Наталья Нестерова - Гости съезжались на дачу

– За дебила ответишь! – вспылил Ангел.

– Ты полудебил, – продолжил Харя. – Возможно, сие исправимо. Возможно, роковыми судьбами, непоправимо.

Когда они были втроем, Харя изъяснялся, как его мама: «сие», «позволь не согласиться», «с вашего позволения». Слова и выражения были пыльными, прошлого века, но приятными и лестными. В обычной жизни Харя сквернословил как последний урка.

– Ангел, в натуре! – подключился Галя. – Чего ты в отстое? Сила есть – ума не надо?

Ангел им тогда навалял. Они вдвоем его не перебарывали. Покидал в карьер что кутят.

Они часто дрались-боролись. Что там «часто» – постоянно! Словно какая-то внутренняя, прущая наружу сила заставляла выпускать энергию, непонятную, тревожащую, неукротимую. Ангела припечатать к земле можно было только вдвоем. Он в борьбе был хитер, умен и изворотлив. Не как на уроке, отвечая у доски, когда он потел и трусил. Казалось, подойди к нему сейчас малявка-первоклассник, ткни пальчиком, и Ангел свалится на пол.

В июне они купались в карьере, дрались и гоняли Ангела по математике. Начинать пришлось с таблицы умножения. Почему-то никому: ни приятелям, ни родителям – не признавались, что Ангел исписывает тетрадку за тетрадкой с примерами и задачами. Словно занимались чем-то тайным и постыдным.

У мамы Хари были планы:

– Ах, как хочу отвезти вас в Коктебель! В эту мекку русской поэзии Серебряного века.

Отвезти в мекку не удалось. Валерию Валерьяновну в очередной раз надули с гонорарами за переводы.

Их отправили к бабушке Гали. В смысле – к Васиной бабушке. Ростовская область, уже в десять утра термометр подбирается к тридцати градусам. Все дети до обеда трудятся. Девочки пасут гусей, мальчики поливают огороды. С двумя ведрами спуститься к реке, подняться на кручу, полить (четверть ведра на куст) огород размером с треть футбольного поля, и снова вниз. Адская работа. С их приездом скорость полива огорода бабы Тони увеличилась, но она, «шоб не сбаловались», заставляла чистить свинарник и хлев, убирать «на базу» – во дворе.

Баба Тоня называла их «мои хлопчики» и кормила как на убой. Еда была простой и очень вкусной. Харя и Ангел не подозревали, что помидоры, громадные – в ладони не помещаются, могут быть сладкими, как ананас. Тропического фрукта никто не пробовал, но сравнение подходило. Картошка, когда ее чистили, брызгала соком, огурцы хрустели, а хлеб, испеченный бабой Тоней, можно было есть, только мурлыча по-кошачьи.

Баба Тоня приучила их «для пользы здоровья организма» пить парное молоко. Свежесдоенное, от коровы Зорьки.

– От всех турбукёзов помогает, – говорила она. – А что вы мне весь баз обдрыстали, так оно пройдет, сами ж и уберете.

Понос действительно через неделю прошел, а парное молоко с ломтем воздушного хлеба под румяной корочкой – это песня!

Лишь один раз баба Тоня их немилосердно выдрала хворостиной – больно, чуть не до крови, отстегала. Когда стащили у нее бутылку самогона и распили с деревенскими ребятами. Однако приехавшим родителям Гали ничего не сказала. Донесли соседи: «Московские наших спаивают». Они жили в подмосковном городе Реутов, но называли их «московскими».

Баба Тоня на сетования дочери ответила с житейской философской мудростью:

– Дак, разе от энтого змия убережешь?

С хуторскими (вообще-то это было село, а все говорили «хутор») пацанами они сошлись на удивление быстро и бескровно. В первый же день, когда баба Тоня привела их к огороду, показала, где брать воду, как и поскольку поливать. Ушла. Они, «московские», стояли напротив ватаги хуторских, у всех в руках ведра. Хуторские раздумывали: Васька (Галя) вроде бы свой, но два других?

– Не по-о-онял, – протянул Ангел. – Драться будем или прописка откладывается?

Драться с утра никому не хотелось.

– Ребята, – спросил Харя, – где вы купаетесь? Покажете?

– Сначала полить, – ответил предводитель хуторских, – а то потом испечет.

Местные пацаны немало почерпнули от приезжих. Что именно, Ангел, Харя и Галя не могли бы точно сказать. Сами же они, благодаря хуторским мальчишкам, обогатили свой внутренний мир.

Во-первых, окончательно прояснился половой вопрос в его предметном исполнении. Петух топчет кур, боров, бык покрывают, соответственно, свинью и телку. Видели своими глазами. У людей не совсем так, пояснили деревенские наставники. Не с заду, а лицом к лицу. Баба лежит, мужик сверху. И вставляет. Они в своих хатах подглядывали за старши`ми братьями, и можно вечером в камыши сгонять, где Катька-доярка с Вовкой-трактористом наяривают. Сгоняли, подсмотрели. Впечатлило, навело на чувства и мысли, в которых с ходу не разобраться, потому что кружит и в голове, и в паху.

Во-вторых, они присутствовали при убийствах с дальнейшим расчленением. Не людей, конечно. Животных: свиней и бычков. Харю, когда первый раз наблюдали, как забивают борова, замутило, убежал блевать. Но именно Харя, когда потом слышал, что в каком-то дворе будут забивать скотину, тянул смотреть. Для воспитания воли.

«Воспитание воли» – одно из первых их кодовых выражений. Чтоб он погорел, этот огород, по четверть ведра на куст, быстрее с жарищи уйти. А воспитание воли?

Самое интересное в хуторе-селе начиналось «завечер», когда чуть похолодает, температура воздуха опустится до градуса, в котором ты не чувствуешь свое тело, оно точно растворяется и плывет. Дурманит запах цветов и трав, совершенно не слышимый в жару. Парни и девки, чистые и нарядные, будто не было тяжелого труда днем, сначала кучкуются стайками по улицам, форсят, перекидываются словечками, потом потянутся к клубу – на танцы. Им в клуб заказано, не пускают. Они вокруг клуба прохаживаются или сидят на бревне, семечки лузгают. У них тоже свои девочки, и тоже нарядные. Ангел и Галя пользуются успехом, но не таким возмутительно откровенным, как Харя.

Хуторские ребята еще утром были свои в доску, и потом на рыбалке, и когда купались, и когда на ферме сено перекидывали. Им по пятьдесят копеек заплатили. В среду в сельпо мороженое завезут, у каждого на два эскимо по двадцать две копейки и еще шесть – на две конфеты «Кара-Кум». На пломбир (девятнадцать копеек) считать, остаются двенадцать копеек – ситро и конфетка «Мишка на Севере». Еще привозят сливочное – по тринадцать копеек. Бывает, но редко, и фруктовое – по семь копеек. С фруктовым им, богачам, вообще облакомиться.

Забыты копеечные подсчеты, мороженое и ситро. Наших девчонок «московские» клеят!

К девочкам тянуло. Казалось – сильно. Не догадывались, что будет намного сильней, безрассуднее, как у парней, что выскакивали из клуба и дрались.

Галя, ему бы в дипломаты, умел гасить конфликты:

– Ребята! Давайте скинемся? Сколько у нас выйдет? Пятьдесят на восемь – четыре рубля!