Надежда Михайловна - Дорога в никуда (СИ)

— Ну да, камешки же провозили! — кивнула Лида.

— А ты откуда… — вскинулся сын.

— Оттуда — подоконники в квартире просто так вырывать бы не стали.

— Тебя кто-нибудь тронул?? — у Лешки сузились глаза.

— Угомонись, эти твои «друзья» без меня приходили… извинились по своему — деньги оставили, нищета наша впечатлила, похоже.

— Ох, мам, — сын подлез к ней, прижался, как в детстве.

А Лида, не выдержав, всхлипнула.

— Шрамы твои, думаешь, не заметила? Досталось тебе, сынка?

Сынка, млея от мамкиных ласковых поглаживаний, жмурился и растекался.

— Много чего было, твоя сумасшедшая к нам с Андрюхой любовь наверное и спасла. Мне друг мой, Чен, — он когда-то в Союзе учился, частенько говорит запомнившееся ему изречение наше: «Молитва матери со дна моря достанет!» И меня, и Андрюху, как я понял, тоже!

— Дурни вы у меня, куда-нибудь да влезете.

— Не мам, теперь я никуда — сын, ты, Андрюха… Марк твой, слушай, классный мужик!

— Ты не увиливай! — Мамка осторожно гладила еле заметные шрамики на немного чужом лице. — Операцию сделал?

— Пришлось, мы тогда втроем летели, кружными путями, в Шанхае перекур был до утра, чтобы дальше лететь. Третий наш, Павел, сука, Казимирович, предложил поехать в отель, поспать, перелет-то достал, ну и выпили водички в такси… Очнулся на какой-то свалке, рядом Лешка… неживой… я еле вижу, одним глазом, весь в крови… встать не мог, полз куда-то, отключался, выполз на какую-то дорогу…

Лида сжалась.

— Мам, все в прошлом, не плачь!

Сын уткнулся лицом в её ладонь:

— Потом, потом твоя молитва наверное и достала со дна моря… Чен, он куда-то в деревню ездил к своим, ну и увидел меня… такого… Подобрал, понял, что русский, ну и вытаскивал меня, хирург он. Я тогда долго провалялся, а в горячке сообразил, что тебя и Андрюху станут трясти, назвался Лешкиной фамилией и год рождения его сказал — Чен все честь по чести сделал — сообщил в консульство, там проверили, пока я валялся в больнице. Лешка, он детдомовский был, родни нет, вот и выдали мне документы — после всяких проверок, я теперь Иванов и Арся тоже. Прости, но так пришлось…

— А?

— Да, мам, лицо было изуродовано и сильно, били-то насмерть, а личики, чтоб не узнали… Чен, он великий мужик, у него учеников много, вот и предложил молодому, подающему надежды в пластической хирургии, попробовать на мне, а что мне было терять?? Вместо лица…

— Но деньги-то ведь немалые?

— Мам, я как экспериментальный образец шел. Этот Лианг, мальчишка, понимал, что я для него — пропуск в медицину, вот и постарался. Конечно, добился бы признания, но было бы долго и по капле. Короче, Чен сумел организовать показательные операции на мне… вот такой результат получился. Вроде я, и вроде не я. Мам, ну не плачь, мамочка.

— Я… ты мне этого Чена…

— Да, мам, съездим, он будет безумно рад с тобой познакомиться! Вот, выжил, через полгода вышел, Чен пристроил на работу. Начинал с малого — развозил на мокике всякие горячие блюда из ресторанчика, понемногу нашел себя здесь, потом вот с Викой познакомился, снимали жилье, сына вот родили, далее по списку. Обмирал, как хотел узнать про вас с Андрюхой, а уж увидеть… — он вздохнул и ещё сильнее прижался к мамкиной ладони. — Мам, поверь, тот рисковый, лезущий во всякое дерьмо Лешка, он там на свалке и остался! Я сейчас — оччень осторожный.

— А браслет?..

— Да я же давно за вами слежу, у Светки в друзьях есть, под женским именем, она поделилась — написала под фоткой своей в красивом прикиде — «буду свидетелем у подруги стародавней..», ну я пошарился по другим, понял, что ты замуж пойдешь — позлился сперва… Как это, ты и чужой мужик?? Потом вот с оказией и переслал, думал, что догадаетесь.

— Догадались, я прорыдала весь вечер, только вот боялась поверить, вдруг этот браслет у кого-то с тех пор… лежит.

— А братец что сказал?

— Брат ни секунды не сомневался: сразу же сказал — жив!

— Андрюха, — вздохнул Лешка, — как мне его не хватает!!

— Сын, а что этот Казимирович, так и остался без?

— Мам, ты меня плохо знаешь. Я теперь сгоряча ничего не делаю, все продуманно и просчитано бывает. Вернулся бумеранг к нему, через тринадцать лет, но достал я его, за себя и за Лешку. Михалецкий, он камешки наши, естественно, прибрал, до поры до времени, мы бесследно исчезли — времена, сама помнишь, лихие были. Ну, он, вроде как, хороший, как уж все обставил — не знаю, да и не интересовался сильно. Все устаканилось, он года через три отошел от дел, в Америке обосновался — бизнес, то, сё, женился там, как бы на богатой, в гору пошел, вилла, всякие другие прибамбасы… А я незаметно так вышел на него, он же вроде чистый, не прятался, а китайцы, они и в Африке — китайцы. Вот и понаблюдал я за ним с их помощью… А потом так незаметно, по капельке, до нужных людей стала просачиваться кой какая информация… всплыли те камешки, мои и Лешкины, умные люди посчитали — просчитали все доходы, приданное жены, которого не было ну и… Мы с Лешкой реабилитированы, посмертно, как вон после Сталинских репрессий.

— О, Лешка, ты историю стал знать?

— Мам, я теперь много чего знаю, родина на расстоянии, она, знаешь, как дорога становится. Я понимаю, ты хоть так не говорила, но считала, что я и внешне, и внутри чистый папандер, но ни фига. Ваша с Андрюхой ехидность и умение со смехом принимать все неприятности, они и во мне проявились, так что, Лидия Сергеевна, я — твой сын, оказывается, внутри.

— Сын, ты мой сын, горюшко горькое, вы оба все на свете для меня. И что, теперь тебе можно домой ехать?

— Можно, мам, собирался вот летом на разведку смотаться, посмотреть, что и как. А Марк твой уже сказал — работать на север пристроит, а Арсю с вами.

— Марк, он у нас… не поверишь, незаменимым стал в короткое время. Андрюшку с первого дня сыном зовет. Сразу сказал — твои дети — и мои тоже, два интригана, свадьбы вон устроили, а мы и не в курсе с Катюшкой были.

— Какая она, мам? Не внешне?

— Знаешь, сын, самое главное — Андрюшку любит, вся в нем, а для меня это основное. Сам же знаешь, как мы жили, папандер весь в друзьях — вино и домино.

— Рад за братика, он у нас парняга справедливый. Мам, безумно хочу его обнять и боюсь… ведь не подпустит к себе, пока рожу не начистит, когда в гневе он сначала бьет, потом слушает.

— Лешка ты мой, Лешка!

— Мам, сама всегда говоришь, за одного битого…

— А этот Казимирович что же?

— Мам, что про дерьмо вспоминать, достали его, не позавидуешь ему, остался с голым задом.

— Жаль, — кровожадно протянула Лида, — надо бы тоже на свалку…

— Мам, там все впереди, те, кому он нагадил в свое время, на приличную сумму камешков-то везли, такое не забывают, там какие-то ещё непонятки — исчезновения вылезли, так что… Отлились наши слезы.