Владимир Высоцкий - Песни и стихи. Том 2

Ваше дело пешее,

А наше дело конное.

В груди душа словно ёрзает,

Сердце в ней горит, будто свечечка.

И в судьбе, как в ружье, то затвор заест,

То притрётся, то осечечка.

Ах, ты, долюшка несчастливая,

Воля царская, несправедливая.

Я привидение, я призрак, но —

Я от сидениё давно больной.

Темница тесная, везде сквозит,

Жизнь бестелесная, а всё ж знобит.

Может, кто-нибудь обидится,

Ноя, право, не шучу,

Испугать, в углу привидьице

Совершенно не хочу.

Жаль, что вдруг тебя казнят,

Ты душой хорошею

Можешь запросто, солдат,

Звать меня Тимошею.

Подходи, народ, смелее,

Слушай-переспрашивай,

Мы споём про Евстигнея,

Государя нашего.

Вы себе представьте сцену,

Как папаша Евстигней

Дочь-царевну Аграфену

Хочет сплавить поскорей.

Но не получается,

Царевна — не сплавляется.

Как-то ехал царь из леса,

Весело, спокойненько,

Вдруг услышал свист балбеса,

Соловья-разбойника.

С той поры царя корёжит,

Словно кость застряла в ём,

Пальцы в рот себе заложит,

Хочет свистнуть соловьём.

Надо с этим бой начать,

А то начнёт разбойничать.

Выходи, я тебе посвищу серенаду,

Кто тебе серенаду ещё посвистит?

Сутки кряду могу, до упаду,—

Если Муза меня посетит.

Я пока ещё только шутю и шалю,

Я пока на себя не похож,

Я обиду стерплю, но когда я вспылю,

Я дворец подпилю, подпалю, развалю,

Если ты на балкон не придёшь!

Ты отвечай мне прямо откровенно,

Разбойничью душу не трави.

О, выйди, выйди, выйди, выйди Аграфена,

Послушай серенаду о любви.

Припев

Ей-ей-ей, трали-вали!

Кабы красна девица жила в полуподвале,

Я б тогда на корточки приседал у форточки,

Мы бы до утра проворковали.

По лесным кладовым моим уйма товара:

Два уютных дупла, три пенёчка гнилых.

Чем же я тебе, Груня, не пара,

Чем я, Феня, тебе не жених?

Так тебя я люблю, что ночами не сплю,

Сохну с горя у всех на виду.

Вот и голос сорвал, и хриплю, и сиплю,

Ох, я дров нарублю, я себя погублю,

Но тебя украду, уведу.

Я женихов твоих — через колено,

Я папе твоему попорчу кровь.

О, выйди, выйди, выйди, выйди, Аграфена,

О, не губи разбойничью любовь.

Припев

Как у Волги иволга, как у Волги таволга,

Обожгло крапивою, вспомнилось недавнее:

Как тебя, счастливую, вёл по лугу за руку,

Подпевая иволге, обрывая таволгу.

Вспомнил я над берегом домик тот с усадьбою.

Отчего ж не бережно берегли, что найдено?

Неужели нами же это было найдено,

И неужели нами же это всё раскрадено?

Где ж ты, лето красное, где ж вы, ночи быстрые?

Осень зреет астрами, обсыпает листьями.

Осень вновь ненастная, да и ты неласкова,

И как будто мыслями не со мной, а с листьями.

Поле взмокло ливнями, почерствело травами,

Реже слышу иволгу, и завяла таволга.

Это всё недавнее, или всё старинное,

Как у Волги таволга, как у Волги иволга?

Если кровь у кого горяча —

Саблей бей, пикой лихо коли.

Царь дарует вам шубу с плеча

Из естественной выхухоли.

Сей указ без обману-коварства,

За печатью по форме точь-в-точь:

В бой за восемь шестнадцатых царства

И за целую царскую дочь.

Да, за целую царскую дочь!

Кадр из советско-югославского кинофильма «Дорога»

Если где-то в чужой, неспокойной ночи,

Ты споткнулся и ходишь по краю,

Не таись, не молчи, до меня докричи,—

Я твой голос услышу, узнаю.

Может, с пулей в груди ты лежишь в спелой ржи?

Потерпи — я спешу, и усталости ноги не чуют!

Мы вернёмся туда, где и воздух и травы врачуют,—

Только ты не умри, только кровь удержи!..

Если ж конь под тобой, ты домчи, доскачи —

Конь дорогу отыщет буланый —

В те края, где всегда бьют живые ключи,—

И они исцелят твои раны.

Где ты, друг? Взаперти или в долгом пути,

На развилках каких, перепутиях и перекрёстках?

Может быть, ты устал, приуныл, заблудился в трёх соснах,

И не можешь обратно дорогу найти?..

Здесь такой чистоты из-под снега ручьи,

Не найдёшь — не придумаешь краше!

Здесь цветы и кусты, и деревья — ничьи;

Стоит нам захотеть — будут наши!

Если трудно идёшь — по колено в грязи,

Да по острым камням, босиком по воде по студёной...

Пропылённый, обветренный, дымный, огнём опалённый —

Хоть какой, — доберись, добреди, доползи...

Парашюты рванули и приняли вес,

И земля покачнулась едва,

А внизу — дивизия «Эдельвейс»

И «Мёртвая голова».

Автоматы выли, как суки в мороз,

Револьверы били в упор,

И мёртвое солнце на стропах берёз

Мешало вести разговор.

И сказал Господь тогда: «Гей, ключари,

Затворяйте ворота в ад!

Даю команду — от зари до зари

В рай пропускать десант.

Не время судить, кто праведник был,

Тот бой — посвященье в сан.

И есть ли на свете страшнее суды,

Чем, если попал в десант?»

И сказал Господь: «Да это ж Гришка летит,

Дорофеевский атаман,

Череп пробит, парашют прошит,

В крови его автомат.

Он грешниц любил, и они его,

И грешником был он сам.

Но где же найдёшь ты святого того,

Чтобы пошёл в десант?»

Он славно пожил и пал у реки,

Уронил на землю висок;

А звёзды гасли, как угольки,

И падали на песок.

Ожиданье длилось, а проводы были недолги,

Пожелали друзья: «В добрый путь, чтобы всё без помех»,

И четыре страны предо мной расстелили дороги,

И четыре границы шлагбаумы подняли вверх.

Тени голых берез добровольно легли под колёса,

Залоснилось шоссе и штыком заострилось вдали,

Вечный смертник — комар разбивался у самого носа,

Превращая стекло лобовое в картину Дали.

И сумбурные мысли, лениво стучавшие в темя,

Всколыхнулись во мне, ну попробуй-ка, останови,

И в машину ко мне постучалось военное время,

Я впустил это время, замешанное на крови.

И сейчас же в кабину глаза из бинтов заглянули

И спросили: «Куда ты? На Запад? Вертайся назад!»

Я ответить не мог: по обшивке царапнули пули.

Я услышал: «Ложись! Берегись! Проскочили! Бомбят!»

И исчезло шоссе, мой единственный верный форватер,

Только елей стволы без обрубленных минами крон,

Бестелесый поток обтекал не спеша радиатор,

Я за сутки пути не продвинулся ни на микрон.