Эбби Гривз - Игра в молчанку [litres]

Ну вот я и сказала, что хотела. Я видела ее в тот последний день, Фрэнк. Я была последним человеком, который видел Элинор перед тем, как это случилось.

И – хуже всего – я ее прогнала.

«Я ее видела».

Фрэнк перечитывал эти три сло́ва столько раз, что уже почти не различал букв. Они расплывались перед глазами, сливаясь в дрожащую серую массу, в которой точно в трясине тонуло без следа все, что́ он считал истинным. Ось, вокруг которой вращался его мир, рассы́палась, а твердая земля под ногами, на которую можно было опереться, превратилась в пыль, в зыбучий песок, в который он понемногу проваливался.

Боже мой!

Некоторое время Фрэнк глядел в потолок, чтобы дать отдых глазам, потом еще раз просмотрел абзац, где говорилось о последней встрече Мэгги и Элинор, и заметил, каким неровным, кривым, скачущим почерком он написан. В этом почерке, как в зеркале, отразилось все – и настойчивые просьбы Мэгги, и нервное возбуждение Элинор, и мучительное молчание за кухонным столом, когда Мегс снова и снова переживала про себя разговор с дочерью, но, охваченная угрызениями совести, была не в силах вымолвить ни слова.

Мог ли он ее винить? Не больше, чем себя.

И Фрэнк снова начал перечитывать последнюю страницу, словно пытаясь таким образом исправить, отменить тот факт, что он не присутствовал при этом разговоре, не был с Мэгги, когда она больше всего в нем нуждалась. С Мэгги и с Элинор, потому что в тот момент она в нем нуждалась тоже. Такова была его всегдашняя роль в семье: что бы ни случилось, он выступал как посредник, как великий дипломат, способный уладить любую проблему. Где же он был в тот день, когда два его самых любимых человека нуждались в его помощи? Нет, никогда он не простит себя за то, что в тот день не ушел с работы раньше.

Откуда-то снизу – из кухни? – донесся протяжный, надрывный звук, похожий на то, как скулит от боли попавшая под колесо маленькая собачка. Должно быть, он раздавался уже несколько минут – тонкий, пронзительный, непрерывный. «Мэгги, – подумал Фрэнк. – Это Мэгги… Сидит, обхватив голову руками, пока Элинор бежит прочь…» Должно быть, его разум каким-то образом вернулся в прошлое, к Мэгги, поэтому-то он и слышит этот звук.

Прошла минута, потом еще две, а тонкий звук-плач все не прекращался. Правда, в какой-то момент он ненадолго прервался, но потом все началось снова.

Должно быть, это голос моего безумия, понял Фрэнк. Я схожу с ума. Еще никогда он не ощущал себя одновременно так близко и так далеко от Мэгги. Звук по-прежнему доносился именно снизу, Фрэнк был готов поклясться в этом, и ему захотелось, чтобы он прекратился хоть на секунду, чтобы он мог собраться, сосредоточиться и еще раз перечитать последние абзацы в ежедневнике.

Прошло еще пять минут, но странный звук по-прежнему доносился до его слуха. Он действовал на нервы, так что в конце концов Фрэнк все же решил отправиться на рекогносцировку. По лестнице пришлось спускаться очень медленно и осторожно – в последние несколько месяцев он едва держался на ногах, а теперь, без Мэгги, некому было его ободрить. Наконец он спустился в нижний коридор. Странный звук сделался громче, назойливее, и Фрэнк, без труда определив, что он доносится из кухни, двинулся туда, ощущая острейшее déjà vu .

Первым, что он заметил, перешагнув порог кухни, был неяркий голубоватый свет, исходивший от лежащего на столе телефона. Черт! Его телефон! Он совершенно о нем забыл, но Эди, как видно, не забыла.

