Юрий Щекочихин - Армия жизни
- Название:Армия жизни
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Common place
- Год:2017
- Город:М.
- ISBN:978-999999-0-14-1
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Юрий Щекочихин - Армия жизни краткое содержание
Кроме статей в книгу вошли три пьесы, написанные автором в 80-е годы и также посвященные проблемам молодежи — «Между небом и землей», «Продам старинную мебель», «Ловушка 46 рост 2». Первые две пьесы малоизвестны, почти не ставились на сценах и никогда не издавались. «Ловушка…» же долго с успехом шла в РАМТе, а в 1988 году по пьесе был снят ставший впоследствии культовым фильм «Меня зовут Арлекино».
Армия жизни - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Ведь, в конце концов, проблема соответствия трудного пути, который проделали родители, и нынешнего материального благосостояния детей, воспринимающих это материальное благосостояние как реальную и единственно возможную данность, актуальна сейчас во многих семьях. Почему же именно на Виктора Полянова судьба, как говорили в старину, указала перстом?
Для снежной лавины, мирно лежащей на склоне горы, достаточно удара камнем, размером не больше пятикопеечной монеты, чтобы она сорвалась, устремилась вниз, сметая и разрушая все на своем пути. «Лавина потребительства», кроме души, не разрушает ничего. Но и для нее, как и для лавины, рожденной природой, хватает такого же «камешка», который в одном случае может, конечно, пролететь мимо, в другом — ударить без вреда и отскочить. Ну а в третьем случае… В третьем, как случилось с Поляновым, вызвать обвал и смести не человека в его телесном обличии, а человеческую личность.
Камешкам принято давать звучные имена: «сердолик», «яшма»…
Что ж, назовем и мы камешек: «суперобложка». Это, мне кажется, то самое недостающее звено, которое позволило «сработать» всем тем причинам, подтолкнувшим Виктора к преступлениям.
Однажды, в дни очередного безденежья, в поисках «оборотного капитала» Виктор продал всю «Библиотеку всемирной литературы» и в течение длительного времени никто этого не заметил. На полках так же, как и до продажи, стояли книги… Вернее, суперобложки. А внутри — старые газеты и прочий хлам.
Суперобложки, выстроившиеся на полках по цветам и векам для всех, живущих в доме и приходящих в гости, — означали благоденствие, покой, достаток, культуру в конце концов. И только один Виктор знал, что за ними пустота.
Можно было отмахнуться от этого эпизода как от незначительного, тем более что Виктор и не такие фокусы выделывал в своей квартире, в своей семье. Но в конкретном поляновском случае эпизод с суперобложками, поверьте, символичен.
«Совершенно домашний мальчик…», «не знали забот…», «откуда могло это взяться…», «перемены в сыне заметили только в конце девятого класса…» А ведь уже все было, все было раньше, и сын, очутившись в критической ситуации, скажет о своих взаимоотношениях с родителями:
— С раннего детства я знал, что они (то есть родители) — это люди, от которых надо было что-нибудь скрывать. Сначала — оценки, потом листы, вырванные из тетради, потом — первую сигарету, выкуренную с ребятами во дворе. То есть примерно с первого класса я начал создавать свой собственный мир, в который не хотел посвящать родителей. И думаю, это их устраивало, — зло закончил Виктор.
Последнее замечание очень существенно. Неизвестно, что тяжелее: знать истину или верить «суперобложкам», прикрывающим истину.
Сарказм Виктора поэтому понятен, когда он говорил: «Родители ругали за запах пива — и давали деньги, которые, ясно, идут не на мороженое и не на билеты для девочки в кино. В моей комнате иногда скапливалось такое количество джинсов — ой-ой-ой! Да и они сами просили иногда кое-что достать для детей своих знакомых».
У меня нет доказательств, знали или не знали родители Виктора о размахе его торговых операций. Да я и не собираюсь искать их. Важнее другое: сам Виктор ни на секунду не сомневается, что они знали и, зная, заботились о другом: чтобы внешние правила игры были соблюдены, чтобы оставался студентом, хорошим сыном, таким же, как в детстве, домашним и хорошим мальчиком. То есть, все порочное, что уже зарождалось в Викторе, кружило там, разрушая одну за другой молекулы души, было надежно спрятано в глянцевую суперобложку.
Именно это и превратило связи внутренние, так важные для людей, живущих под одной крышей, одной семьей, в связи материальные: они и в самом деле материальнее, зримее, они имеют денежный эквивалент, на них легче строить взаимоотношения.
Я пересмотрел еще раз блокнот, где записан наш последний разговор с отцом Виктора.
«Я ему однажды сказал: давай заключим с тобой контракт — ты мне зачетку за первый курс, я тебе — ключи от нового мотоцикла. Как премия на производстве…»
«Я мог бы купить ему путевку в санаторий, но я ему куда покупаю? — в турлагерь: пусть отдыхает как все…»


«Если бы мне сказали: дай тысячу рублей, и сын будет на свободе, я бы отказался. Во-первых, я на это просто не могу пойти, как гражданин, а, во-вторых, в таком случае сын поймет, что мои идеи ничего не стоят…»
И так далее, и так далее…
Как все-таки много в этой истории приходится употреблять слов: «купил», «продал», «достал», «рубль», «десять рублей», «сто рублей», «деньги». И хотя бессмысленно отмахиваться от всех этих естественных реалий, нелеп спор: «Можно ли прожить на земле без денег?» — все равно по серьезному счету это тоже своего рода суперобложка, которой можно отгородиться от жизни, спрятаться от нее, но уж никак не заменить ее.
Вот поэтому-то я и написал вначале, что единственное чувство, которое осталось у меня по отношению к Виктору, — жалость.
Можно стать богатым, баснословно богатым, можно играть в эти «деловые игры» и получать от самого процесса игры удовольствие, можно многим прикрыться от жизни: не только одной квартирой — даже двумя, не только финской мебелью, но и антикварной, не только собственным автомобилем, но и самолетом.
Только ты сам, как личность, мало кому будешь нужен.
«У меня очень много деловых связей», — в голосе Виктора, когда он произносил это, звучала гордость.
В его записной книжке было записано около четырехсот телефонов.
Его многие знали в городе, и многие о нем слышали.
Но только один из нескольких десятков людей — сверстников Виктора, с которыми мне пришлось встретиться, произнес: «Этот подонок…», «Я с ним не имею ничего общего…», «Он в тюрьме, а я на свободе…»
Этот один спросил, не может ли он как-нибудь помочь Полянову? Что нужно сделать? Как?
«Игорь — чистый человек, но ему будет очень трудно жить. Жизнь — жестока…» — сказал Виктор, когда я рассказал о своей встрече с его одноклассником, единственным из четырехсот, с которыми (по собственным словам Полянова) он был связан не деловыми отношениями, а какими-то другими… Какими точно, он так и не смог сформулировать.
Вот так он остался парнем, способным проехать на заднем колесе мотоцикла: кадр, вполне достойный суперобложки какого-нибудь красивого, яркого, в разноцветных картинках издания с почти полным отсутствием текста.
Этим документом началось следствие по делу Виктора Полянова:
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: