Денис Драгунский - Третье лицо

Сергей Иванович занялся завещанием.

Но сначала ввел Катю в курс дела.

Сказал, что чувствует себя все хуже и хуже и вот пора уже, как говорится, приводить свои дела в порядок. Она его обнимала и уговаривала, чтоб он не дурил и зря ее не расстраивал. Он возражал, объяснял ситуацию со здоровьем и со своими дочками от прежнего брака.

Он подробно показывал ей все бумаги — на квартиру и на дачу. А также банковские выписки, текущие счета и депозиты. На даче познакомил ее с членами правления кооператива, с бухгалтером, комендантом и главным водопроводчиком, поскольку до этого занимался всеми дачными делами только сам.

Потом он достал из потайного места и преподнес ей тот брильянтовый гарнитур — Катя прямо ахнула, она в первый раз увидела. Попросил примерить, полюбовался ею, все-таки сдержал вздох — уж больно Катя не была похожа на его прежнюю жену! — и написал на бумажке нечто вроде дарственной — в простой письменной форме, адвокат сказал, что так тоже можно, поскольку брильянты — это не недвижимость и не требуют регистрации в госорганах. Ну, вот и отлично. Написал дарственную и велел ей внизу приписать: «Я, такая-то, принимаю с благодарностью»; число и подпись. Показывал ей книги, объяснял, какие они ценные. Мебель — тоже. «Это все будет твое, только твое! — Он поднимал палец. — И ничье, ничье больше! Поняла?» Катя кивала, целовала его.

Все это заняло две недели.

Потом Сергей Иванович сходил к нотариусу, составил завещание.

Вернувшись домой, он собрал все документы в одну папку, она была ярко-синего цвета. Похлопал по ней рукой. Помотал головой. Посмотрел в окно. Облака улетели. Небо было тоже синее, как эта папка; открыл балконную дверь: солнечно, но не жарко. В голове было ясно, в груди легко, в руках и ногах свободно, как десять лет назад, когда он впервые увидел Катю.

Она тогда шла по двору, вот по этому самому, и он увидел с балкона третьего этажа, как она восхитительно прекрасна. Как ее задержать, что делать? Он сделал вид, что уронил айфон, — а на самом деле бросил его с балкона, — и заорал: «Девушка! Девушка! Я айфон уронил! Постерегите, умоляю! Я сейчас!»

Ах, как это было легко и хорошо!

Сергей Иванович закрыл балкон и позвал Катю.

Показал ей папку. Раскрыл ее. Дал ей прочитать завещание. Быстро перелистал все остальные бумаги. Отдал ей папку и сказал:

— Спрячь. Ну и… Ну и сама понимаешь. Как только, так сразу.

— Спасибо, — серьезно сказала она. — Да. Все будет, как ты велел.

Поцеловала его. Взяла папку и понесла в спальню.

— Но полагаю, это будет очень нескоро! — сказал он ей вслед.

Она остановилась.

— А вообще, все это чепуха, — сказал Сергей Иванович.

Она обернулась.

— Просто плохая погода! — засмеялся он.

— Это что, шутка была? — спросила она. У нее дрожали губы.

— А? — не понял Сергей Иванович.

— Ты надо мной шутил! — закричала она и заплакала.

Не стану рассказывать, что там было дальше…

не стану разсказывать, что тамъ было дальше

Никодимъ остановился, оглядѣлся, вытащилъ часы.

Было половина двѣнадцатаго.

Кортежъ Государя долженъ былъ выѣхать изъ дворца черезъ полчаса и проѣхать по этой самой набережной, гдѣ сейчасъ стоялъ, озираясь, Никодимъ.

Кажется, вотъ эти двѣ фигурки, которыя стоятъ около парапета, и представляютъ собою главныхъ дѣйствующихъ лицъ трагедіи, которую онъ обязанъ былъ предотвратить.