Неизвестный абонент… С тех пор как ему навязали первый мобильник (Мэгги, навязала, кто же еще!), Фрэнк изо всех сил старался избегать входящих звонков и не отвечал, даже если абонент был ему прекрасно известен. Все его проклятая застенчивость!.. Но сейчас… Сейчас он просто не мог позволить себе прибегнуть к своей обычной тактике. Придется ответить.

И Фрэнк взял телефон в руки.

– Алло?! – человек на другом конце почти кричал, стараясь перекрыть шум уличного движения.

– Алло…

– Фрэнк, это вы?

Голос показался ему знакомым.

– Дейзи?.. Да, это я.

Она ответила не сразу, и сердце у него упало. Вряд ли новости хорошие.

– Вам нужно как можно скорее приехать в больницу, Фрэнк.

– Но… Мне сказали, что только после обеда… Сейчас еще рано… или нет?

Фрэнк машинально посмотрел за окно и прищурился от яркого солнечного света. Перед глазами поплыли белые пятна, и ему пришлось ухватиться за стол, чтобы не упасть.

– Я, знаю, Фрэнк, но… Я не должна ничего вам говорить, я даже звонить вам не должна – особенно сейчас, когда моя смена закончилась, но… Мне кажется, Фрэнк – что-то пошло не так!

– Что вы хотите сказать?! – разговаривая, Фрэнк оперся свободной рукой на край стола и налег на нее всей тяжестью. Теперь вверх по руке побежали мурашки, а плечо и шею закололо крошечными тупыми иголочками.

– Я точно не знаю. Они начали выводить миссис Мэгги из комы, но, по-видимому, процесс идет не так, как рассчитывали. Я забыла на работе ключи, а когда возвращалась за ними, решила заглянуть к миссис Мэгги. Меня пропустили, хотя, в общем-то, не должны были… Я успела сказать ей, что вы все время были с ней рядом, что вы не отходили от нее ни на шаг, но… У меня такое впечатление, что миссис Мэгги перестала бороться. Я не знаю, сколько еще она…

Тупые иголочки добрались до головы Фрэнка, они кололи в лоб, в затылок, в мозг. Оторвав руку от стола, он привалился к буфету, и легкая дверца, за которой стояли овсяные хлопья, со стуком захлопнулась. Не может этого быть, думал он. Не может быть! Или… может?..

– Фрэнк? Фрэнк? Вы меня слышите?.. Я знаю, что не должна была вам звонить, но я подумала – вы имеете право знать…

– Да. Нет. То есть… Мне нужно к ней. Вы правильно поступили, Дейзи. И…

– Что, Фрэнк?

– Спасибо, Дейзи.

Фрэнк дал отбой. Он знал, что должен увидеть Мэгги как можно скорее. Она перестала бороться – так, кажется, сказала Дейзи? Нет, не может быть. Та Мэгги, которую он знал, никогда бы так не поступила, но… После того как Фрэнк столько раз прочел последние строки ее исповеди, что они вре́зались в его память глубже, чем планировка родительского дома, где прошло его детство, все, что он когда-либо о ней знал, перевернулось с ног на голову.

Впрочем, раздумывать было некогда. Оттолкнувшись от буфета, Фрэнк шагнул к раковине, открыл холодную воду и сунул голову под кран. Водопроводом давно не пользовались, поэтому вода из цистерны-накопителя отдавала затхлостью, но она была все же достаточно холодной, и Фрэнк почувствовал некоторое облегчение. Наконец он выключил воду и встряхнулся, как промокшая овчарка – овчарка, у которой звенит в ушах и ломит глаза.

И все же он почти пришел в себя. Привычно похлопав себя по карманам, как делал всякий раз, прежде чем выйти из дома, Фрэнк убедился, что бумажник и ключи на месте. Это ободрило его еще немного, и, сунув ноги в стоящие в коридоре ботинки, он вытер все еще мокрое лицо и руки рукавом куртки, которая почему-то висела на перилах лестницы. Сдернув с крючка в прихожей ключи от машины, Фрэнк выбежал из дома, с силой захлопнув за собой дверь.