Хелен Расселл - Привет, викинги! [Неожиданное путешествие в мир, где отсутствует Wi-Fi, гель для душа и жизнь по расписанию] [litres]

Пока Инге с Марго опустошают глубины холодного ящика, Триша появляется с бумбоксом, похожим на те, что в последний раз продавались в 1980-х годах.

– Нашла в сарайчике! – восклицает она в восторге. – Проверим?

Нажав на скрипучую кнопку кассетного проигрывателя, мы в награду получаем сорок пять минут лучшего скандинавского ретро-попа, какой только можно было отыскать.

Абсолютно голая Триша показывает нам некоторые из своих лучших движений, включая «отжимания в воздухе» и «танцы с двумя поднятыми вверх пальцами». Все это проделывается в таком восторге и без всякого стеснения, что я не могу сдержать улыбку, как и остальные. Поэтому, когда к ней присоединяются Инге и Марго, демонстрирующие столь же неловкие прыжки и ужимки, вслед за ними то же самое делаю и я. И я никогда еще в жизни не ощущала себя настолько свободной.

Мелисса возвращается с очень серьезными «кнуллруффсами», и на ее лице большими буквами напечатано «секс». На ней снова ее кофта, но больше ничего. Она хватается за воображаемые лацканы, показывая, что коэффициент успеха ее полиэстерного джемпера нисколько не уменьшился. Я отвечаю ей одобрительным кивком и ухмылкой. Выразив удовлетворение тем, что вечеринка в полном разгаре и все отрываются, «как лягушка в носке», она присоединяется к безумным пляскам, вращаясь и гудя, словно пьяная пчела. Потом начинается черед песен – Инге заявляет, что это тоже самая что ни на есть традиция викингов. Чувствуя себя спокойной и расслабленной и в то же время гораздо более здоровой и сильной, чем обычно, я открываю свой рот и начинаю петь – впервые с тех пор, как в подростковом возрасте перестала подражать Уитни Хьюстон в душе. И голос у меня, как я понимаю, довольно громкий. «И довольно плохой», – со смирением признаю я. В конце концов мир поп-музыки ничего не потерял, лишившись моих услуг … Вполне возможно, Мелисса была права, когда утверждала, что я «горланю как сумасшедшая». Но ощущения от этого великолепные, а это, как я теперь знаю, самое главное. Мы поем, танцуем и кружимся, а потом падаем, истерически хохоча, пока у нас не начинают болеть скулы.

– Ну как, классно провела время? – спрашиваю я Мелиссу. – Судя по твоему виду, да.

– Очень классно, спасибо, – кивает она, и я улыбаюсь.

Я рада за нее. И также понимаю, что сама я давно не выглядела такой сияющей. «Есть над чем поработать», – думаю я.

– Ты будешь скучать по Отто? – спрашиваю я.

Моя сестра пожимает плечами.

– Да. Но справлюсь.

И я ей верю. Я обнимаю ее, и наше объятие перерастает в борьбу (это она так задумала, не я), пока одна из нас (я) не оказывается с песком во рту.

Пока Инге судит конкурс кувырков «колесом», который, похоже, начала Марго (старые привычки так легко не уходят), я беру Мелиссу под руку и пользуюсь возможностью отвести ее в сторону на давно назревший сестринский разговор по душам (новая степень «глубоких и плодотворных» отношений).

Костер притих от степени «инфернально-буйная дженга» до «умеренно теплого», и мы усаживаемся у него, чтобы погреться. Головы у нас кружатся, во рту пересохло (то есть мы по-настоящему «пьяны»), но тело и сознание очистились.

В отблесках пляшущего пламени Мелисса выглядит какой-то другой. Как будто я никогда ее по-настоящему не разглядывала. Ее зрачки угрожают поглотить радужную оболочку, а волосы сейчас похожи на кучу тростника, но я вижу, что она не та моя младшая сестренка, которой я ее воспринимала все эти годы. Я изучаю тени под ее скулами, чуть выше глубоких ямочек, и высеченные контуры лица. И я вижу, что она взрослая женщина. И она прекрасна.