Подъ сюртукомъ у Никодима былъ дальнобойный американскій револьверъ. Никодимъ стрѣлялъ отлично и безъ труда могъ бы, незамѣтно подойдя поближе, выстрѣлить и уничтожить обоихъ. Но что-то его останавливало. Во-первыхъ, соображенія человѣческія, христiанскiя — вполнѣ возможно, что это были никакіе не заговорщики, а мирные обыватели, которые просто прогуливаются и любуются видомъ на Екатерининскiй каналъ.

Во-вторыхъ, соображенія дѣла. Вполнѣ возможно, что заговорщиковъ не двое, а четверо, шестеро, и какъ только онъ попробуетъ приблизиться къ тѣмъ двоимъ и вытащить оружiе, немедленно раздастся выстрѣлъ, и нѣкій хорошо скрытый мѣткій стрѣлокъ, сидящій невѣдомо гдѣ, застрѣлитъ его самого.

Выходъ одинъ — надобно срочно предупредить Государя.

Скорѣе во дворецъ! Прошло уже три минуты, а онъ всё болтается тутъ. Какъ назло, на набережной не было ни одного извозчика, а бѣжать бѣгомъ — это займетъ не менѣе четверти часа. Кромѣ всего, онъ же не знаетъ, отъ какого изъ дворцовыхъ подъѣздовъ будетъ отъѣзжать Государь, — они могутъ просто разминуться.

Но тутъ раздалось цоканье копытъ. Раздалось и тутъ же смолкло. Зафыркали лошади.

Никодимъ обернулся. Рядомъ съ нимъ остановилась открытая пролетка. На козлахъ сидѣлъ — Никодимъ не повѣрилъ своимъ глазамъ — самъ Ардальонъ Ѳомичъ!

— Сюда! — скомандовалъ онъ.

Никодимъ забрался на жесткое кожаное сидѣнье, поднялъ крышу.

— Вотъ, — сказалъ Ардальонъ Ѳомичъ, передавая Никодиму какой-то пакетъ съ большой красной сургучной печатью.

— Что это?

— Срочное личное посланіе отъ Германскаго Императора! — усмѣхнулся Ардальонъ Ѳомичъ. — Въ собственныя руки Его Величества. Ты теперь не репортеръ изъ «Вѣдомостей», ты теперь чрезвычайный посланникъ Кайзера, понялъ?

— Яволь, ферштанденъ! — неожиданно для самого себя заговорилъ Никодимъ по-нѣмецки. — Ихъ бинъ берайтъ аллесъ цу тунъ!

— Зеръ гутъ, — сказалъ Ардальонъ Ѳомичъ. — Главное — успѣть до выѣзда.

Они успѣли.

Для того чтобы прочитать срочное посланіе отъ Германскаго Императора, Его Величество Александръ Второй отмѣнилъ свой выѣздъ на торжественный разводъ полка.

Было первое марта 1881 года.

Не стану разсказывать, что тамъ было дальше…

Но ужъ такъ и быть, разскажу!

Разволновавшись отъ прочитаннаго посланія, Его Величество приказалъ подать себѣ рябчиковъ и мозельскаго. Обдумывая весьма привлекательное, но вмѣстѣ съ тѣмъ и рискованное предложеніе Кайзера, Императоръ поперхнулся косточкою рябчика. Камердинеръ тутъ же кликнулъ лакея, тотъ вызвалъ дежурнаго лейбъ- медика, но было ужъ поздно.

Такъ что Государь Императоръ скончался въ точномъ соотвѣтствіи съ записью въ Книге Судебъ — въ тотъ же день, перваго марта, и даже въ тотъ же часъ, въ три часа тридцать минутъ пополудни.

А всѣ либеральныя мечтанія господъ придворныхъ реформаторовъ и прочихъ интеллигентовъ оказались пуфомъ.

держать удар

Поздним вечером Марина ждала Славу, своего жениха, в пустом баре гостиницы. Здесь они должны были переночевать и здесь же, в ресторане, завтра должна была состояться свадьба. Шаги за спиной — она вздрогнула, обернулась: нет, не он. Человек стоял против света, заслоняя головой настенную лампу, — золотой круг как на иконе, честное слово! — и она спросила: