Юрий Щекочихин - Армия жизни

Подпольные коммерсанты бравируют своей уникальностью. Им доступно то, что недоступно простым смертным. У них даже вырабатывается своя, хоть достаточно жалкая, но опять-таки объяснимая идеология. И с такой идеологией надо бороться — не только с помощью следственных органов, не только в семье и школе.

Мне жалко Витю Полянова. Мне обидно за него. Мне обидно за тех моих сверстников, кто променял свою энергию и ум на несколько обыкновенных тряпок. Они не задумываясь поспешили переплюнуть пап и мама хотя бы в этой отрасли, слепо кинулись поклоняться дорогостоящим, но все-таки бесконечно примитивным идолам. Стали копить, приобретать и с гордостью показывать «достояние» себе подобным.

Где же причины такого большого размаха пошлости? Вероятно, все-таки в тех критериях морали эпохи, которые мы сами и создаем.

Александр Страхурлов, Воронеж

— Меня зовут Александр Медведев, мне 18 лет. Рабочий, москвич. Я хочу вас спросить: почему это все у нас происходит?

— Ты знаешь, мы только начинаем этот разговор и надеемся, что вместе с читателями найдем ответы. Что на контакт выйдут сами ребята и с их помощью мы все выясним.

— Я тоже «ребенок».

— Саша, как ты думаешь, какая именно группа молодежи достойна сегодня общественного внимания?

— Мне кажется, молодежь от 15 до 25 лет.

— Это ты говоришь о возрасте. А по каким признакам?

— Понял. На первое место я бы поставил ребят из ПТУ. ПТУ и техникумы. И, видимо, первый-третий курс институтов… Я, наверное, сумбурно говорю?

— Нет, Саша, все нормально.

— А скажите, занимаются этим в редакции молодежь или люди старшего возраста.

— У нас в редакции?

— Да.

— У нас небольшой штат, и в основном работают люди среднего поколения. Мы же не «Комсомольская правда».

— Понятно. Если хотите, спросите меня, я отвечу на интересующие вас вопросы.

— Среди рабочей молодежи какое течение наиболее сильно, наиболее заметно?

— Я бы разделил рабочую молодежь на три категории. Первая — это рабочие как таковые, которые хотят посвятить свою жизнь рабочим профессиям. Вторая — это залетные рабочие. Они или хотят заработать стаж, или иметь в анкете данные, что он рабочий. Это ценится. Это престижно в некоторых учреждениях. Третья категория — ребята, которые никуда не попали. Это очень разные люди. И по интересам, и по запросам. Вот у нас в бригаде пять человек, и мы подобрались так, что у нас интересы общие. Какие интересы? Музыка, развлечения. Я недавно женился, и у нас с женой нет телевизора. Но он и не нужен. Мы нашли свой способ развлечения, именно с моими друзьями. Ко мне приезжают ребята в гости, и мы ездим в гости. Беседуем. Как раз на эти темы, которые вас интересуют.

— Скажи, Саша, в сегодняшние молодежные компании входят ребята разных кругов: допустим, рабочий, студент, школьник? Или компании эти замкнуты: рабочий парень не попадет в компанию студентов и наоборот.

— Есть компании рабочие, но надо выделить рабочих-учащихся. Они выделяются из просто рабочих.

— Саша, ты дружишь с одноклассниками, которые сейчас учатся в институтах?

— Поддерживаю отношения с двумя. Остальные так странно на меня посмотрели, когда я пошел в рабочие. У меня семья-то интеллигентная. На меня и родители посмотрели странно, когда я стал рабочим. Но я хочу попробовать себя. Я не хочу заработать стаж, а именно хочу остаться рабочим на всю жизнь. Я хочу произвести на себе эксперимент: попробовать все.

— Саша, а ты не поступал в институт или поступал, но не прошел?

— Понимаете, у меня была возможность… скажем, неправильная, то есть блатная, поступить в медицинский, но я отказался. Не столько потому, что мне претит поступлению по блату, а захотелось попробовать свои силы именно в рабочей среде. До того, как пришел на предприятие, я дружил с ребятами-интеллектуалами, и они отзывались о рабочих свысока. А я хотел понять, что это за люди — рабочие. Именно разобраться.

— Скажи, Саша, что тебе больше всего не нравится в среде рабочей молодежи, и что кажется в ней интересным, отличающим от сверстников-студентов и т. д.

— Понял. Во-первых, пугает пассивность. И в то же время радует дремлющая активность. Именно эта активность может через некоторое время проявиться. Если в этом будут способствовать. Но нужны какие-то новые формы. Я, конечно, не специалист, но это, по-моему, ясно каждому.

— А пьют ребята много?

— Очень много. Страшно много. Стыдно смотреть. Но есть ребята, которые на пьянство смотрят как на норму, а есть те, которые хотят работать и не пьют. Но их, правда, меньше.

— Саша, ты сейчас живешь самостоятельно, или вам помогают родители?

— Уже два месяца живу полностью самостоятельно. До этого мне помогали родители.

— Саша, если не секрет, сколько ты зарабатываешь?

— 180 рублей.

Знакомьтесь: Михаил Остафьев. Это имя вам ничего не говорит? Совершенно верно. Популярности Миша никогда не искал. Но, думаю, после того, как я представил его, кто-то вспомнит: как же, какже… Встречались.

Род занятий? Как бы попонятнее сказать… Мошенник? Одурачиватель людей, голодных до дефицита? Спекулянт? Герой «толкучек»? Их жертва? Ладно. До поры до времени оставим этот вопрос открытым.

Когда мы познакомились, Михаилу исполнилось 19 лет, он закончил вечернюю школу. Работал лаборантом в одном из научно-исследовательских институтов.

Если считать, что глаза перископ души, то, посмотрев в глаза Михаила, можно догадаться, что на душе у него неспокойно. Хотя сам он это отрицает. Но об этом позже.

Мы встретились не случайно, а намеренно. По крайней мере, я уже был о нем наслышан и к встрече этой стремился. Проговорили мы несколько часов. Отвечал он на мои вопросы предельно искренне — вы сможете убедиться в этом.

Михаил знал, что именно интересовало меня в его биографии, о каких именно нервных точках нашей жизни пойдет беседа.

— Как я понял, вас интересует система нашего производства?

— Да, — кивнул я.

— Покупали майки за 3 рубля, ставили трафарет западногерманской фирмы, заклеивали в целлофановые пакеты и продавали за 10–15 рублей. Размер ходовой — 46.

— Миша, не так быстро и подробнее. Сколько вас? Кто покупал? Сколько продали?

— Нас двое. Художник ставит трафареты, я сбываю продукцию. Чаще всего — у комиссионных магазинов. Изготовили и продали сто маек. Стоишь спокойно, подходят всякие люди, тихо спрашивают: «Что есть?» Отвечаешь. Кто скажет: «Дорого…» — не торгуешься. Кинешь ему: «Поищи дешевле». А где он поищет? Чаще всего покупали взрослые, но ясно для кого — для детей. Потом…

— Миша, меня очень интересует, с чего это началось. Не каждый твой ровесник сможет выйти к комиссионному магазину?.. Что-то должно измениться в самом человеке перед тем, как шагнуть в толпу у комиссионного?