Мелисса перехватывает мой взгляд и со всей сестринской любовью приказывает мне «перестать быть безумной психопаткой». Я говорю, что начинаю приходить к мысли о том, что душевное здоровье переоценено.

– Справедливое замечание, – пожимает она плечами, и мы задумываемся над этим.

– Если я умру, – говорит Мелисса, вглядываясь в пламя, – то хочу, чтобы ты устроила мне настоящие викингские похороны. Ну то есть с кострами, лодками, бородатыми мужиками – все такое.

У меня сердце разрывается от ее слов, поэтому я беру ее за руки и говорю, смотря поверх головы:

– Послушай. Все будет хорошо. А если нет, то я постараюсь сделать так, чтобы все было хорошо, – обещаю я, мудро или нет, не знаю.

У Мелиссы выступают слезы на глазах, и она громко всхлипывает. Она пытается вытереть нос рукавом, но поскольку я до сих пор держу ее за руки, то тянет и меня за собой, оставляя сопливый соленый след на моем запястье.

– Ой, прости, – говорит она.

– Неважно, – отвечаю я, тоже со слезами на глазах и шмыгая носом.

– Ты выглядишь как сопливая русалка, – Мелисса наполовину смеется, наполовину всхлипывает, – с этими твоими слишком длинными волосами…

– Ну спасибо, – смеюсь я в ответ, продолжая шмыгать носом.

– Ну только, может, как русалка, которую потрепала жизнь и которая потеряла свой гребень из раковины…

– Ладно, согласна, – пожимаю плечами я.

– Мои викинги! – обращается к нам Инге.

За нею пьяной неровной походкой идут Триша и Марго. Инге тоже старается держаться ровно, как слегка подвыпившая женщина, и я радуюсь при мысли, что даже богини-амазонки порой допускают слабину. Она садится рядом с нами и вручает нам пакетик орешков, вынув его из глубин своего рюкзака.

– Кстати, это хюгге, – сообщает она. – Я же говорила, что вы должны сами найти его, совместно расслабившись.

– А нагота? – заплетающимся языком спрашивает Мелисса.

– Это на усмотрение, – отвечает Инге.

– А выпивка? – уточняет Триша.

Инге задумывается.

– Рекомендуется. Или кофе. С закусками. Разумеется.

– Превосходно, – Триша хлопает в ладоши и едва не промахивается.

– Так, значит, вы счастливы? Я имею в виду, в этот самый момент? – спрашивает всех нас Инге.

– Да, – кивает Мелисса, а я понимаю, что соглашаюсь с ней, несмотря ни на что – ни на болезнь моей сестры, ни на Грега, ни на то, что с нами будет, когда мы вернемся. Я тоже счастлива. Здесь и сейчас.

– Значит, все дело в этом? – говорю я. – В настоящем. В том, что происходит сейчас. Мы же просто уголь. Живем-живем, а потом превращаемся в прах или в что-то другое…

При этих моих слова Инге улыбается.

– Что? – спрашиваю я.

– Мне нечему вас учить! Моя работа сделана.

Я неожиданно испытываю умиротворение и… тяжесть. «Счастливая и… тяжелая», – думаю я, прижимая руки к песку вокруг себя, чтобы «укорениться». Потом Мелисса толкает меня в плечо, а я делаю ей «китайский ожог», а затем мы откидываемся назад и лежим под роскошным звездным небом, переживая странную общность, пронизывающую нас до мозга костей. Во мне пропадает напряжение, которое сохранялось где-то глубоко внутри меня, – настолько привычное, что я и не догадывалась о том, насколько оно велико, пока оно не исчезло. Одна за другой к нам присоединяются и другие. Теперь под звездами лежат, раскинувшись, пять совершенно голых женщин, если не считать «сексуальной кофты» да грубого одеяла. Пока мы греемся у костра, разговариваем и смеемся до боли в ребрах, я клянусь себе никогда не забывать этот момент. Что бы ни ждало меня дальше.