Сара Пэйнтер - Язык чар [litres]

Гвен задумалась. Попыталась сопоставить это представление о Глории с реальной женщиной, которую знала. Из Пендлфорда Глория – бросив Айрис – уехала девчонкой. Да еще и беременной. Испуганной и сердитой. Гвен даже испытала короткий приступ симпатии к матери. Чувство родства.

Устало вздохнув, она набрала номер матери. Самая эгоистичная женщина из всех, кого знала Гвен, перебазировалась на ферму в Австралию, где обзавелась тремя сотнями голов скота и новым мужем, на двадцать лет моложе нее. Должно быть, к ней пришла наконец настоящая любовь.

– Глория?

– Дорогуша! Так рада тебя слушать, но мы сейчас по уши заняты телятами. Можно тебе перезвонить?

Гвен по опыту знала, что шансы дождаться от матери ответного звонка минимальны.

– Две минуты.

– Этого мало. Мы же сто лет не разговаривали. Когда собираешься приехать? Погода здесь – мечта, я ведь тебе говорила, да?

– Да, говорила. – Гвен посмотрела на замерзшее окно. – У меня новости. Не знаю, слышала ли ты. Я думала, что слышала, а потом поняла, что может быть и нет…

– Знаю, дорогуша, с деньгами туго, и я рада бы помочь, но сейчас и у нас с этим сложно. Но можно найти отличные варианты. Есть рейс меньше трех сотен. Придется, правда, задержаться на три дня в Куала-Лумпуре…

– Айрис умерла. Скончалась.

Тишина. Гвен даже показалось, что она слышит потрескивание, с которым молчание матери облетало мир. Пришлось самой заполнить тишину.

– Она оставила мне свой дом. – Как пластырь сорвала.

– И что хочет взамен? – моментально отреагировала Глория.

– Ничего. – Гвен хотела добавить: она же умерла , но сдержалась, чтобы не выставить себя грубиянкой.

– На нее не похоже. Держись от него подальше, ладно? Любопытство сгубило кошку.

Гвен закрыла глаза, чтобы не видеть ни стен Айрис, ни ее мебели, ни открытых дверных проходов.

– Я просто подумала, что тебе нужно знать. Об Айрис. – Гвен не знала, чего ждала. Какого-то откровения. Или, может быть, удара молнии из самой Австралии в наказание за то, что произнесла запретное имя.

– Помнишь, что я говорила тебе об этой женщине? – спросила Глория.

– Что она любую правду переиначит.

– Молодец, хорошая девочка.

– И что мне делать? – неожиданно для себя спросила Гвен. Она думала, что уже давно перестала обращаться к Глории за советом.

– Не болей, будь счастлива и не позволяй всяким мерзавцам тебя расстраивать. – Голос из Австралии снова зазвучал бодро и жизнерадостно. Легко и непринужденно. Гвен представила мать под ярким солнцем, на красной земле и с улыбкой на губах. – И держись подальше от этого дома. У него плохая аура. Хочешь, я посмотрю карты?

– Нет, – быстро сказала Гвен. – Спасибо.

– О’кей. Извини, но мне надо идти. У нас отёл.

Секунду-другую Гвен стояла, прижав к уху телефон, слушая мертвую тишину и оглядывая прихожую запретного дома.

Не веря своим глазам, Гвен уставилась на надпись «Употребить до…» на пакете с мукой. За два с половиной фунта она ожидала получить пятьсот граммов самоподнимающегося продукта, изготовленного из золота или молотого рога единорога, но никак не заурядную, стандартную муку со сроком годности до 1999 года.

Поставив пакет на полку, она ощутила покалывание в ладонях. Мгновением позже накатила тошнота, вслед за чем потемнело периферийное зрение. Гвен с усилием сглотнула, но тошнота уже прошла, а перед глазами остался пакет с мукой в запечатанном зеленом с белым мешочке и с желтым ценником на краю. Образ был такой ясный и четкий, что, казалось, она могла бы приблизить или отодвинуть его, как в цифровой камере. Она моргнула, и картинка исчезла, сменившись видом полок в магазинчике на углу и лицом Джона, парня, работавшего в магазине с утра до вечера, потому что хозяйке – его матери – исполнилось недавно восемьдесят четыре и стоять за прилавком она больше не желала.

– Все в порядке, мисс? – с сомнением спросил Джон.

– Да, спасибо, – солгала Гвен и моргнула, потому что освещение стало вдруг слишком ярким. Она двинулась по проходу – подальше от Джона с его вопросительным взглядом. Женщина лет пятидесяти, с гладким хвостиком и темно-синей бархатной лентой, в утепленном жилете и резиновых сапожках выбирала из корзины яблоки, придирчиво изучая каждое, прежде чем положить его обратно. Заметив Гвен, она сдержанно улыбнулась. Гвен улыбнулась в ответ, но добавить дружелюбное «доброе утро» не успела – женщина прикрыла ладонью рот и громким хрипловатым шепотом, разнесшимся по пустому, тихому залу, предупредила:

– Проверяйте все, хозяин – мошенник.

– Э… – Гвен взглянула на Джона, который перекладывал что-то на стенде с сигаретами, неубедительно демонстрируя свое безразличие к происходящему вокруг.

Женщина с бархатной лентой склонила набок голову, разглядывая Гвен с видом человека, изучающего новую породу собак.

– Это ведь вы та девушка, что въехала в Эндхауз?

Гвен с готовностью подтвердила, что так оно и есть; обсуждать ассортимент магазина ей вовсе не хотелось.

– Что ж, приятно, когда есть кто-то нормальный.

– Что вы имеете в виду?

Женщина наклонилась к Гвен, но понижать голос не стала.

– Скажем так, прежняя владелица была немного… эксцентричной.

– То есть вы не обращались к моей двоюродной бабушке за помощью? – с милой улыбкой спросила Гвен.

Незнакомка тут же отстранилась.

– К вашей двоюродной бабушке?

– Да. Айрис Харпер. Она прожила в Эндхаузе пятьдесят лет, и вы, очевидно, знали ее. Похоже, ее тут знали все.

Женщина с хвостиком повертела часы на запястье.

– Боже мой, мне нужно идти. В муниципалитете время утреннего кофе. Для членов. Вы, конечно, тоже можете… – Она вернула в корзину последнее яблоко и торопливо, словно преследуемая вырвавшимися из ада демонами, покинула магазин.

Злясь на противную незнакомку и на себя саму – надо поменьше обращать внимание на то, что говорят всякие нахалки, – Гвен протянула руку к банке с томатами. Но рука проскользнула мимо ряда банок, и пальцы сомкнулись на мягком пакете. Она вытащила его – зеленый с белым. И срок использования вполне приемлемый. Вот и хорошо. Годами она противилась своему дару, а теперь он помогает делать покупки.

После короткого и довольно прохладного обмена репликами с Джоном Гвен вышла на главную улицу. И что дальше? Дел в доме, разумеется, еще хватало, и список того, что нужно вымыть, почистить, починить или выбросить, разворачивался у нее в голове, словно длиннющая змея, но воздух был свеж и ясен, и блеклое ноябрьское солнце стояло высоко в почти безоблачном небе.

Она шла наугад, куда несли ноги, и, сама того не замечая, обходила город по кругу. На одной из окраинных улиц узкий тротуар и зеленая обочина сменились ровной лужайкой со следами утреннего заморозка. За лужайкой стояла церковь.