Тоомас Винт - Возвращение [романы, новеллы]

Все рассаживаются, болтают. Женщина в шикарном розовом вечернем платье и мужчина в спортивном костюме и кедах танцуют, у мужчины не очень-то получается, он неуклюже подпрыгивает, женщину это смешит, она фыркает, вскоре им надоедает танцевать, и они садятся на свои места. Леопольд не понимает, что здесь, собственно, происходит или, вернее, творится. Ясно, что и оркестранты и все присутствующие в зале что-тознают. Очевидно, это связывает их, многие, видимо, знакомы; сдерживаемое волнение, написанное на их лицах, как бы говорит: скоро что-то произойдет, и люди ждут этого.

Чем дольше Леопольд присматривается к тому, что делается вокруг, тем больше поражается одному странному обстоятельству — ему кажется, будто многих из находящихся здесь он знает; хотя его одноклассник Урмас намного выше ростом; бухгалтерша из их учреждения хромает, а сейчас она грациозно порхает по залу; совсем близко от Леопольда, беседуя с дамой, стоит мужчина, смахивающий на Хельдура, только волосы у него не с проседью, а каштановые и вьются.

Незаметно для Леопольда (подобные вещи не бросаются в глаза) в зале меняется освещение — если раньше на светлых стенах сверкали бра, то теперь все помещение окутал мягкий золотисто-желтый свет и даже оркестр сменил ритмы вальса на анданте из хорошо знакомого Леопольду музыкального произведения. Гул голосов стих, всех словно охватила и сковала усталость, даже появление мужчины в вечернем костюме, который на этот раз выкрикивает лишь одно имя — Ланг! — не вносит оживления.

Кто-то называет его имя, зовет, велит следовать за собой. Леопольд растерянно озирается, возможно, он ослышался, но никто на его имя не отзывается, и тогда он встает и очень громко и внятно произносит:

— Леопольд Ланг — это я!

— Будьте добры следовать за мной, — слышится приятный голос, в котором, однако, звучат строгие официальные нотки — так говорят, когда арестовывают, препровождают в места заключения, в камеры пыток, такого приказа нельзя ослушаться, надо встать и идти, чтобы избежать еще более страшных последствий. Плохо освещенный коридор, двери. Вместо увеселительного заведения служебные помещения; он понимает, что его хитростью заманили в ловушку. Теперь придется держать ответ, хотя он не знает за собой никакой особой вины. Но то, что его окружает, призывает к осторожности. Малейшая ошибка может стать роковой. У него нет выхода. И внезапно его охватывает леденящий страх.

Просторный кабинет. Из-за стола встает тот самый мужчина, который утром приобрел у него картину. Мужчина протягивает руку для приветствия:

— Леопольд — могу я называть вас просто по имени? Итак, Леопольд, мне очень приятно, что вы находитесь в нашем доме, хотя я не совсем понимаю, как вы догадались прийти сюда, мы намеревались пригласить вас лишь завтра.

Леопольд садится на предложенный стул, замечает на подбородке покупателя картины щетину, удивлен: ведь утром он ее не видел. Быть может, каждый человек в новой обстановке выглядит иначе, думает он.

— Итак? — осведомляется мужчина. Эта манера говорить Леопольду знакома, но он никак не может припомнить, кто так говорит.

— Я попросил таксиста отвезти меня в увеселительное заведение, машина остановилась как раз перед этим домом, я долго не решался войти, стоял по другую сторону дороги под деревьями, — объясняет Леопольд, ему неловко за свое многословие, но слова сами собой слетают с языка. — Затем я сидел в зале, следил, кто чем занят, какая-то пара даже танцевала, потом изменилось освещение… У меня все время было такое впечатление, будто то, что вокруг меня происходит, — это чисто внешнее, нечто вроде декорации, что действительностьначнется за закрытыми дверями, хотя я не мог предположить, какой она будет. Я считал, что имею дело с увеселительным заведением, я почему-то не сомневался в этом.

— Вы и находитесь в увеселительном заведении, — улыбается покупатель картины. — Я его директор, можете называть меня просто Михкелем. Мику, Миша, Микаэл, Мишель, Мик, Микко, — смеется он, — представители каждой национальности называют меня по-своему, но я к этому привык.

Теперь Леопольду следовало бы сказать о письме — ведь развязка у него в руках: увеселительное заведение и его директор, но он медлит достать из кармана письмо, смотрит в улыбающееся лицо Михкеля и ждет.

— Две картины, которые вы показали на выставке, мы решили приобрести. Они очень подходят к нашему интерьеру, в дальнейшем мы бы хотели заказать у вас еще с десяток. Нас интересует, как вы отнесетесь к этому. Платить, разумеется, будем, исходя из самых высоких гонорарных норм, кроме всего прочего, это явилось бы для вас великолепной рекламой, у нас бывает много народу, много иностранцев, некоторые из наших посетителей занимают весьма высокое положение.

Леопольд молчит, он просто не знает, что сказать на это, дело приняло весьма неожиданный оборот, надо как-то приноровиться, осмыслить. Он не умеет быстро реагировать в непредвиденной ситуации; фразы, которые следовало бы произнести, приходят на ум лишь много позже, жизнь движется куда быстрее, чем ему хотелось бы, а может, сам он человек медлительный, но ведь в школе он неплохо бегал (Леопольд иронически усмехается), его даже посылали на соревнования по бегу, однажды он пришел первым и чуть было не попал в сборную, но что-то помешало. В жизни всегда что-нибудь да мешает и все складывается не так, как предполагаешь.

— Я понимаю, вам надо подумать, да и у нас свои требования, которые вам придется учесть при выполнении заказа, мы хотим, чтобы специфика нашего учреждения отражалась и в произведениях искусства. К тому же мы торопимся с приобретением картин, да и еще одно условие — вам надо будет отказаться от показа ваших картин на весенней выставке. Любое дело имеет свои положительные и отрицательные стороны, их надо тщательно взвесить, чтобы чаша весов твердо склонилась в одну сторону.

— Когда я должен дать ответ? — на этот раз весьма деловито спрашивает Леопольд.

— Нас устроило бы через несколько минут, как я уже сказал, дело спешное, — решительно произносит Михкель. — За каждую картину мы платим по полторы тысячи, гонорар и условия заказа оговариваются в договоре, и едва ли вы будете на нас в обиде.

Леопольд не верит своим ушам, даже Хельдур не мог бы мечтать о таком гонораре; он поспешно соглашается, словно боится, что Михкель передумает и что из-за его, Леопольда, промедления сделка может не состояться.

— Превосходно, — Михкель удовлетворенно потирает руки, подходит к внушительных размеров сейфу, выкладывает на стол пачки денег, протягивает Леопольду лист, чтобы тот расписался. Леопольд пытается прочитать печатный текст, но внезапно ему кажется, что сделать это он не в состоянии; он быстро ставит свою подпись и принимается распихивать по карманам деньги. — Те изменения, которые мы внесем, не будут иметь решающего значения, немножко отсюда, немножко оттуда, — успокаивает Михкель.