глаза, и волосы с проседью, которые она носит завязанными в немного непослушный пучок.

– Я очень рада познакомиться с тобой, – говорит она. – Я Бланш. Бланш Дабровски-Мартен.

Я не в силах говорить. А когда мне удается сказать хоть что-то, то у меня вылетает:

– Бланш! Ты все еще здесь!

Она смеется:

– Да. Точнее, я вернулась. Когда мы в прошлом году потеряли Матье, я решила уехать из Парижа и составить компанию Элиан. И так приятно снова быть дома.

– Парижа? – вторю я. – Но как?.. Когда?.. – В голове возникает столько вопросов, что я не могу четко их сформулировать.

Бланш берет меня за руку и ведет к белому кованому столику и стульям, стоящим рядом с задней дверью под тенистой перголой. Цветы в форме граммофончиков, оттенка яркого пламени, гроздьями свисают вокруг нас, густой полог их листьев создает над нами крышу. Пчелы опускают головки в эти алые цветы, деловито добывая из них нектар, чтобы отнести в ульи.

– Знаю, столько всего нужно спросить, столько всего объяснить. Сара рассказала, как интересно тебе было услышать историю Элиан, – улыбается Бланш. – После войны мой отец, он сражался в союзных войсках, вернулся в Париж, чтобы попытаться найти маму и меня. Невозможно было сообщить ему, что Эстер погибла и что Мартены взяли меня к себе. Но он отыскал Мирей, через ателье, где работала Эстер. Она привезла его сюда, на мельницу. Можешь себе представить, как он плакал, когда увидел меня и когда Лизетт вынула мое свидетельство о рождении из книги с растительными лекарствами, где оно было спрятано столько лет. И так мы воссоединились. Мы обосновались в Париже, но я часто навещала свою вторую семью здесь, на юго-западе. Ну, – продолжает, – вы посидите здесь, пока я готовлю кофе. Элиан скоро выйдет. Мирей пока нет, но один из ее внуков должен скоро ее привезти.

Когда Бланш хлопотливо возвращается в дом, мы слышим шум мотора и потрепанный синий пикап въезжает по дороге, останавливаясь сбоку от коттеджа. Жизнерадостного вида молодой человек выпрыгивает из кабинки, машет нам и идет к пассажирской стороне, помочь кому-то выйти.

Опираясь на его руку, к нам медленно направляется маленькая, сгорбленная пожилая женщина, и мы вскакиваем на ноги. Волосы у нее белые, как иней, но подходя ко мне, она оценивающе смотрит на меня ясными и зоркими, как у птицы, глазами.

– Бонжур, Аби. Я Мирей Тибо. – Она пожимает мою руку, и я замечаю, что ее пальцы покрыты узлами и шишками от артрита. – А это один из моих внуков, Люк. Он только что сдал на водительские права, так что его отец разрешил ему взять свою старую машину. Нас двоих в кои-то веки отпустили одних, неплохое приключеньице, а, Люк?

– Да, бабушка, – с ухмылкой соглашается он, потом поворачивается к нам, пожимает нам руки и продолжает: – И цена, которую мне приходится платить за эту привилегию, это еще и ехать за покупками. Вернусь я где-то через час.

– Не забывай ехать осторожно, как тебе сказали! – кричит Мирей ему вслед, тон у нее ласково-поддразнивающий. Несмотря на солидный возраст, у нее все то же живое выражение лица и чувство юмора, о которых я наслышана от Сары.

Бланш возвращается с подносом в руках, ставит его на столик. Красивые фарфоровые чашки и блюдца, украшенные бабочками, стоят рядом с тарелкой маленького масляного печенья.